Читать книгу "Странствие слона - Жозе Сарамаго"

Под воздействием всех этих наблюдений, размышлений и раздумий погонщик все-таки слез со слона, спустившись на землю по его хоботу, и вольным шагом направился к кавалерийскому эскорту. Найти взводного было нетрудно. Имелось нечто вроде полога или навеса, защищавшего от немилосердного августовского солнца некоего человека, из чего сам собой напрашивался вывод о том, что раз есть навес, то именно под ним находится командир, а если есть командир, то он просто обязан иметь полог над головой. Погонщик подал ему идею, которую не знал, как ввести в разговор, однако взводный, сам того не зная, облегчил ему задачу, ибо в ответ на: Ну, где же эти волы, когда наконец доплетутся, услышал: Уведомить хочу вашу милость, что пока их еще не вижу, но, полагаю, со временем появятся. Будем надеяться. Погонщик набрал побольше воздуха в грудь и охрипшим от волнения голосом сказал: У меня, с вашего позволения, возникла мысль. Ну, если возникла, то и позволения не надо. Вы правильное говорите, ваша милость, но я плоховато еще португальскому знаю. Ну, излагай свою мысль. Наша трудность заключена в волах. Ну да, их все нет да нет. Я только хотел сказать вашей милости, что даже и когда появятся, трудность никуда не денется. Почему. Потому, господин мой, что волы по природе своей идут очень медленно. Я и безо всякого индийца это знаю. Будь у нас вдобавок к той запряжке волов, что уже имеется, еще одна, мы подвигались бы, без сомнения, скорей и все вместе. Мысль твоя неплоха, однако откуда ж я тебе возьму еще пару волов. В деревнях они есть, о взводный господин мой. Кавалерист сморщил лоб, ибо нелепо было бы отрицать, что в деревнях есть волы и, значит, можно купить еще одну пару. Купить, переспросил он себя, да зачем же покупать, реквизировать надо именем короля, а на обратном пути из вальядолида — оставить их здесь в том же состоянии, в каком, надеюсь, они и сейчас пребывают. Послышался грохот тележных колес, и вдалеке показались наконец волы, люди захлопали в ладоши и даже слон поднял хобот и радостно затрубил. Зрение у слонов не очень хорошее, и потому он не мог издали различить груду мешков с фуражом, но в огромной полости его желудка гулко урчало недовольство тем, что кормили его в последний раз несколько часов назад. Это вовсе не значит, что слоны должны есть в строго определенные часы, как люди, которым внушают, что это будто бы полезно для здоровья. Поражает воображение, но слону полагается в день около двухсот литров воды и от полутораста до трехсот килограммов овощей и зелени. И следовательно, трудновато представить себе, как он с заткнутой за ворот салфеткой садится за стол и получает трехразовое питание, нет, слон ест что может, где может и сколько может, действуя по тому принципу, что не следует оставлять на завтра то, что можно съесть сегодня, а то хватишься — и нет. Не менее получаса пришлось ждать, пока волы доплетутся до места. И в ожидании этого взводный отдал приказ устроить привал, однако для этого прежде следовало отыскать место, где солнце бы не жгло так неистово, и сделать это прежде, чем военные и гражданские лица обратятся в шкварки. Метрах в пятистах находилась небольшая дубовая роща, и вот туда-то всей компанией и направились путешественники. Тень там была скудная и негустая, но все лучше, чем жариться под беспощадными лучами царь-светила. Люди, взятые для этого дела и пока еще не получавшие приказов сделать что-нибудь значительное, да и, честно говоря, вообще никаких, несут свои припасы в котомках и торбах, и лежит там всегда одно и то же — здоровый ломоть хлеба, несколько сушеных сардин, горсть фиг, головка козьего сыру, который, зачерствев, делается тверже камня, так что жевать мы его не будем, а будем грызть потихоньку и зато сможем дольше наслаждаться вкусом этого яства. Что же касается кавалеристов, то за них не беспокойтесь. Солдат, летит ли он, уставя пику, вознеся ли клинок, в атаку на врага или всего лишь сопровождает слона, о пропитании заботиться не должен, его казна кормит. И ему совершенно неинтересно, откуда взялся провиант, кто сготовил ему кормежку, а важно лишь, чтобы котелок был полон, а похлебка в нем — не совсем уж несъедобной. И вот, рассевшись кучками, все приступают к операциям жевательным и глотательным, и не хватает только соломона. Погонщик субхро велел отнести два мешка с фуражом туда, где ждет слон, развязать их и уйти, прибавив: Надо будет — притащите еще один мешок. Наше описание, изнурительная обстоятельность коего многим покажется заслуживающей презрительного порицания, к чему, впрочем, мы всегда готовы, ибо знали, на что шли, преследует на самом деле цель если не святую, то полезную — несколько оживить душу и разум погонщика субхро, с тем чтобы последний проникся лучезарной уверенностью в благополучном исходе странствия. Раз уж, подумал он, соломон будет съедать в день по крайней мере три-четыре меры фуража, вес клади, соответственно, будет уменьшаться, а если к тому же сумеем раздобыть еще одну пару волов, то сколько бы гор впереди ни пришлось перевалить, они нас с ног не свалят. Со светлыми мыслями, как, впрочем, должны мы заметить, и с мыслями темными, происходит то же самое, что с демокритовыми атомами или с черешнями в корзинке — те, и другие, и третьи имеют обыкновение цепляться друг за друга, образуя гирлянду. И субхро, представив, как волы потащат возы по крутому склону, понял, что допустил просчет во взаиморасположении частей каравана и во все время пути следования так не исправил эту ошибку, в чем и признал свою ответственность. Взятые в помощь тридцать человек — субхро дал себе труд пересчитать их всех по одному и до одного — ничего после выхода из Лиссабона не сделали, если не считать, конечно, получения удовольствия от загородной прогулки. А чтобы развязывать и подтаскивать мешки с фуражом, за глаза хватило бы двоих его ближайших помощников, да и сам бы он в случае надобности приложил руку. И что же теперь делать с теми тридцатью, назад отослать, избавиться от этой обузы, теперь спрашивал себя погонщик. Мысль была бы совсем хороша, если бы не сменилась другой, еще лучшей. И от нее лицо субхро озарилось сияющей улыбкой. Он крикнул, подзывая к себе людей, собрал их перед собой, причем кое-кто еще дожевывал последние сушеные фиги, и сказал им так: Отныне разделяемся надвое, вы — сюда, а вы — туда, отправляетесь помогать волам, тянуть спереди и сзади толкать, сами видите, груз чересчур тяжел для них, по природе своей и так медлительных, а через каждые два километра — меняться, и это будет главной вашей обязанностью до самого вальядолида. И, сделав вид, что не услышал последовавший за этими словами шумок, с полным на то основанием могущий называться ропотом недовольства, продолжал: У каждой половины будет старшой, который не только будет отвечать передо мной за результаты работы, но также и поддерживать порядок и укреплять командный дух, столь необходимый при всяком коллективном труде. Ропот повторился, из чего можно было заключить, что и этот фрагмент речи не пришелся слушающим ее по вкусу. Очень хорошо, сказал на это субхро, но если кто недоволен приказами, которые я только что отдал, пусть обратится ко взводному командиру, он здесь представляет короля и, значит, высшая власть. В воздухе словно бы внезапно похолодало, и ропот сменился шарканьем многих переминающихся ног. Субхро спросил: Кто предлагает себя в старшие. Неуверенно поднялись три руки, и погонщик уточнил: Двоих надо, а не троих. Одна рука поникла и скрылась, две прочие остались торчать над головами. Ты и ты, показал погонщик, отберите себе людей, но только поровну, так, чтобы силы были равны, а теперь — разойдись, мне нужно поговорить со взводным. Но еще прежде того он был вынужден выслушать одного из своих помощников, который приблизился и доложил, что вскрыли второй тюк с фуражом, но соломон, кажется, уже удовольствовался и, по всем признакам и приметам, сейчас хочет спать. Неудивительно, покушал в охотку, а сейчас у него как раз время послеобеденного отдыха. Хуже всего, что он уже извел весь запас воды. Это естественно, когда наешься до отвала. Мы могли бы отогнать волов к реке, где-нибудь должна быть дорога на берег. Он не станет пить, в этом месте вода еще соленая. Откуда знаете, спросил помощник. Соломон несколько раз купался, а в последний раз — тут поблизости, но так и не погрузил хобот в реку. Если морская соль чувствуется здесь, это значит, что мы прошли очень мало. Да, это так, но можешь быть уверен, с сегодняшнего дня двинемся скорее, слово погонщика. И, поручившись столь торжественно, субхро пошел искать взводного. И нашел его в тени самого широковетвистого и густолиственного дуба — кавалерист спал крепко, но чутко, как и подобает хорошему солдату, который готов схватиться за оружие при первом же подозрительном шорохе. Двое, оберегавшие покой своего командира, властным движением приказали субхро остановиться. Тот дал им понять, что понял, и уселся на землю в ожидании. Взводный пробудился через полчаса, потянулся и зевнул, потом еще раз зевнул, потом снова потянулся и вот наконец почувствовал, что в самом деле вернулся к действительности. Тем не менее он дважды переспросил, пока не понял, что его желает видеть погонщик субхро. Чего тебе на этот раз, спросил он хриплым спросонья голосом, только не говори, ради бога, что тебе опять пришла удачная мысль. Да, ваша милость, именно так, пришла. Ну, выкладывай. Я разделил людей на два отряда, и, сменяясь через каждые два километра, пятнадцать человек будут толкать телегу сзади, и, думаю, разница будет очень заметна. Славно придумано, вижу, то, что у тебя на плечах, носишь не для украшения, а в выигрыше, конечно, останутся прежде всего мои кони, которые смогут время от времени переходить на рысь, а не плестись шагом, как на параде. Я, ваша милость, и об этом тоже подумал. И что-то опять придумал, по лицу вижу. Придумал, ваша милость, придумал. Ну, послушаем. Думаю я, ваша милость, надо нам будет выстроить наш маршрут применительно к привычкам и надобностям соломона, вот сейчас, к примеру, ваша милость, он спит, и если мы его разбудим, он будет очень недоволен, даже, можно сказать,— раздосадован, и тогда хлопот с ним не оберешься. Да как же спит, когда он стоит, недоверчиво воскликнул взводный. Он и вправду иногда ложится спать, хотя обычно спит стоя. Не поймешь их, слонов этих. Эх, ваша милость, я при них, можно сказать, с рождения состою, а понять все равно до сих пор не понял. Любопытно бы знать почему. Потому, наверно, что слон — это много больше, чем просто слон. Болтать-то прекращай. Так вот, ваша милость, пришла мне тут в голову еще одна мысль. Еще одна, рассмеялся кавалерист, да у тебя их едва ли ж не залежь. Ваша милость слишком лестного обо мне мнения. Ну, доставай свою мысль, вытягивай из кладезя. Я подумал, ваша милость, что вам со своими людьми лучше бы подвигаться в хвосте, а в голову пустить волов, раз уж скорость их шага все равно определяет ход всего каравана, за ними — я на соломоне, за мной — пятнадцать пеших и телега с нашим провиантом. Очень хорошо, ты, говоря о мысли, это вот имел в виду. Так мне казалось. Это я к тому, что мысль дурацкая. С чего вы взяли, обиженно вопросил погонщик, сам не замечая, что этим местоимением выказывает тяжкую, жуткую, просто оскорбительную для ушей собеседника неучтивость. С того взял, что мне и моим людям придется глотать пыль, которую вы все скопом будете поднимать. Ах да, позор мне, как же я раньше об этом не подумал, а ведь должен был, заклинаю вас, ваша милость, всеми святыми, сколько ни есть их в небесных чертогах, простить меня. В чертогах подобает скорее чертям сидеть, ну да не в том дело, лучше нам рысить в голове колонны и время от времени на галопе уходить вперед, а потом поджидать вас. Сущая правда, ваша милость, мудрое решение, вы позволите мне удалиться, спросил субхро. Нет, погоди, сперва надо нам с тобой обсудить еще два вопроса, из коих первый — если ты еще раз позволишь обратиться ко мне так, как сделал это недавно, я прикажу разложить тебя и всыпать плетей, понятно ли. Понятно, ваша милость, понурившись, отвечал погонщик. Второй же вопрос относится к нашему едва начавшемуся странствию и к котелку у тебя на плечах, и если он еще что-нибудь варит, напрягись и ответь — ты что же, хочешь, чтобы мы оставались здесь до скончания века. Соломон еще спит, ваша милость. Стало быть, здесь всем заправляет слон, осведомился взводный, не зная, разозлиться или рассмеяться. Нет, ваша милость, но вы, может, помните, я говорил, что надо нам строить график движения, сам, право, не знаю, откуда выскочило у меня это слово, применительно к привычкам и обыкновениям соломона. Ну, помню, дальше что, теряя терпение, вскричал взводный. Вопрос- то именно в том, что будет дальше, ваша милость, для того чтобы в целости и сохранности, живым и невредимым доставить слона ко двору эрцгерцога максимилиана, он, то есть не максимилиан, разумеется, а слон, в часы наибольшего зноя должен отдыхать. Да я согласен, отвечал кавалерист, несколько взволновавшись при упоминании августейшей особы, но, по правде сказать, слон твой целый божий день ничего не делает. Нынешний божий день не в счет, ваша милость, это первый день пути, а ведь известно, что в первый день слон не идет, а дела, хоть и идут, но — ни шатко да, пожалуй что, и ни валко. Так что ж делать будем. Разделимся на две или три группы, первая — с самого раннего утра, а третья до заката пойдут вперед как можно скорее, вторая же, та, где будем мы с вашей милостью, будет есть и отдыхать. Этот замысел представляется мне удачным, сказал взводный, сменяя гнев на милость. Смена тона побудила погонщика изъяснить беспокойство, терзавшее его целый день. Ваша милость, сеньор командир, есть в нашем странствии еще кое-что такое, чего я не понимаю. Чего ж ты не понимаешь. Во все время пути мы никого не повстречали, и, по крайнему моему разумению, так не бывает. Ошибаешься, встречали, и шли они и навстречу, и попутно. Как же это я их не видел, воскликнул погонщик, вытаращив от удивления глаза. Ты слона купал. Иными словами, всякий раз, как я купал слона, мимо шли люди. Сто раз тебе повторять. Очень странные совпадения, кажется даже, будто соломон не хочет, чтобы его видели. Может быть, может быть. Но ведь и здесь, а мы стоим здесь лагерем уже сколько часов, никто не прошел. А тут причина иная, просто люди, издали завидев слона — экое страшилище,— поворачивают назад или прячутся по кустам и думают, наверно, что это посланец сатаны. Голова у меня от мыслей разболелась, подумалось даже, не государь ли наш приказал перекрыть дороги. Не льсти себе, погонщик, не такая ты величина. Я-то нет, а вот соломон. Взводный предпочел не отвечать, чтобы не разматывать новый виток спора, а произнес всего лишь: Хочу тебя еще кое о чем спросить. Я весь внимание. Помнишь, ты тут заклинал меня всеми святыми, сколько ни есть их в небесных чертогах. Помню, взводный мой господин. Так ты, выходит, христианин, а прежде чем отвечать, подумай. Более или менее, ваша милость, в той или иной степени.