Читать книгу "От руки, как от сердца… - Иоланта Ариковна Сержантова"

держу руки в карманах. Кто их там увидит!

Мать багровеет от ярости, и разрывая нитки карманов, вытаскивает мои занозистые ладошки, дабы густо смазать их глицерином. А посылая меня в угол, требует вдогонку:

– Подумай о своём поведении!

Она уходит в кухню, готовит ужин и громко поёт, а я стою, прижавшись лицом к штукатурке, что скоро намокает от моих слёз, и принимается пахнуть мелом, купоросом, да ещё чем-то сладким.

Запахи.... Помимо всего прочего, детство наполнено ими сполна.

Пылью пахли капли дождя, что стекали по плащ палатке деда на пол ручьём; приторно, с вызывающей оскомину кислинкой – помадка, спрятанная в стенном шкафу бабушки; и немного едко – вакса, что без труда и капризов прерывала утренний сон. В любое время дня или ввечеру её растирали по чистым просохшим ботинкам, – с полуулыбкой, заметным удовольствием, даже некоторым, вполне ощутимым со стороны упоением.

То деды, с увлечением и страстью, полировали свою обувь..! Они устраивались на низкой скамеечке у входной двери или даже в коридоре, и принимались колдовать. Втирали маленькой ловкой щёткой ваксу в щёки ботинок. Сперва в один, потом в другой. Давали немного времени впитаться, а после яростно накидывались на ботинок сразу двумя большими щётками. С двух сторон: наискось, по бокам, с задника, и снова, и снова, и не зацепивши одной щёткой о другую ни разу.

И когда казалось уже, что всё, большего совершенства просто не может быть… Деды добывали с хитрой улыбкой некую бархОтку, мягкую тряпочку, которой доводили ботинки до зеркального блеска, всего в какую-то минуту.

Любому мальчишке, а может даже и девочке, глядя на солнечные зайчики, что прыгали к потолку с самых носков чищенной обуви, хотелось заполучить в собственное безраздельное владение маленькую щёточку, низкую скамеечку и небольшую баночку с ваксой. И только мать, как водится, всякий раз портила дело:

– Папа! Да выставьте вы уже это безобразие, наконец, за порог! Нету силы терпеть! Пироги, и те скоро будут пахнуть вашим гуталином…

Как говориться – без слов…

Капельник

Кажется, едва минуло Крещение, а уже и Капельник10. Загороженный зимней ещё, промёрзшей едва ли не до корней дубравой рассвет, как отсвет костра на дорогу в ночи – ярок, взывает к себе, заставляет остановиться, обернуться… Как любой рассвет, мимо которого никак не пройти. И не от того, что он какой-то особенный, но потому, что он вновь случился, этот рассвет.

Глядя на чёрную беззубую пропасть, коей чудится весенний лес, округе всякий раз не по себе. Она куксится, дует губы, сердится. Ибо только что, – день, много – неделю тому назад, она была с головы до ног бела, иной её невольный, нечаянный изъян терялся среди причудливых складок сияющих юбок. Серые же глаза неба над меховым воротом сугробов смотрелись, подчас, интереснее тех – голубых и бездонных, от которых не отвести взора летней порой.

А нынче… Что оно такое, это теперь, коли повсюду обмётанные лихорадкой плесени нюни пригорков, как раз по обеим сторонам распутицы.

– Хочу-у-у! – Гнусавит округа, и дабы угомонить её, ветер баюкает её, как дитяти, дышит нежно на её горячий лоб, а тем же временем: то сдувает с дороги лужи, то разгоняет тучи по краям небосвода, и по всякую минуту трясёт погремушкой ветвей, скорее, заглушая капризы, нежели унимая их, чем, кажется, делает всё ещё только хуже.

Утомившись донельзя, ветер прячется от округи на сквозняке промежду сараями, и мороз, усмехнувшись сочувственно, берёт напоследок дело в свои руки. А ловок он или удачлив, кому какая печаль, если к утру округа уже довольна, прибрана, и ни причины для слёз, ни следа от них.

Окутанная прозрачной кисеёю снега, округа вновь мнит себя прелестницей, а то, что жидкая грязь на тропинке едва подёрнута ледком, и в любую минуту может дать о себе знать, так то пустяки, – летом оно также случается, и не раз, что после хорошего ливня без галош не пройти…

Своя дорога

– Ой… гляди-кось, на стю-ю-день похоже!

– Не-а, ни разу! На заливное!

Середина марта. Два загулявших с намедни шалопая брели без цели по берегу реки, угадывая «что там». Солнце накануне протёрло как следует зеркало льда от пыли инея, и потому можно было разглядеть речное дно даже на глубине. Лишь омут зиял чернотой ила, не допуская до своих скользких истин.

Вода подо льдом, в такт небыстрому течению, едва заметно вздыхала во сне, шевелила пальцами водорослей, словно перебирая клавиши рояля, и по-детски всхлипывала, – то рАкушки изредка пускали мелкие пузыри со дна, как с нахмуренного из-за спешки вод лба. Добравшись до поверхности, пузыри толпились там, слипались, сливаясь в один. Набравшись от пучины важности, они подпирали тонкую, тающую слюду воды, пучились, выдувая ледяные купола, так что даже неувенчанными, явственно напоминали старинные русские пучины11.

В тот же час, приподнявшись с трона горизонта, солнце добавило, наконец, красок округе, и заодно, наискось прочертив тонкую линию луча, тронуло нечаянный нерукотворный купол, тем водрузив над ним призрачное перекрестье, которое, зависнув на мгновение над рекой, поторопилось развеяться в мелкую золотую пыль.

И всё это на виду!!!

Как только озябшие повесы, загодя утомившиеся в уготованном им будущем, вновь обрели дар речи, то не решаясь-таки заговорить о пустом, о зряшном, молча отправились поскорее, куда шли. Да только теперь чудилось им любое прежнее каким-то не таким, не привычным и обрыдлым.

В слякоти, что прибило морозцем, грезилось тонкое льняное кружево, в скрипе сломленной ветром ветки – приотворённая грядущим дверь, либо сундук, кой хранил все тайны, да открывался не для всех.

Вот так и зашагали по своей жизни люди дальше, да сколь долго ни длился их путь, а солнце всё вставало поутру, дабы подпалить понарошку лучину самого высокого дуба в округе, ибо у каждого свои причуды и дорога у всякого своя.

Как мы наживаем себе врагов

– Там тебе письмо.

– Письмо?! От кого?!

– Не знаю. Из Америки.

– Да?! Это от Майка, он не писал уже пол года, не меньше.

Не слишком торопясь, я аккуратно открыла конверт и начала читать…

«Здравствуй, дорогая! Наконец, всё готово. Теперь у нас есть свой дом, в том месте, что тебе понравилось – совсем близко к океану. По утрам ты сможешь любоваться им или купаться, и гулять с