Читать книгу "Карма - Лорен Биел"

отца.

Однако думать о будущем почти абсурдно. Я не питаю иллюзий относительно того, что ожидает нас ночью. То, что мы запланировали — очень рискованно. Мы можем столкнуться лицом к лицу с чем-то таким, с чем не сможем справиться. Но я должна попытаться. Сегодня вечером или мы убьем, или убьют нас.

Исторически сложилось так, что люди на улицах подвергаются наибольшему риску. Студенты колледжа, которые не знают, что происходит, потому что школы не хотят отпугивать крупных бизнесменов по эту сторону Колорадо. Иногда жертвами становятся такие люди, как мой отец, который просто возвращается домой с работы. В любом случае, они убивают ни в чем не повинных гребаных людей. Честно трудящихся. Я никогда не видела, чтобы богатого человека замочили прямо на тротуаре.

Сегодня нигде не встретишь высокомерных богатеньких женщин на мерседесах, которые бесцельно слоняются по магазинам.

Это заставляет меня задаться вопросом, что они знают то, чего не знаем мы.

Я беру пистолет Сэма и направляю дуло к потолку.

— Давай выясним, кто убил моего отца.

Остаток дня тянется медленно, но я максимально сосредоточен каждую гребаную минуту. Как только солнце садится, таймер над моей головой начинает вести обратный отсчет. Я сижу на крыльце и смотрю, как большой желтый шар становится оранжевым и опускается за горизонт.

На мой телефон приходит сообщение от Адама:

Я достаю список из кармана. После того, как мы появимся на вечеринке и спрячем свои лица под масками, мы с Адамом уйдем. Имена из списка словно пристально наблюдают за мной. Я уже вычеркнул многих, оставив только семьи Грейнджер и Робертсон.

Пришло время надеть мой убийственный наряд. Я не совсем понимаю, зачем они требуют, чтобы мы наряжались. Я слышал, что секс там дикий, так что, похоже, лучше было бы, если бы было меньше одежды, а не все эти лишние ткани. Лично о сексе на вечеринке мне не довелось узнать. Я был полумертвым, когда последний раз был на этом мероприятии, а секс вообще тогда был моей последней мыслью.

Мой приталенный костюм плотно прилегает к мышцам, а под черным пиджаком в тонкую полоску надета черная рубашка. Воротничок накрахмален и отглажен. Не думаю, что я когда-либо выглядел так хорошо. Адам сказал, что я не могу прийти без пиджака, но я планирую снять его, прежде чем мы устроим веселый переполох. Думаю, это справедливый компромисс.

Пружинистым шагом я приближаюсь к машине, сев в нее, направляюсь в сторону гор. Я никогда не заходил в хижину добровольно, и я даже не помню извилистых дорог или массивных деревьев, скрывающих ее. Увидев озеро справа, я понимаю, что уже близко. Несмотря на то, что я был изможден и напуган, этот водоем запечатлелся в моей памяти. Хижина частично нависает над озером, что поглощает бо̀льшую часть криков, оставляя после себя умиротворяющую тишину.

Моя рука дрожит, когда передо мной материализуется сцена из моей памяти. Мой разум пытается забыть ту ночь, но мое тело всё еще помнит боль и безнадежность. Оно помнит пытки.

Кто познал боль, причиняет ее другим. Не так ли говорится в пословице? Должно быть, им было очень больно, учитывая, что они сделали со мной. Теперь я причиняю боль другим, провожая в последний путь.

Я паркуюсь среди множества машин, расставленных вдоль стен хижины. Для сторонних наблюдателей это выглядит как обычная частная вечеринка на озере. Но я знаю, что ждет меня внутри, и когда иду по мощеной дорожке ко входу, горло свело спазмом, воздух с трудом вырывается из моих легких.

У двери меня встречает крупный мужчина в костюме. Он поднимает руку и останавливает меня на полпути. Он ничего не говорит, просто водит металлодетектором у меня за спиной, нависая над моим затылком. Устройство издает звуковой сигнал и мигает зеленым.

— Мистер Блейкли, — говорит он и впускает меня внутрь.

Они меня чипировали? Означает ли это, что они всегда следят за мной? Или чип просто сообщает, мои координаты, как у гребанного потерянного питомца? Получается, я дома?

Моя рука обхватывает дверную ручку, и я открываю дверь в место, которое совершенно не ощущается как «дом». Меня встречают золотые отблески на фоне полнейшей черноты. Стройный мужчина в черной маске вкладывает мне в руки маску черного волка. Пешки — вроде меня — и дети старейшин носят черные маски.

Адам — старейшина, мне интересно, есть ли он среди людей, толпящихся в центре комнаты.

Мое внимание привлекают красные ленты, я провожаю взглядом воздушную шелковую дорожку к потолку. Мужчины и женщины кружатся в ткани, их тела изгибаются и свисают каким-то совершенно нереальным образом. Я поворачиваюсь и замечаю женщину, свисающую вниз головой с балконных перил. У нее полностью перерезана шея, и кровь стекает каскадом на башню из маленьких стаканчиков.

Десять лет назад на этом месте мог быть я. Обескровленная жертва для утоления жажды.

Я смотрю на балкон, со второго этажа золотым маскам открывается лучший вид на главный этаж. Кто-то запрыгивает мне на спину, и его золотая маска птицы оказывается рядом с моей.

— Эй, Нокс! — говорит он, я узнаю его голос. Это Адам.

Я внутренне съеживаюсь, но понимаю, что не стоит открыто показывать свое презрение. Прочищаю горло и выдавливаю из себя как можно убедительнее:

— Эй!

Адам вышагивает передо мной, как гордый павлин в море костюмов. Судная ночь дает возможность каждому рожденному в «Исходе» человеку почувствовать себя властелином мира. Я уверен, что мысленно он ступает по воде, а не по твердому полу у нас под ногами. В своей голове он представляет себя Богом.

Адам натягивает маску на лицо. Резкий наклон золотого клюва придает ему зловещий вид, делая похожим на чумные маски семнадцатого века.

— Ты готов к сегодняшнему вечеру? — спрашивает он.

— Если бы был не готов, меня бы здесь не было.

Он сжимает мою рубашку под пиджаком и трясет меня. Мне хочется вцепиться ему в глотку. Он слишком перевозбужден, предполагаю, что перед игрой он попробовал что-то потяжелее предлагаемого алкоголя. Словно в доказательство, он отступает назад, достает из кармана пакетик с белым порошком и нюхает его, белая полоска исчезает с его руки.

— Полегче, — предупреждаю я.

— Сегодня ночь, когда мы можем делать всё, что захотим. Кайфовать, трахаться, убивать. Это место наше, твою мать! — говорит он, его голос повышается с каждым слогом, пока он не начинает кричать. Артерии и вены на его шее напрягаются под тонкой кожей. У этого чувака