Читать книгу "В дебрях Маньчжурии - Николай Аполлонович Байков"

впечатления прошлого роились в голове. Далеко на юге, в скалистых кряжах Лянзалина кричали козлы.

– Ишь ты, раскричались, – произнес мой товарищ, вынимая изо рта короткую трубку-носогрейку – Когда-то я побил их много, а теперь не бью, – не стоит, – продолжал он, подкладывая сухие сучья в огонь. – Вот панты, – это другое дело. Или вот медведя, тигра, соболя. А мясо теперь несподручно, возиться не стоит, – одна канитель.

C этими словами он выколотил своей единственной правой рукой трубку о сапог и задумался.

Это был тип крепкого, сурового охотника-промышленника, старого таежника. Высокий сильный, закаленный девственным лесом и борьбой за существование, он производил впечатление несокрушимой мощи и железной воли. Типичное лицо его носило отпечаток затаенной грусти, хотя изредка в его серых глазах вспыхивали огоньки задорной удали и лихости.

Как и многие русские промышленники в Маньчжурии. Залесов отбыв военную службу, остался здесь, ради охоты и привольной жизни в новом девственном крае.

Вначале он занялся торговлей и женился. Но вскоре дела пошли плохо, и он всецело отдался охоте. Постоянное отсутствие из дома, иногда по месяцам, сделало то, что его жена его бросила и ушла к знакомому десятнику на дальнюю станцию; единственная дочь, любимая отцом, умерла. Не выдержала крепкая натура испытаний, и Залесов запил горькую. В пьяном виде он как-то упал с поезда, и ему отрезало левую руку повыше локтя.

Долго пролежал он в больнице и, когда выписался, очутился в жалком беспомощном положении, без крова и работы.

– Тогда-то, – говорил он, – я решил наложить на себя руку. Выбрав крепкий сук в лесу, закинул веревку и надел уже петлю на шею. Вдруг слышу, кто-то бежит ко мне и кричит: «маманды» (по-китайски подожди). Гляжу – китаец старичок. Подбежал ко мне и давай лопотать по-своему. Нечего делать, снял я петлю и пошел за ним. Оказался зверолов-таежник. С ним я года четыре промышлял зверя. Жили вместе, как братья. Спасибо ему. Человеком меня сделал. Умер бедняга в тайге, должно, от старости. Почитай, ему было годов сто.

Таков был однорукий охотник Илья Залесов, промышлявший зверя и птицу в дремучих кедровниках Лянзалина и рыбу в таежных ручьях и речках. По всей вероятности, старик зверолов, бобыль без роду и племени, умирая отдал все, что накопил за свою долгую «скитальческую жизнь», русскому охотнику, т. к. последний, по-видимому, в деньгах не особенно нуждался, охотился только по влечению своей энергичной страстной натуры. Стрельба этого однорукого промысловика была изумительна.

Винтовку он держал правой рукой, а левой культяпкой поддерживал снизу у цевья. Зачастую он бил пулей на лету фазана и утку, не говоря уже о звере, по которому не знал промаха.

На промысел он всегда ходил в одиночку и не любил компании. Не раз побывал он в объятиях медведя, но отделался только царапинами и шрамом на голове. Один раз в верховьях реки Эрдаохезы он выследил двух тигров, самца и самку во время течки.

Тигра убил одним выстрелом наповал, а раненая тигрица бросилась на охотника, ударом лапы сбила его на землю и начала рвать когтями. Спасло его только хладнокровие и присутствие духа. Лежа под зверем, он успел ножом распороть ему брюхо во всю длину; тогда только умирающая тигрица оставила охотника и ушла от него в ближайшие скалы, где и была добита второй пулей в голову. После этой схватки у Залесова оказалась переломленной правая лопатка и ключица. С такими ранами охотник имел еще силы продолжать охоту и добить зверя. Приходиться удивляться, как выносливости человека, так и живучести зверя.

Любимым оружием этого зверобоя была наша трехлинейка военного образца, которую он сам переделал по своему вкусу, укоротив ствол и изменив прицел с мушкой. В прикладе его винтовки были врезаны когти убитых им десяти тигров.

Местные китайцы относились к нему с большим уважением и называли его «И-шу-ху», т. е. однорукий тигр, или же «Волшебный стрелок».

В противоположность другим русским промышленникам, не умеющим добывать пушного зверя силками, этот охотник очень искусно устанавливал различного рода капканы и западни на соболя, белку, выдру и колонка и добывал их в большом количестве. Этому искусству он, вероятно, научился у китайцев звероловов, во время совместной жизни со стариком. Добытые панты[1] изюбря и оленя он умел сохранять и заваривать и продавал их с большой выгодой знакомым скупщикам. Большинство русских промышленников, не умея сохранять от порчи свежие панты, спешат продать их даже за бесценок скупщикам-китайцам, понижая стоимость самых ценных пантов до минимума.

Во время промысла Залесов неизбежно сталкивался с хунхузами и должен был войти с ними в соглашение. Они не трогали его отчасти из уважения, отчасти из боязни. Он импонировал им своей моральной и физической силой. Хунхуз признает и уважает только одну силу, в чем бы она не проявлялась. Его психология резко отличается от психологии культурного человека; его этика подчас диаметрально противоположна нашей.

В некоторых отдельных частях зверовых угодий Залесов имел свои избушки-зимовья, где он проводил значительное время года и промышлял разнообразного зверя, преимущественно пушного. Несмотря на незначительность научной подготовки и отсутствие элементарных знаний, человек этот производил впечатление высшего развития, благодаря постоянному общению с природой, своей чрезвычайной любознательности и вдумчиво-внимательному отношению к окружающим его явлениям. и типичным лесным Дикая величественная природа края и жизнь, полная опасностей, сделала его поэтом и типичным лесным скитальцем, напоминающим нам одного из героев бессмертных романов Купера и Майн-Рида, увлекавших нас в дни юности красивыми образами примитивной борьбы за существование, принявшей такие легендарно-поэтические формы.

Под утро я незаметно для себя заснул, убаюканный журчаньем реки и кваканьем лягушек.

Залесов просидел всю ночь, поддерживая огонь, и курил свою неизменную трубку, приводя в отчаяние наседавших на него маленьких кровопийц-москитов.

Солнце поднялось уже над зубчатыми гребнями далекого Лао-лина, когда я проснулся под давлением тяжелой руки промышленника.

– Пора вставать, говорил он своим низким грудным голосом, солнышко высоко; пора за работу. Вон китайцы давно уже рыщут по берегу за жемчугом.

Я взглянул по направлению его руки и увидел синие фигуры китайцев, искателей жемчуга, бродящих по колена в воде у берега реки.

Заботливым промышленником был приготовлен виноградный чай, за который мы и принялись с усердием.

Искатели жемчуга продолжали свою работу, и скоро груды развороченных раковин на берегу свидетельствовали об энергии и трудолюбии китайцев. При нас один из них нашел жемчужину, величиной с горошинку, оцененную им в 20 золотых рублей.

Солнце поднялось уже высоко над нашими головами и жгло немилосердно. Воздух был неподвижен. Парило. Тайга дышала ароматом разнообразных цветов. В прибрежных