Читать книгу "Высшая каста - Иван Миронов"

Еще не решившись претендовать на сердечную тиранию, Вика была крайне аккуратна в звонках, скидывая нейтрально-деловую эсэмэску и ожидая перезвона, который обычно следовал незамедлительно.

– Привет, не спится? – проскрипел в трубку генерал.

Вика отметила про себя с трудом уловимые беспокойные нотки и решила, что момент для разговора выбран не совсем удачно. Однако ее предложение перенести разговор собеседник встретил искренним протестом.

– Я просто звоню узнать, как дела. Представляешь, заказала еду. Привезли супчик, рыбку, туда-сюда. А у меня привычка есть в постели. Ну вот, выключаю свет, залезаю под одеяло, распаковываю свой ужин, и вдруг сообщение с незнакомого номера: «Приятного аппетита!» Я чуть не поседела. А это, оказывается, курьер-придурок решил прогнуться.

– Трусиха, – смехом отозвался генерал.

– Дело не в этом. Не страшно ходить ночью по кладбищу, страшно чихнуть в пустой квартире и услышать «Будь здорова!»

– Наверное, – зевнул генерал, пропуская мимо слова подруги.

– С тобой все в порядке?

– Да, конечно.

– Мы сегодня можем увидеться. У меня через полчаса запись на массаж. Я освобожусь…

– Викусь, не получится. Плохо себя чувствую. Надо пораньше сегодня лечь. – Генерал не любил врать, считая это чем-то недостойным себя, а оттого прибегал ко лжи лишь в крайних случаях и лишь к равным себе. В Вике генерал видел только занятную интрижку, и убивать непринужденность общения бременем мелкого лукавства он не собирался.

– Что-то серьезное? Может, апельсинов привезти?

– В норме. Просто надо выспаться.

Сухо попрощавшись, легким мазком полутонов подчеркнув задетое самолюбие, девушка отключилась. Мысль, перебиравшая варианты, как развеять непривычную ночную скуку, то и дело спотыкалась о шершавый разговор с Виктором. В конце концов, обозлившись на него и себя за испорченное настроение, Вика откупорила бутылку «Гави», отключила телефоны и возлегла на диван с початым томиком «Анны Карениной». Двухдолларовая купюра, служившая закладкой, отмеряла сто страниц романа. Вика пыталась продолжить когда-то заброшенное чтение, однако из всех обрушившихся на нее имен она с уверенностью опознавала лишь Анну Аркадьевну и Алексея Кирилловича. Прожевав без аппетита несколько абзацев, девушка осушила бокал вина и, вздохнув, начала книгу с первой страницы. Примерно через час, наскучившись охотой Левина и Вронского до каких-то глупых баб, Вика, отбросив роман в сторону, схватила телефон. Бутылка вина иссякла, хмель и бессонница хозяйничали в голове девушки. Она писала генералу. Ответа не последовало. Покрутив в руках айфон и покусав губы, она все-таки набрала номер. Абонент был отключен. «И в метро он не ездит!» – резюмировала Вика, закинулась снотворным и полезла под одеяло.

Глава 3. Ничто так не связывает людей, как пороки

Что их объединяло? Странное презрение к жизни и ко всему ее наполняющему. К своему пятому десятку, а им троим и было примерно по сорок пять или чуть более, в целом безмятежного существования, каждый из них успел обзавестись состоянием, державным кабинетом и образцовой для нашего времени семьей, оставить которую не позволяли общий ребенок и общая собственность. Они были элитой. Стратегическим авангардом президентской стабильности. Их имена не звенели в «Яндексе», их знали только те, кто сталкивался с ними лично.

* * *

Самый младший из них, Владимир Романович Мозгалевский возглавлял какой-то московский департамент. Служба его тяготила. Кроме денег, грехов и зависимостей, она ничего не приносила.

После школы папа, командующий красноярским филиалом ФСБ, выписал Володе генеральскую путевку в МГИМО с ключами от столичной недвижимости и «Мерседесом» на непроверяйках. Парень мечтал стать журналистом, но отец прочил юноше карьеру дипломата, благо Володя, несмотря на высокие соблазны, учиться любил. К своему выпуску, на радость семье, он не женился, не сторчался, но послом так и не стал, выдвинувшись, не без помощи родни, на передовую бюджетных распилов. Спустя пару лет жениться все-таки пришлось на несоблазнительной одногруппнице, чей папа Евгений Самойлович стал для Владимира новым причалом в бюрократической стихии отечества. Отец-чекист, к тому времени почетный пенсионер, выбор сына не одобрил, но принял с покорностью нищего. Свадьбу сыграли в Марбелье на вилле у родителей невесты. Уже к тридцати годам Владимир владел двумя особняками в Подмосковье, тремя квартирами в Москве и апартаментами в районе старой Ниццы. Родилась дочь, чернявенькая кривозубка с врожденной патологией, унаследованной по линии матери. На этом Владимир генетические опыты решил прекратить, скрываясь от семьи в трудах и тусовках, нередко сталкиваясь в «Раю» и в «Сохо» со своей суженой.

Потом пошли девки и кокаин, которые быстро превратились из наслаждения в привычку. От тухлого блеска спасали книги, которые Владимир проглатывал взахлеб. Он предпочитал советскую историю, обожал Сталина – одну из немногих симпатий, привитых ему отцом. По взглядам Мозгалевский-младший был государственник, уважал Путина, хотя никогда и не голосовал за него, считая выборы уделом лохов. Он ненавидел коммерсантов вообще, а своих собратьев-чиновников в частности. Ненавистью и презрением к ним, как к классу, оправдывал Мозгалевский неуемность собственного аппетита до взяток и откатов, которые ему несли чемоданами. Чиновники представлялись Владимиру племенем крыс, грызущих трюм Родины. Себя он видел матросом этого корабля.

Были ли у него друзья? Вряд ли. С чего вдруг? Друзья – это плоды испытаний и плоды невзгод. В школе он был неразлучен с Васькой, друг за друга всегда и везде. В одиннадцатом классе Володя приревновал подругу к парнишке из соседнего двора, слово за слово – забили стрелку. Они пришли вдвоем с Васей, против них целая кодла. Вова, недолго думая, достал нож. Соперник выжил, но почку пришлось удалить. Замять дело вчистую не смог даже всесильный отец. Крайним пришлось сделать закадычного друга. Володя уехал учиться в Москву, а Вася – мотать срок на малолетку. Судьбой друга он больше не интересовался, удовольствовавшись обещанием отца помочь Василию вскорости выйти.

Москва прельстила Вову и новыми друзьями, и необъятными горизонтами. Оказавшись в хороводе отпрысков лучших людей страны, он тянулся до них как мог, уже не чувствуя под ногами землю. Эскалация возможностей – деградация желаний, которые износили душу, испортили кровь. Вечное сияние столицы – сияние пустоты и цинизма: люди-фантики и люди-звери. А он метался между двух лагерей, мирно пожиравших друг друга.

* * *

В отличие от Владимира, Михаил Арленович Блудов душою не болел, по крайней мере не обследовался. Он жил легко и быстро, на длинном вздохе. Миша искусно воплощал в себе несочетаемое. Неистовую веру и неуемный блуд, слезную жалость к бездомным животным и безмерную жестокость к потерпевшим, проходившим по его уголовным делам. Он был прекрасный семьянин, образцовый муж и заботливый отец, в том числе и для семей, им когда-то оставленных. Бандитские девяностые крепко рихтанули судьбу и психику нашего героя, оставив на память пару лицевых шрамов, рассеченную автоматной пулей голову и несколько погостов друзей. О мятежном десятилетии он вспоминал не без удовольствия, но и без ностальгии.