Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

Розина размышляла. Теперь она была уже не так уверена в том, что Стефена следует везти именно к Серралю… Но вскоре громкий «голос» его реноме перекрыл все туманные и тенденциозные возражения военврача, и, когда автомобиль въехал в Париж, она сказала Феликсу:

– На улицу Галилея!

В этот час, свободный от пробок, они доехали туда довольно быстро.

Клиника – настоящий белый дворец – была ярко освещена.

Как только Стефена уложили на каталку, военврач откланялся, оставив визитную карточку и сказав несколько ободряющих слов, что немного подняло его в глазах молодой женщины.

Ночной интерн, облаченный в белоснежный халат, сообщил Розине:

– Профессору Серралю уже позвонили. Мэтр будет здесь через пару минут.

Эти слова стали для Розины бальзамом. Она так опасалась, что этого принца науки может не оказаться в городе или же что он согласится осмотреть Стефена лишь утром! Но он здесь! И сейчас приедет! Он! Как же ей повезло, что он, этот ученый с мировым именем, сейчас в Париже и готов прийти на помощь!

Медсестра провела Розину в изысканный, но в то же время простой белоснежный холл, казавшийся вырезанным в айсбергах.

Столь же ледяная медсестра объяснила, что Стефена отвезли в смотровой кабинет, и поинтересовалась, не нужно ли чего-нибудь самой мадам Орлак.

Послышался приглушенный гул мотора, затем кто-то быстро прошел по вестибюлю, и перед Розиной предстал Серраль, этот новый калиф на час.

Он был высокий, стройный, спортивного сложения, с торсом атлета и поразительно чистым и холодным лицом статуи.

Без лишнего обмена любезностями, выказывая скорее здравомыслие, нежели сострадание, он спросил, о какого именно рода происшествии идет речь, задал несколько быстрых, четких, хорошо продуманных вопросов и назвал Розину «милочкой».

Все это происходило, пока он снимал пиджак, оголял мускулистые руки и надевал блузу без рукавов, которую поднесла другая медсестра, словно священническое облачение.

Когда он вышел, стенные часы пробили пять утра. За окнами все еще стояла кромешная тьма.

Камердинер принес и поставил на геридон[8] маленькую бутылку «Поммери».

Оставшись одна, Розина – как, похоже, то и было предписано ей Серралем – выпила бокал шампанского, затем опустилась в чрезвычайно удобное ковшеобразное кресло из белого сафьяна, и царящая кругом тишина показалась ей почти оглушающей.

Что ей сейчас сообщат? Где-то, в глубинах этого храма, один из жрецов разума, склонившись над зияющими ранами, читал по ним, как прорицатели Античности, будущее. Вот-вот эта белая дверь откроется перед провозвестником грядущих времен, глашатаем жизни или смерти…

Ах! Эта дверь! Розина не могла отвести от нее взгляда. Ослепительная створка была для нее вратами в пространство, уходящее в бесконечную даль…

И вдруг, прямо на пороге этой двери, отчетливо выделяясь на белом фоне, обрисовалась темная фигура, застывшая с разведенными в стороны руками в непоколебимой и строгой позе.

Призрак с места катастрофы нарушил ее уединение. Он был здесь.

Это была не иллюзия, не мираж, а вполне реальная тень, очерченная пылающей каймой, – некое существо, внезапно материализовавшееся из тайны. Ему не хватало лишь движений и слов. Но какое движение могло бы быть более выразительным, чем этот застывший жест, и какие слова могли бы более четко выразить это волеизъявление: «Прохода нет!»

Розина вскочила на ноги. От волнения и беспокойства ее ладони словно покрылись корочкой льда.

Но тут дверь открылась, и в том месте, где только что стоял черный призрак, возник белый сверхчеловек.

Он отнес замешательство мадам Орлак на счет вполне объяснимой нервозности ожидания и постарался тут же ее успокоить.

– Милочка, – сказал он ей, – еще не все потеряно. Могло быть и хуже. Но у нас многочисленные переломы, а именно – правой ноги, обеих рук, головы (избавлю вас от медицинских терминов). Через пару минут проведем операцию, а завтра утром – еще одну, от которой все и будет зависеть.

– А имеются какие-нибудь внутренние повреждения? – пробормотала Розина.

– Нет, и перелом черепа – единственное, что меня беспокоит. Должен, впрочем, сказать, что я преисполнен надежды и, если в ближайшие сутки не произойдет кровоизлияния в мозг, раненого можно будет считать спасенным.

Вестник не провозгласил ни жизни, ни смерти, но он принес надежду, и этого оказалось достаточно для того, чтобы Розина благословила его – этого пионера знаний, человека прогресса, человека дня завтрашнего, живущего среди нас сегодня!

Он добавил:

– Желаете, чтобы вам приготовили здесь комнату?

Розина с радостью согласилась. Она чувствовала себя легкой, словно вес ее и в самом деле уменьшился. Только теперь она подумала о том, чтобы взглянуть на себя в зеркало.

Ее платье и меха превратились в лохмотья; разодранные туфли напоминали о хождении среди обломков. Ее красивое лицо было уставшим, бледным, запачканным грязью, пылью и кровью.

Стефена уже перевезли в операционную. Розине сказали, что она сможет увидеть его лишь днем, поэтому она решила съездить домой – успокоить слуг, привести себя в порядок и переодеться, – а затем вернуться в клинику со всем необходимым для пребывания там в течение какого-то времени.

Уже начинало светать.

На протяжении всего пути с улицы Галилея до улицы Гинемера мадам Орлак не покидала мысль о призраке.

Теперь, когда все стало более-менее ясно, теперь, когда в ней пела надежда и нервы ее чуть расслабились, этот фантом терял добрую часть своей реалистичности. Она упрекала себя за то, что не обернулась, не присмотрелась к нему в те два его появления. Это человеческое пятно, это мрачное привидение, возможно, было всего лишь отбрасываемой кем-то тенью… Да и осознавала ли она, что делала этой ночью? В полной ли мере владела собой?..

Но черты трупа запечатлелись в ее памяти. Проживи она даже сто лет, монжеронский Мефисто продолжил бы являться к ней в фантазиях, как некоторые персонажи романа, театра или кино.

И таким было настроение Розины, что – то ли в шутку, то ли всерьез – она нарекла призрака мелодраматичным именем, назвав его Спектрофелесом!

О сила молодости, надежды, рассвета и шампанского! По прибытии на улицу Гинемера она вдруг поймала себя на том, что улыбается.

В прихожей ее встречали трое слуг: Александр, его жена Эстер и Сесиль, дородная кухарка.

Они бодрствовали всю ночь.

Найдя в их преданности дополнительное утешение, Розина обрисовала им ситуацию в чересчур оптимистичных тонах и, отказавшись от их услуг, отправила их наслаждаться целительным сном. Что они и поспешили сделать.

Розина прошла в столовую.

Приготовленный к возвращению Стефена ужин так и остался стоять на столе. Цветы, два прибора нагоняли тоску; да и вся обезлюдевшая квартира на рассвете бесцветного дня имела совсем не романтический вид.

Все в ней говорило об отсутствующем Стефене.