Читать книгу "Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант"

они выражают ему свою лояльность и даже симпатию как человеку явно доброй воли; но почти все предлагают ему разделить свои проблемы и полномочия с выборной ассамблеей, которая вместе с ним составит конституционную монархию. Ни один не упомянул о божественном праве королей. Все требовали суда присяжных, конфиденциальности почты, умеренных налогов и реформы законодательства. В дворянских кассах говорилось, что в предстоящих Генеральных штатах каждый из орденов должен заседать и голосовать отдельно, и ни одна мера не должна становиться законом, если она не одобрена всеми тремя сословиями. Каиры духовенства призывали покончить с религиозной терпимостью и обеспечить полный и исключительный контроль над образованием со стороны церкви. В каьерах третьего сословия отражались, с разной степенью акцентированности, требования крестьян о снижении налогов, отмене крепостного права и феодальных повинностей, введении всеобщего бесплатного образования, защите ферм от посягательств охотников и зверей сеньоров; и надежды среднего класса на карьеру, открытую для талантов независимо от происхождения, на прекращение транспортных пошлин, на распространение налогов на дворянство и духовенство; некоторые предлагали, чтобы король ликвидировал бюджетный дефицит путем конфискации и продажи церковной собственности. Первые этапы Революции уже были намечены в этих журналах.

В этом скромном обращении короля к своим гражданам было заметно отклонение от беспристрастности. Если за пределами Парижа правом голоса обладал любой человек, заплативший налог, то в Париже голосовать могли только те, кто заплатил налог в размере шести ливров и более. Возможно, король и его советники не решались оставить 500 000 санкюлотов выбор людей, которые должны были представлять в Генеральных штатах лучший интеллект столицы; демократическая проблема качества против количества, получения мозгов путем подсчета носов, возникла здесь накануне Революции, которая в 1793 году должна была провозгласить демократию. Таким образом, санкюлоты остались в стороне от законной драмы, и им дали понять, что только силой своего количества они могут выразить свою малую часть общей воли. Их услышат, за них отомстят. В 1789 году они возьмут Бастилию, в 1792-м свергнут короля, в 1793-м станут правительством Франции.

ГЛАВА II. Национальное собрание 4 мая 1789 года — 30 сентября 1791 года

I. ГЕНЕРАЛЬНЫЕ ШТАТЫ

4 мая 621 депутат Третьего сословия, одетый в буржуазную черную одежду, за ними 285 дворян в шляпах с плюмажем и в одежде из кружев и золота, затем 308 представителей духовенства — их прелаты отличались бархатными мантиями, потом министры короля и его семья, затем Людовик XVI и Мария Антуанетта, все в сопровождении войск, воодушевленные знаменами и оркестрами, промаршировали к назначенному месту встречи — Залу мелких развлечений (Hôtel des Menus Plaisirs), расположенному на небольшом расстоянии от королевского дворца в Версале. Гордая и счастливая толпа шла за процессией; некоторые плакали от радости и надежды,1 видя в этом кажущемся союзе соперничающих орденов обещание согласия и справедливости под властью благосклонного короля.

Людовик обратился к объединенным делегатам с признанием близкого банкротства, которое он объяснил «дорогостоящей, но почетной войной»; он попросил их разработать и утвердить новые средства для увеличения доходов. После этого Неккер в течение трех часов вел статистику, которая сделала скучной даже революцию. На следующий день единство исчезло; духовенство собралось в соседнем малом зале, дворяне — в другом; каждый орден, по их мнению, должен обсуждать и голосовать отдельно, как на последнем Генеральном штате 175 лет назад; и ни одно предложение не должно становиться законом, не получив согласия каждого ордена и короля. Позволить отдельным голосам собравшихся депутатов решать вопросы означало бы отдать все на откуп Третьему сословию; уже было очевидно, что многие представители бедного духовенства встанут на сторону простолюдинов, а некоторые дворяне — Лафайет, Филипп д'Орлеан и герцог де Ларошфуко-Лианкур — проявляли опасно либеральные настроения.

Началась долгая война нервов. Третье сословие могло подождать, поскольку новые налоги требовали их одобрения, чтобы получить общественное признание, а король с нетерпением ждал этих налогов. Молодость, энергичность, красноречие и решительность были на стороне простолюдинов. Оноре-Габриэль-Виктор Рикети, граф де Мирабо, принес им свой опыт и мужество, силу своего ума и голоса; Пьер-Самюэль дю Пон де Немур предложил свои знания экономики физиократов; Жан-Жозеф Мунье и Антуан Барнав принесли им юридические знания и стратегию; Жан Байи, уже известный как астроном, охладил своим спокойным суждением их возбужденные дискуссии; а Максимилиан де Робеспьер говорил с упорной страстью человека, который не замолчит, пока не добьется своего.

Робеспьеру, родившемуся в Аррасе в 1758 году, оставалось прожить всего пять лет, но большую часть из них он будет находиться вблизи или в центре событий. Его мать умерла, когда ему было семь лет; отец исчез в Германии; четверо сирот воспитывались родственниками. Искренний и прилежный ученик, Максимильен получил стипендию в парижском Коллеж Луи-ле-Гран, защитил диплом юриста, практиковал в Аррасе и приобрел такую репутацию за свои выступления в поддержку реформ, что был в числе тех, кого послали от провинции Артуа в Генеральные штаты.

У него не было никаких достоинств внешности, которые могли бы подкрепить его ораторское искусство. Его рост составлял всего пять футов три дюйма — единственная уступка краткости. Его лицо было широким и плоским, изрытым оспой; его глаза, слабые и очкастые, были зеленовато-голубыми, что дало Карлайлу повод называть его «морским зеленым Робеспьером». Он выступал за демократию и защищал избирательное право для взрослых мужчин, несмотря на предупреждения о том, что это может привести к тому, что наименьший общий знаменатель станет правилом и нормой для всех. Он жил просто, как пролетарий, но не подражал брючным санкюлотам; он аккуратно одевался в темно-синий фрак, бриджи до колен и шелковые чулки; он редко выходил из дома, не одевшись и не припудрив волосы. Он жил у столяра Мориса Дюплея на улице Сент-Оноре; обедал за семейным столом и довольствовался восемнадцатью франками в день, которые ему платил его заместитель. С этого пятачка земли ему вскоре предстояло переместить большую часть Парижа, а затем и всю Францию. Он слишком часто говорил о добродетели, но сам ее практиковал; суровый и упрямый на людях, в личных отношениях «он был великодушен, сострадателен и всегда готов служить»; так говорил Филиппо Буонарротти, который хорошо его знал.2 Он казался