Читать книгу "Кремлевские звезды - Дмитрий Ромов"

Геннадия Рыбкина.

Большак элегантно вскрывает бутылку и разливает вино по бокалам.

— Друзья, я очень рад приветствовать вас у себя дома, — начинает он, беря бокал в руки. — Сегодня очень необычный, очень важный и… чего уж там, сегодня знаменательный день в моей жизни.

Ого, что происходит? Что за событие? Он ничего не говорил об этом, когда приглашал на итальянскую лапшу. Мы переглядываемся, но, разумеется, никто ничего не понимает.

— В моей жизни случилось кое-что очень серьёзное, и я решил, что должен отметить это в вашем кругу, потому что все вы, как мне кажется, способны оценить его и порадоваться за меня. Ну, и не только за меня. В общем… да, я знаю, вы ничего не понимаете, ведь я вас не предупреждал. Правда, не предупреждал, но лишь потому, что хотел сделать вам сюрприз. Итак…

Он замолкает и обводит всех нас взглядом, нагнетая интригу.

— Итак… Мой сюрприз заключается в том…

Он снова замолкает и загадочно улыбается.

— Ну, Платоныч, не тяни уже! — не выдерживает Гена. — Говори давай!

— Сказать, да? Ладно, лучше вы сами всё увидите. Сюрприз, заходи!

И тут же дверь из прихожей отворяется и в комнату входит «сюрприз». Сначала, мы все теряем дар речи, а потом одномоментно начинаем говорить и кричать, каждый что-то своё, но все — что-то радостное и восторженное.

На пороге стоит Трыня, собственной персоной. В джинсах и мягкой хлопковой рубашке с закатанными рукавами. Он стоит и счастливо улыбается.

Когда, возгласы первого удивления стихают, улыбающийся Платоныч продолжает:

— С сегодняшнего дня я являюсь попечителем этого молодого человека и принимаю на себя все родительские обязанности в отношении него. Теперь он живёт здесь, у него есть собственная комната и учится он в вашей шестьдесят второй школе. Первая, конечно, ближе к дому, но в силу определённых причин, Андрей выбрал именно шестьдесят вторую.

Мы с Наташкой переглядываемся — знаем мы эти причины, которые называются Юля Бондаренко. Тут же в комнату входит и она, собственной персоной, с большой миской салата. Её чуть с ног не сбивают, потому что все бросаются к Трыне. Его жмут, обнимают, щиплют, а некоторые и целуют. Впрочем, дяде Юре тоже достаётся немало проявлений любви.

— Так ты теперь Большак? — спрашивает мама.

— Нет, — отвечает Платоныч. — Он по-прежнему Терентьев, но для нас это ничего не меняет, мы хотим, попробовать заменить друг другу то, что потеряли. Будем идти в будущее, сохраняя память о прошлом…

Вечеринка проходит на ура. Паста с кабаном производит фурор. Платоныч поёт под гитару и Гена, да, именно Гена Рыбкин очень душевно подпевает, демонстрируя настоящий талант.

В разгар веселья Трыня ведёт меня в свою комнату.

— Андрюха, — качаю я головой. — Это круто.

Это комната сына Платоныча. Она хранит воспоминания о нём, но и обретает что-то новое и живое, благодаря тому, что у неё появляется новый хозяин. Рабочий стол, шкаф, стеллаж с книгами, раскладной диван, гантели и большой плакат с портретом Высоцкого…

— Да, — соглашается он. — Ещё как круто. Знаешь, спасибо тебе…

— Да ладно, ты чего, я здесь совершенно ни причём, это спасибо Платонычу, он мировой мужик, и я думаю, ты никогда не разочаруешься в том, что всё так сложилось. Лучше ведь и быть не могло.

— Да, я ему очень благодарен. Честно говоря, я просто счастлив… Но если бы не ты, ничего этого не было бы. Прости, что кинул в тебя тот булыжник.

Я смеюсь:

— Да харэ, кто про него помнит-то?

— Я помню, — серьёзно говорит он. — И про банку ананасов тоже помню. Правда, я всё помню. Спасибо тебе, Егор…

— Не помешаю? — заходит к нам Большак.

— Нет, конечно, — улыбаюсь я. — Ну, как ощущения, дядя Юра?

— Очень хорошие. Я будто пребываю в эйфории.

— Ты большой молодец и я тобой просто восхищаюсь, — говорю я, похлопывая его по спине.

— Ну ладно-ладно, хватит, пожалуйста, мне дифирамбы петь. Вот что, Ольга Казанцева в отпуск уходит на следующей неделе, на море поедет, так что времени у нас совсем немного. Поэтому я ей сказал, что новая передача денег будет послезавтра на том же месте, в тот же час…

На место передачи мы заявляемся значительно раньше назначенного времени — нужно всё подготовить и занять места. День сегодня тёплый, но не жаркий, и это нам на руку. Мы занимаем позиции. Как говорится, Мюллер ехал по улицам Берлина на своём «Мерседесе», а рядом бежал Штирлиц и делал вид, что прогуливается.

Но Штирлиц сегодня не прогуливается, а садится на лавочку и ставит рядом с собой «дипломат» с деньгами. Сегодня Штирлиц — это я. Большак возражал и считал, что должен идти именно он, но я посчитал, что подставлять его мы не можем. Всё-таки это слишком рискованно. Проходит несколько минут, и я нетерпеливо поглядываю на часы.

Уж полночь близится, а Германа всё нет…

Замечаю джентльмена в брюках и рубашке с короткими рукавами. Встретившись со мной взглядом, он кивает и, поменяв направление движения подходит ко мне.

— Милицейский уазик подъехал, — тихонько говорит он и садится рядом со мной. — Остановился за деревьями метрах в сорока.

Это Паша Круглов, заместитель Скачкова и уже два дня, как мой телохранитель.

— Работаем, — киваю я. — Парни на местах?

— Да, всё готово.

— Ну что же, дадим ему немного времени, чтобы осмотреться и подойти. Он же должен принять решение, что делать. Ожидал Платоныча, а пришёл я. Это не самая хорошая новость. Но меня закошмарить ему приятнее, он ведь хочет свести старые счёты.

— А вдруг не придёт? — спрашивает Круглов.

— Придёт, он знает, что я после ранения ещё не в форме, так что придёт, вот увидишь.

Мы ждём минуты три, а потом я киваю:

— Ну всё, значит договорились. Следующая партия будет через две недели.

Павел берёт дипломат и встаёт со скамейки. Не успевает он сделать и двух шагов, как прямо над нами раздаётся:

— Старший лейтенант Суходоев.

Они с Зариповым появляются, как из-под земли. Зарипов с ничего не выражающим энкавэдэшным лицом подходит ко мне, а Суходоев блокирует Круглова. Суходоев смотрит настороженно, ожидая от меня подвоха.

— Что у вас в дипломате? — уточняет он.

— Личные вещи, — испуганно отвечает Павел. — В чём дело, товарищи? Что происходит?

— Пройдёмте в машину, — кивает Суходоев.

— Зачем? — волнуется Круглов. — Да в чём дело-то⁈

— Брагин, зад от лавочки отрываем, — обращается Суходоев ко мне и кладёт руку на кобуру. — Проходим, не задерживаем.

Ну что тут поделаешь, приходится подчиниться представителю силовых структур…

3. Лихорадка субботнего вечера

Я встаю, и сокрушённо качаю головой.

— Брагин, — сурово заявляет Суходоев. — Даже не думай рыпаться. Я при исполнении, сразу пулю в затылок и дело к стороне.

Для наглядности он расстёгивает кобуру. Я молча киваю, показывая, что лезть на рожон не собираюсь. Мы проходим к уазику.

— Чё за херня! — тревожно восклицает старлей.

Какой-то дурачок поставил пазик так, что полностью заблокировал «бобик». Причём, автобус вроде небольшой, но объехать его никак не получится.

— Твою мать! — крутит головой Суходоев. — Ладно, быстро в машину!

Павла сажают на переднее сиденье, меня — в отсек для задержанных. Заперев меня в клетке, Суходоев становится более уверенным.

— Сейчас, — бросает он и уходит.

Мне с моего места его не видно, поэтому я просто жду, что будет дальше. Через минуту он возвращается и забирается на заднее сиденье.

— Козёл какой-то, — злится он. — Бросил автобус, а сам сдриснул куда-то. Ладно. Итак, «дипломат» сюда.

Круглов послушно передаёт свой чемодан.

— Что внутри? — снова интересуется Суходоев.

— Я не знаю.

— Он ваш?

— Нет, он на лавочке стоял, и я его хотел в милицию отнести.

— Отлично, а милиция сама за ним приехала.

— Суходоев, — вступаю я. — «Дипломат» мой. Ты его досматривать права не имеешь, ты меня знаешь, я тебе не советую противозаконные действия предпринимать.

— Брагин, заткнись, не в твоём положении что-то там вякать.

Он открывает чемодан и замирает.

— Ого, десять тысяч рублей? Зарипов, видал? Неплохой улов, да?

— Ага, — подтверждает тот, и мне кажется, это первые звуки, которые я от него слышу.

— Ну всё, Брагин приплыл ты, — продолжает старлей. — Так, гражданин, документы давайте ваши.

— У меня нет с собой, — качает головой Паша.

— Значит, сейчас поедем в отделение и будем устанавливать вашу личность.

— Не нужно в отделение, — вдруг заявляет Круглов.

— Павел, хорош! — возмущаюсь я. — Ты чего, он тебя на понт берёт, это же Суходоев!

— Не выступай, Брагин, — злорадно отвечает Суходоев. — Ты-то на этот раз вряд ли соскочишь. Итак, что это за деньги?

— Личные сбережения! — заявляю я. — Тебе-то что? Я закон