Читать книгу "Папайя для Брежнева. Воспоминания переводчика о войне в Анголе - Андрей Никитин"

данных задач в партии.

Таким же способом ушел из жизни в августе 1991 года и 63-летний управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина, выпрыгнув из окна своей квартиры в доме № 13 по Плотникову переулку. Этот человек держал в своих руках все нити управления партийными финансами и имуществом. После смерти партийного функционера была обнаружена записка: «Я не заговорщик, но я трус. Сообщите, пожалуйста, об этом советскому народу. Н. Кручина».

Логично предположить, что после провала попытки переворота ГКЧП и указа Ельцина о национализации имущества КПСС стали ходить слухи о готовящихся обысках и массовых арестах руководящих сотрудников Компартии. Не исключено, что нервы Николая Кручины не выдержали, и он предпочел не отвечать на вопросы новой власти о деликатных моментах международной финансовой деятельности партии.

Дело в том, что легально поддерживать зарубежные компартии было невозможно, и средства передавались через открытые за рубежом счета предприятий, многие из которых так и продолжили функционировать после отстранения КПСС от власти в России. Некоторые исследователи считают, что имелись люди, которым была выгодна смерть партийных функционеров, знающих о потоке денежных средств на счета иностранных компаний.

Не исключено, что это очередная конспирологическая теория, однако по сей день не иссякают желающие найти «золото партии», предполагаемая сумма которого исчисляется более чем 18 млрд. рублей (или на порядок больше в нынешних деньгах).

Но вернемся к нашей теме. Для студентов возможность поработать в качестве переводчика в международном отделе ЦК КПСС была неплохой школой жизни: ведь мы могли не только осваивать язык, общаясь с настоящими его носителями, но и вникать в то, как функционирует система международного коммунистического движения. В тот период КПСС поддерживала отношения со всеми компартиями и национально-освободительными организациями мира, такими как СВАПО в Южной Африке, Партия Труда (МПЛА) в Анголе и так далее. КПСС оказывала материальную и другую «братскую помощь» также компартиям Европы и Америки.

Международный отдел ЦК КПСС играл огромную роль в выстраивании международной политики, и зачастую трудно было провести грань между функциями МИДа СССР и Международного отдела ЦК – отсюда порой возникали конфликты этих двух схожих структур. Но так как коммунистическая партия в нашей стране была направляющей и решающей силой, все споры оканчивались в пользу отдела ЦК.

В обязанности переводчика, помимо самого перевода, устного и письменного, входил ряд административных функций. Так, он должен был заказывать машину в гараже ЦК (обычно это была новая черная «Волга» ГАЗ-31) и сам встречать в аэропорту представителя другой страны. Затем везти его в гостиницу «Октябрьская», которая использовалась Международным отделом ЦК для заселения своих высокопоставленных гостей, либо в более приватное жилье, что было обустроено в Плотниковом переулке в типичном «цековском» доме из желтого кирпича.

Автостоянка у здания МИДа СССР. (Фото с сайта pastvu.com).

Переводчикам предписывалось осуществлять ежедневное сопровождение гостей партии, обеспечивать им возможность общения в повседневной жизни, а также завтракать, обедать и ужинать со своими подопечными в ресторанах ведомственных гостиниц. В период дефицита продуктов для студентов-переводчиков столоваться в ресторанах для гостей ЦК было великим счастьем: там подавались и изысканная рыба, и финский сервелат, и прочее-прочее, чего только душа желала и чего простые советские граждане не видели даже в своих снах.

Случалось сопровождать иностранцев и в Большой театр, куда в те годы «простым смертным» попасть было практически нереально, а в Центральном комитете выдавали билеты на всех гостей и переводчика.

На переводчика также возлагалась задача сопровождать гостя в 101-ю секцию ГУМа, расположенную на первом этаже этого старинного здания, со входом прямо напротив мавзолея. Там можно было купить любой дефицит, недоступный для советских граждан, например ондатровую шапку, финскую дубленку и другие товары из капстран. Что интересно: цены были такими же, как в валютной «Березке», но в последней они исчислялись в так называемых чеках Внешторгбанка, а в секции ГУМа – в рублях. На черном рынке один чек ВТБ равнялся двум «деревянным» рублям. Таким образом, скажем, американские джинсы мы могли купить в спецсекции ГУМА за 80 рублей, в то время как в «Березке» они стоили 80 чеков, или 160 рублей по ценам черного рынка.

Напомню, что средняя зарплата инженера в те годы составляла 120–160 рублей. Теперь представьте, что сегодня вы покупаете джинсы на всю вашу среднюю зарплату – пусть это будет даже 25–40 тысяч рублей! Так что возможность приобретать стильные импортные вещи за «полцены» нас весьма радовала.

Но имелись у нас и менее приятные обязанности: например, переводчик должен был обеспечивать посещение гостем так называемой «Кремлевской больницы» 4-го Главного Управления (ЦКБ). Здесь все происходило куда прозаичнее: нужно было сопровождать немолодых африканских руководителей к урологу, терапевту, проктологу. Если в процессе обследования у иностранных граждан обнаруживали болезни, то наши «подопечные» подлежали госпитализации и качественному лечению. И порой переводчику предстояло поехать вслед за дорогим гостем на реабилитацию в Крым в «цековский» санаторий «Россия» или какой-то другой. Разумеется, против этой «тяжелой обязанности» возражений мы не имели.

Хотя случаи бывали всякие. Как-то старший референт ЦК Эдуард Капский вызвал меня на Старую площадь и стал прозрачно намекать: хорошо, мол, поехать в пансионат ЦК в Крым с небольшой африканской делегацией дней на 12, но для этого сперва нужно хорошо поработать. Я не сразу понял, к чему он клонит, но по мере беседы ситуация прояснилась: в Москву на лечение прибывал лидер национально-освободительного движения одной из африканских стран, и его всего-навсего нужно было провести по врачам в Кремлевской больнице. Задача несложная и мне знакомая, я в таких вещах к тому времени уже натренировался.

Однако на вопрос, почему к африканскому гостю не могут приставить прибывших из МГИМО новых студенток, Капский замялся и произнес: «Понимаешь, у него… ну как бы сказать… ВИЧ, ему срочно нужно получить рекомендации и дальнейшее лечение». Такого поворота я не ожидал: мне предлагали отдых в правительственном пансионате в обмен на риск общения с «вождем», зараженным одной из самых страшных на тот момент инфекций.

Я считал себя человеком храбрым, к тому же по-юношески наивно был уверен, что со мной ничего плохого произойти не может, и согласился на этот «компромисс». Думаю, те, кто ничего не боится, – фаталисты, верящие в неизбежность всего происходящего с ними. В те годы, похоже, я был из их числа. И дальнейшие события в моей жизни оказались во многом предопределены этим качеством. Но не будем забегать вперед…

Все бы ничего, но черт меня дернул в воскресенье, перед встречей ВИЧ-инфицированного африканца, заняться столярными работами на даче, в результате чего я сильно поцарапал руки. Меня накрыла паника: а что, если через порезы проникнет коварная инфекция,