Читать книгу "Злая кровь - Елена Таничева"

Насытившись, Софи повеселела и вспомнила, что у нее в гардеробной висят три вечерних платья, которые она ни разу не надевала, так что они вполне могут считаться новыми, хоть и не были куплены нарочно к празднику. Оставалось решить, в каком она встретит этот год: в золотистом, чернильно-лиловом или в платье модного, но немного сомнительного цвета — цвета розового шампанского. И еще Софи вспомнила, что в нынешние времена достаточно позвонить по телефону, и тебе через час доставят прекрасную пушистую елку, выросшую где-нибудь в Дании. Что и было проделано. Потом выяснилось, что Олюшка все-таки записала госпожу к парикмахеру, который вот-вот приедет… Так что настроение у Софи стало совсем новогоднее.

К приходу Мишеля ее волосы были убраны в сложную прическу. Она определилась с платьем в пользу лилового. Выбрала украшения с переливчатыми александритами, чудесно подходившими к платью. И получила от Олюшки подтверждение, что выглядит прекрасно.

Полюбоваться на себя в зеркало Софи, увы, не могла.

То, что вампиры якобы не отражаются в зеркалах, — легенда. Просто раньше зеркала делали из серебра, а потом — на основе серебряной амальгамы. Вампиры не переносят серебра, поэтому не держат зеркал в своих домах. Это было замечено Охотниками и донесено до сведения прочих смертных. Потом, правда, серебро перестали использовать при изготовлении зеркал… Однако существовала еще одна причина, по которой вампиры старались разбивать зеркала даже в тех домах, куда приходили охотиться.

Известно, что взгляд вампира гипнотизирует, завораживает добычу. Вампиры так охотятся — все, за исключением самых жестоких, которым нравится страх и боль добычи. И среди молодых вампиров бытует поверье, будто можно поймать самого себя взглядом в зеркале, да так и остаться — завороженным, неподвижным, не способным убежать от лучей рассвета. Правда это или нет, никто проверять не стремился. Вроде бы, старые вампиры в это не верили. Но, возможно, они лучше умеют контролировать свою магию?

Впрочем, Софи и не нужно было зеркало. Ведь она могла читать мысли Олюшки и видеть себя ее глазами. Так что Софи не сомневалась: сегодня она прекрасна.

Софи ждала Мишеля одновременно с радостным нетерпением и легким раздражением. Ее чувства к нему вообще были противоречивы, и Софи даже сама для себя не решила, рада ли она, что у нее есть такой верный поклонник — больше ста лет влюблен и не утратил чувство за семьдесят лет разлуки! — или Мишель все-таки действует ей на нервы, потому что назойлив, все еще сохранил некоторый налет вульгарности и вообще не ее круга.

При жизни Мишель Онучин был разбойником с Хитровки, под его началом ходила целая ватага. А Софи Протасова была дочерью действительного статского советника, аристократкой, представленной ко Двору.

И все же, когда раздался звонок в дверь, Софи обрадовалась. Постоянное, привычное, неизменное — ого, знаете ли, приятно. Мишель уже двадцать лет являлся к ней под Новый год с каким-нибудь необычным подарком и непременно с живыми цветами. Каких он только не приносил ей: корзины ландышей, мимозы, сирень, пармские фиалки, орхидеи, даже подснежники. Конечно, в нынешнюю эпоху все это добыть, привезти и сохранить куда легче, нежели сто лет назад, что несколько умаляет уникальность такого подарка… Но ведь все равно приятно!

Сегодня в тщательно укутанной корзине опять были орхидеи. Невзрачные, мелкие, блеклые, они благоухали так густо, так сладостно и пьяняще, что Софи и Олюшка долго стояли, склонившись над цветами. Наконец Олюшка заявила, что у нее разболелась голова, и ей немедленно нужно пойти подышать морозом. Схватила шубку и выбежала.

Мишель и Софи остались вдвоем. И Софи в который раз почувствовала неловкость: она совершенно не знала, о чем с ним говорить. В тысяча девятьсот девяностом, когда Софи в свите Князя вернулась в Москву, все ее встречи со старыми знакомыми были окрашены ностальгией: прежняя вражда забылась, и было радостно вместе вспоминать прошлое. Что-что, а прошлое вампиры всегда любили вспоминать. Многие только и живут воспоминаниями. И Мишель — ужасно, до ненависти раздражавший Софи в приснопамятном девятьсот девятом году, когда он нагло за ней ухаживал, пытаясь воспользоваться тем, что Князь взял себе другую наложницу, — тот самый Мишель теперь казался почти родным и почти другом. Почти. Потому что все-таки — не ее круга… И даже воспоминания у них были не то чтобы общие. Все же Софи всегда состояла при Князе, а у Мишеля был другой Мастер.

Но когда Мишель смотрит на нее, у него в глазах появляется почти человеческая страсть. Такое чувство нельзя не ценить.

Софи улыбнулась и еще раз склонилась к корзине:

— Дивный аромат. Невозможно с ним расстаться. Наверное, я сегодня никуда не пойду. Останусь в обществе этих восхитительных цветов.

Украдкой, из-под ресниц взглянула на Мишеля: поверил ли, испугался ли, огорчился ли?

Кажется, не поверил. Улыбается. Догадывается, что в таком наряде и с такой сложной прической Софи захочется куда-нибудь пойти. Да и в самом деле: встречать Новый год дома хорошо, когда есть семья. Птенцы. Близкие. Софи не создала ни одного Птенца, она была слишком слабым вампиром, чтобы дарить бессмертие. Из близких у нее был лишь слуга крови — Олюшка. И хотя Софи любила Олюшку как родную — еще бы, почти сто лет вместе! — она не собиралась проводить с ней праздничную ночь.

И вообще: хотелось чего-то необыкновенного. Хотелось испытать радость, восторг. Хотелось… хотелось почувствовать себя живой!

— Я приготовил для вас сюрприз, Софья Николаевна. Совершенно особенный подарок. Но чтобы получить его, вам придется оставить эти цветы и пойти со мной. Это не вещь, и я не могу принести ее сюда. Это впечатление. И чтобы получить впечатление, придется немножко попутешествовать.

Софи рассмеялась. Впечатление в подарок! Как чудесно! Как празднично, как правильно! Она думала — подарком опять станет какая-нибудь драгоценность или антикварная вещица. Их у нее скопилось множество: ведь Князь не забывал одаривать ее, да и помимо Мишеля у Софи были поклонники. Но впечатление? Никто никогда не дарил ей впечатлений!

— Хорошо, вы меня уговорили. Пойдемте.

Софи надела теплые сапожки, Мишель подал ей шубку. Конечно, она могла выйти в туфлях и открытом платье, это было бы красиво — сверкающие снежинки, осыпающие ее белокурые локоны, белоснежные плечи и чернильный бархат платья. Но нужно притворяться. Соблюдать Закон Великой Тайны. Не выделяться среди смертных.

Софи жила в доме дореволюционной постройки, в огромной отреставрированной квартире. Именно отреставрированной, а не отремонтированной. В ту эпоху, когда эта квартира была коммунальной, большую залу перегородили стеной, разделив на две комнаты. Теперь зале вернули первозданный облик. Даже камин восстановили — но, конечно, он не работал… А вот окна в спальне на всякий случай пришлось замуровать, хотя они выглядели просто занавешенными плотными шторами.

Обитать в окружении людей нравится не всем вампирам. Но Софи считала это и приятным, и безопасным. Хотя сейчас Охотники не свирепствуют, как раньше, но все же лишняя осторожность не помешает. И живущие рядом люди — гарантия того, что Охотники столкнутся с большими сложностями, если захотят ее уничтожить. Огонь им использовать нельзя, взрывчатые вещества тоже, и стрелять нельзя. Да и от любопытства соседей она защищена: люди сейчас хоть и не верят в нечисть, но ощущают ее инстинктивно. Мимо двери в квартиру Софи Протасовой соседи старались проходить побыстрее, на ее этаже вообще не задерживались. Правда, слухи о том, что за массивной бронированной дверью обитает фантастическая красавица, выходящая только по ночам, не утихали. Потому что если кому-то из соседей случалось припоздниться и встретить Софи… В общем, забыть ее они уже не могли. Но Софи и не пыталась заставлять их забыть. Воздействие на память требует усилий. И прилагать усилия приходилось бы слишком часто. В конце концов, какая разница? Все равно никто не верит в вампиров. Зато верят в женщин, ведущих преимущественно ночной образ жизни.