Читать книгу "Малиса в Подмирье - Дженни Дженнингс"

вместе с обычными людьми. Но при этом, увы, ни в одном мире они не чувствовали себя абсолютно на своём месте: для Подмирья они были слишком живыми, а для Верхнего Мира – слишком пакостными.

Малиса повертела карточку в руках, а потом отбросила в сторону. А что ещё ей оставалось? Не может же она, в самом деле, участвовать в расследовании против своих родителей! Да, конечно, они злобные, испорченные и эгоистичные, но всё-таки они её родители. Уже не в первый раз Малиса чувствовала себя как в западне: с одной стороны, ей хотелось поступать так, чтобы родители были ею довольны, а с другой – она ничего не могла поделать с желанием поступать так, как подсказывало ей сердце. Карточка, кружась, упала на землю. Прикусив губу, Малиса смотрела, как её постепенно засыпает палой листвой, а потом побрела домой, стараясь не думать о пропавших привидениях-дедушках.

4

Не наши проблемы

Когда Малиса вернулась домой, Ма была занята: она мастерила на кухне бомбы-вонючки. Над колбами, которыми был заставлен весь кухонный стол, вились клубы зловонного зелёного дыма. Ма, как обычно, напевала за работой скрипучим голосом страдающей запором банши.

Длинная и тощая, как цапля, Ма казалась ещё выше из-за каблуков-шпилек – таких высоких, что порой её туфли больше напоминали ходули. И ещё она всегда носила бюстгальтер на восемь размеров больше нужного – чтобы прятать драгоценности и безделушки, когда они с Па ходили на свой воровской промысел. От этого платье всегда сидело на ней как-то странно, словно она держала за пазухой пару живых хорьков.

– Видела сейчас в сквере дядю Язву, – бездумно обронила Малиса. История о пропадающих призрачных дедушках всё ещё вертелась у неё в голове.

– Что? – спросила Ма, отвлекаясь от своих бомб. Туго завитые букли пружинками запрыгали вокруг её лица.

Малиса нервно сглотнула.

– Я встретила в сквере дядю Язву, – повторила она. – Он ведёт расследование дела об исчезающих дедушках. – Малиса пристально вглядывалась в лицо Ма, пытаясь уловить в нём признаки вины или догадаться, не знает ли Ма что-нибудь о пропавших привидениях. Но Ма смотрела на неё с таким же кислым выражением, как и всегда.

– Обычное дело! – фыркнула Ма. – Вечно он норовит сунуть свой клюв в любое честное надувательство. Надеюсь, ты сказала ему, чтобы он не тянул лапы, куда не просят! Ишь, доброхот нашёлся!

Ма всегда выглядела так, словно её кто-то непрестанно щиплет. Её неодобрительно сжатые тонкие губы были густо намазаны красной помадой, причём так криво, словно она красилась в машине, скачущей по ухабам. Причём крепко зажмурившись.

– И он просил меня помочь ему с расследованием, – добавила Малиса.

– Помочь?! Послушай, Малиса Патология Злобст… – Малиса знала: если Ма называет её полным именем, значит, без головомойки не обойдётся. – Мы в чужие дела не лезем, ясно? Нам своих хватает. Пусть другие разгребают свои проблемы сами.

– Но ведь привидения куда-то пропадают! – сказала Малиса.

– А нам-то что? – огрызнулась Ма. – Это же не наши привидения! Значит, и проблемы не наши.

В кухню, протирая заспанные глаза, ввалился Па. За ним, как всегда, тянулся рой мух, кружащих над его сальной головой. Па был толстый круглый коротышка; стоя рядом с Ма, он едва доставал макушкой до её преувеличенно огромного бюста. Па считал себя деловым человеком, поэтому и одевался в деловой костюм, хотя пуговицы его пиджака перестали застёгиваться ещё в 1972 году, когда у Па начало быстро расти пузо.

– Из-за чего сыр-бор? – хмуро осведомился он.

Ма упёрла руки в костлявые бёдра:

– Язва, видите ли, попросил Малису помочь ему с расследованием.

Этого было достаточно, чтобы Па мигом так разъярился, что все кухонные привидения дружно юркнули в укрытие за посудным шкафом.

– Помочь?! – взревел Па. – Мы никому не помогаем! Наш дом – наша крепость, а прочее нас не касается! – Грудь его ходила ходуном от надсадного рёва, рубашка с трудом выдерживала напор живота – словно ветхая сеть, в которую попалась раздувшаяся рыба-шар. С потолка посыпались куски штукатурки.

– Вот-вот, я ей так и сказала! – возмущённо вторила ему Ма.

– Не для того мы тебя воспитывали, чтобы ты кому-то ПОМОГАЛА! – Па так бушевал, что даже его бледное одутловатое лицо слегка порозовело. В отличие от Ма, губы у Па были большие и влажные, как у трески, и когда он злился, они начинали дрожать будто сами собой. Сейчас они тоже тряслись, словно студень.

Ма, довольная, что ей удалось довести Па до приступа бешенства, сложила руки на груди и втянула без того впалые щёки:

– Готова поставить два шиллинга, что она всё утро КНИЖКИ почитывала, пока мы с тобой пакостничали на износ!

– Книжки! – гневно бросил Па, словно плюнул. – Книжки! Книги означают чтение, чтение – это образование, а образование – это знания. – Он понизил голос до сиплого шёпота. – Корень всего д-д-д-добра! – Он брезгливо передёрнул плечами и, воздев руки, негодующе простонал: – Где?! Где мы допустили ошибку, когда растили тебя?!

– Делаешь-делаешь для них всё самое худшее – и вот чем они тебе отплачивают, – визгливо всхлипывала Ма, утирая глаза спитым чайным пакетиком.

– Вообще-то книги не такие уж плохие, – попыталась урезонить родителей Малиса. – Они очень интересные! И вы сами наверняка почерпнули бы из них кучу всяких занятных пакостей, если бы читали то, что нужно.

– А самое обидное, – сквозь рыдания выдавила Ма, пошатываясь на своих высоченных шпильках, – что она даже не утруждает себя враньём!

– Вот-вот, с этого всё и начинается! – рявкнул Па. – Сегодня они читают книжки – а завтра уже начинают убирать мусор на улицах! Даже думать об этом тошно! – Его так и затрясло от омерзения.

– Нет, эти её выходки меня просто доконают, – пожаловалась Ма, закатывая глаза и обмахиваясь капустным листом. Потом она перевела взгляд на Малису и прикрикнула: – Ступай отсюда и как следует подумай над своим поведением, юная леди!

– Простите, – пробормотала Малиса, убираясь с кухни.

Она знала, что родители её любят, но они совершенно, совершенно её не понимают. И это очень грустно. Порой Малиса чувствовала себя настолько непохожей на них, что казалась себе посторонней в собственной семье. Для всех она была чужой – и для обычных обитателей квартала Блаженства, и для родных. «Где же тогда моё место?» – грустно размышляла она.

Сейчас, шагая по тёмным коридорам и запущенным комнатам дома, она направлялась к Дедуле. Проходя мимо обветшавшего бального зала, она услышала, как хнычет во сне её сестрёнка. Колыбелькой Антипатии-Розе служила большая