Читать книгу "Высшая каста - Иван Миронов"

Миша горел мгновением. Страсть и пороки без жадности разменивал на покаяние и молитву. Шел к исповеди подобно самосвалу, свозившему грязный снег на переплавку, чтобы потом налегке устремиться за новым грузом. Бандитизм остался в прошлом вместе с погашенными судимостями. Блудов вовремя успел покинуть эту кипящую страстями стихию, устремившись в солидный бизнес. Братьев по оружию, застрявших в терках и качалках, он считал пещерными гопниками, прикидывая, кого из них примут следующего. Обществу воров он теперь предпочитал общество генералов, хотя свято чтил дни рождения как первых, так и вторых.

Михаил жил на два города. В родном Смоленске процветала крупнейшая сеть супермаркетов, молочный заводик, колбасный цех, десяток заправок и аптек. По городу гремели стройки, полностью контролируемые Мишей. Председатель смоленского заксобрания, вице-губернатор и смотрящий за областью от братвы были преданными собутыльниками. Депутатский мандат «Единой России» в следующий созыв Госдумы был выдружен и оплачен. Три уголовных дела успешно развалены и ровно столько же построено храмов при попечительстве Михаила Арленовича Блудова. Впрочем, юг Франции он навещал гораздо чаще, чем отчий регион. Он, как и Мозгалевский, верил в Путина, в силе признавая правоту.

Михаил не любил «черных», однако ежемесячно платил дань местной миграционной службе за своих таджикских рабов, поднимавших жилищный фонд области. Он верил в Россию и стабильность, не видя в них будущего для своих детей. Но, вопреки желанию бывших супружниц, Михаил оставил семьи в России, дочерей пристроив в МГУ, а сына – в Суворовское училище. Сытость мозолила Мише национальную гордость, вместо боли рождая скуку и апатию. Он разучился восторгаться и страдать. Желудочный сок разъедал совесть, оставляя от нее понты и понятия. Мишу уважали все, кроме него самого. Все думали, что он бежит, но его несло. Куда? Миша не знал сам, но боялся берега.

Володю Мозгалевского ему порекомендовали как серьезного решальщика. И правда, все вопросы были улажены, деньги с лихвой оправданы. Пара попоек их окончательна сблизила. Устав от собственного окружения, для всех одинаково чужие, они тянулись к новым знакомствам, в поисках себе похожих. Конечно, в этой дружбе каждый видел и грядущие возможности. Однако взаимно пьянствовать ради карьерных перспектив для новых товарищей было пошло и неинтересно. Друг в друге они разгадывали собственные грехи, пытаясь отыскать им оправдание. Их разговор занимали история и политика, иногда робко влезали литература и философия. Друзья спорили, горячо и матерно, но поскольку их взгляды в целом были однояйцевые, то при единстве предмета несогласия спорящие стороны периодически противоположно менялись.

* * *

Спор на двоих – диалог идиотов. Даже если ты не уверен в собственной правоте, у тебя хватит гордости стоять на своем до конца. Тщеславие всегда затмевает истину. Смысл всякого спора – не убедить друг друга, а перетянуть на свою сторону сомневающихся зрителей. Поэтому для любой дискуссии, как и для любой дружеской компании, нужен, как минимум, третий. Третьим стал Виктор Георгиевич Красноперов – генерал Федеральной службы безопасности, сделавший блестящую карьеру офицера и бизнесмена. Стезя коммерции давалась ему особенно легко, поскольку чекистские погоны не только решали вопросы и открывали двери, но и освобождали от многих ранее взятых на себя обязательств. Свой первый миллион евро он заработал чуть раньше подполковничьих звездочек. Виктор Георгиевич курировал несколько «президентских» фондов, ветеранских и спортивных ассоциаций, служивших надежными финансовыми инструментами для привлечения внебюджетных средств. Он не любил крышевать, ему нравилось покровительствовать. К нему шли как к государеву человеку – с поклонами и дарами, почитая господина Красноперова реинкарнацией Малюты Скуратова. В делах семейных он был небрежен, в делах сердечных – неразборчив. Благо дети, выросшие в казарменной строгости, папаню особо не тревожили. К товарищам своим – Мише с Вовой – он относился с братской любовью старшего и мудрого. Они вместе отдыхали, отмечали праздники и поводы, иногда встречались в спортивном клубе. А познакомились на каком-то высоком банкете.

Разнообразие дел, игристый риск и тотальное низкопоклонство превратили жизнь генерала в бесконечный Лас-Вегас. Он не скучал, но больше уже не удивлялся. Его существование напоминало остросюжетную компьютерную игру, которую он проходил по пятому кругу. В вечном поиске адреналина он даже поучаствовал в контртеррористической операции на Северном Кавказе, убил двух ваххабитов, пару раз шмальнул из «мухи» по дому, в котором засели террористы, погонял на «Тигре», за что был удостоен ордена Мужества. Потом в Казахстане на вертолетах стрелял архаров, потом на Галапагосах ловил марлина…

Сочетание успеха и порядочности в России – это извечная борьба и единство противоположностей. Человек разумный и успешный соткан из парадоксов, обостряющих хроническую русскую совестливость, лекарство от которой – наши пороки, имеющие для души те же побочные эффекты, что и антибиотики для организма. Потомственный офицер Красноперов, зная власть изнутри, никак не мог ее любить. Но в то же время власть дала ему все насущное, вознесла и обогатила. Себя он видел похожим на Владимирского князя, отхватившего в Орде ярлык на великое княжение, знатного и могущественного, но с закабаленной славой и волей. Кстати, княжество у него было – пятьдесят тысяч гектаров тверской земли вместе с разоренными фермерскими хозяйствами, серыми деревеньками, охотхозяйствами, сорняковыми полями и затянутыми в тину прудами. Господская резиденция, представлявшая сложную систему особняков, бань и домиков для прислуги, помпезно высилась на волжском утесе. Река здесь проходила крутым заломом, целуя берег золотистыми песчаными губами, с бархатной тенью ила. Местный губернатор побаивался Красноперова, закрывая глаза на забавы опричника и его близких: всесезонную охоту в заповедных угодьях, побои ментов и местных чиновников. Пришлось простить даже погром двух азербайджанских ресторанов, принадлежавших зятю главы областного суда.

В своем имении генерал появлялся регулярно, не жалея времени на дорогу, – оставаться на ночь в Москве он не любил.

Глава 4. Рискуй, играй и попирай закон

Из леса вышли двое. Направились к поселку, хотя поселком назвать его было трудно, скорее хутор. Четыре небольших двора и огромное имение за забором, оснащенным всякими техническими премудростями и отсеченным крутым обрывом Волги. Возле пятиметровой ограды ютилась кирпичная избушка с разбитым вокруг нее яблоневым садом. Смахнув крючок, один из незваных гостей толкнул калитку, и, о чем-то перешептываясь со спутником, направился к дому. Они не спешили, на ходу натягивали шапки-маски и доставали из-за пояса «стечкины». Хозяин жил один и без собаки, и, видимо, гости об этом знали.

Водка была уже ополовинена, на столе разбросаны куски талого сала, зелень с размазанной на листьях огородной грязью и гроздь бледных помидоров. Дополнял натюрморт небритый мужик с разухабистой рыжеватой физиономией, вполголоса ругающий телевизор. Ствол, приставленный к голове, застал его врасплох, но без страха, слез и обморока. Матерно приветствовавшего незнакомцев Агафона Семеновича тут же репрессировали двумя ударами в печень, а затем привязали к стулу садовым скотчем.