Читать книгу "Овация сенатору - Данила Комастри Монтанари"

вносит некоторую изюминку в это приключение, делает его, как бы это сказать, более пикантным. Риск действует на меня как хороший стимулятор.

— Однако в поисках ярких впечатлений ты пропустил большое событие. Только что возле Фору, ма Августа напали с ножом на Антония Феликса, когда он выходил из твоего паланкина и в твоей одежде!

— Аврелий, Аврелий, как ты? — вскричала Помпония, вбегая в таблинум и едва не столкнувшись со стражами порядка, уходившими после допроса сенатора.

Только убедившись, что друг цел и невредим, матрона тяжело опустилась на триклиний.

— У меня просто сердце в пятки ушло, когда сказали, что ты убит! — призналась она.

— Не волнуйся, госпожа, ничего не случилось. Хозяину всегда благоволит Фортуна, — утешил её секретарь. — Пошлю слугу успокоить Сервилия, твоего благородного супруга, и приготовлю тебе что-нибудь покрепче.

— Спасибо, Кастор, но я на диете, — заколебалась Помпония, которая стоически держалась, пытаясь сбросить вес. — Врач позволяет мне только чистую воду.

— Вода сильно раздувает желудок, а вино забирает жир! — назидательно поведал александриец, наливая матроне хорошо выдержанное фалерн-ское. — Это поможет тебе расслабиться в ожидании, пока Ортензий приготовит ужин.

Повар Публия Аврелия славился как лучший в городе, и, услышав его имя, любительница поесть испытала сильнейшее искушение.

— Прошу тебя только салат-латук и соус песто из разнотравья… — нерешительно согласилась она.

— Именно эту приправу Ортензий использует, готовя свои знаменитые пирожные! И тебе непременно понравится спаржа под уксусом, тоже прекрасное средство для похудения.

— Лишь бы только в нём не было ничего…

— Конечно, ничего! Всего лишь дюжина желтков и несколько ложек лучшего критского оливкового масла, — заверил Кастор.

Через минуту Помпония, только и ожидавшая, чтобы её уговорили приняться за еду, расположилась рядом с сенатором на триклинии в открытой виноградной беседке.

— Весь Рим переполошился, когда прошёл слух, что покушались на жизнь сенатора. К счастью, убийца ошибся. Нет, я ничего не имела против Антония, однако — между нами говоря — его смерть не кажется мне такой уж большой утратой, — безжалостно призналась матрона, дав себе волю после длительного голодания.

Аврелий чувствовал себя неловко, едва ли не виноватым перед человеком, которого убили вместо него.

— Антоний Феликс был хорошо известен в городе. Безусловно, его смерть опечалит многих женщин, начиная с жены, которая, как говорят, беременна, — сказал он.

— Вдова, а ведь ей не исполнилось ещё и двадцати! Для неё это тяжёлый удар, — согласилась Помпония. — Но скажи мне, ты хоть представляешь, кто мог хотеть твоей смерти?

Сенатор развёл руками:

— Нет, совершенно не представляю… У меня нет врагов в этом мире!

Кастор, подносивший в этот момент кратер[8] с горячим сединским, громко расхохотался.

— А что тут смешного? Ты знаешь кого-нибудь, кто хотел бы убить меня? — в изумлении спросил сенатор.

— Да сколько угодно, хозяин! — ответил грек. — Все, кого ты высмеивал и над кем шутил, прежде всего. Или те, чьих жён ты соблазнял. Спустись с небес на землю, мой господин! — добавил он, видя удивление Аврелия. — Ты прекрасно знаешь, что тебя не всегда радостно встречают. К тому же ты слишком богат, одного этого достаточно, чтобы вызывать зависть. Кроме того, проявляешь слишком мало уважения к тому, что твои сограждане считают или притворяются, будто считают, священным, — к таким ценностям, как семья, религия, старинные обычаи предков и прочие подобные глупости. Если добавить к этому немалую дозу патрицианской гордости и непомерную удачу в любовных делах, согласись, причин ненавидеть тебя предостаточно.

— Кастор прав. Ты не можешь притворяться, будто тебя это не касается и ничего не случилось! — согласилась Помпония.

— Завтра пойду и выражу мои соболезнования Токулу. Сможешь к этому времени добыть какие-нибудь сведения о его семье? — спросил патриций, надеясь, что преступление окажется простым сведением счетов, к чему он не имеет никакого отношения.

Глаза любопытнейшей матроны загорелись.

Собирать сплетни, скандалы и слухи было её любимейшим занятием. Для неё очень редко оставалось секретом даже то, что происходило в опочивальне Мессалины, поскольку сведения Помпонии поставляла целая сеть осведомителей из служанок, рабов, портных и цирюльников, которую она содержала за свой счёт.

— Между тем Сервилий знает обо всём, что происходит в городе, и может сообщить что-нибудь интересное о Пауле Метронии, новом консуле, — подсказал секретарь, который ставил обманутого мужа во главе списка подозреваемых.

— Зачем это? — удивилась матрона.

— Из любопытства, поспешил сбить её со следа Кастор. — И на твоём месте, хозяин, я бы также не сбрасывал со счетов Лентуллия, банкира Корвиния, старейшину Сената Аппия Остиллия, министра Нарцисса и многих других, которым ты наступил на ногу… а также нашу прелестную императрицу.

— Если это кто-то из них, то мне нет спасения, — ответил Аврелий едва ли не со смирением в голосе. — В Риме наёмный убийца стоит меньше роскошной куртизанки!

— В таком случае вооружи рабов и выходи только в сопровождении охраны! — потребовал александриец.

— Нет, Кастор… — покачал головой патриций. — Это всё равно что собственными руками запереть себя в Мамертинскую тюрьму. Есть только один способ, каким я могу защититься: узнать, кто и почему убил Антония Феликса. Так что за работу!

III

ЗА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ДО ИЮНЬСКИХ КАЛЕНД

Дом Токула на окраине Субуры во многом походил на своего хозяина: невысокий и невзрачный, хотя при этом выглядел вполне благополучно.

На первом этаже, помимо узкой входной двери, размещалось множество теснивших друг друга, занимавших каждый клочок свободного пространства мастерских и небольших лавок, в основном, конечно, ювелирных, поскольку Токул торговал драгоценными металлами и камнями, однако занимался и тканями, и винной торговлей, и даже изготовлением печаток.

На коричневом фасаде дома красовалась голубая вывеска, а стены были голыми, без мозаики и каких-либо фресок. На втором этаже виднелись узкие арки, походившие скорее на бойницы, чем на окна, словно ревностный хозяин хотел помешать любопытным подглядывать за его личной жизнью.

На левой стороне крыши, покрытой черепицей, высилась тонкая и немного скособоченная башенка — как бы намёк на третий, так и недостроенный этаж, там же виднелась и небольшая терраса.

Нубийцы опустили паланкин на землю напротив входа.