Читать книгу "Тайна родной крови - Марина Болдова"

– Пан Завадский предлагает перевезти Сару в клинику, где работает доктор Герасимов. Он уже связался с ним и заручился согласием. Но решение остается за вами, Вера Михайловна. За вами и за Сарой.

– Я согласна, – коротко ответила Вера Михайловна и увидела ответную улыбку лечащего врача девочки. – А сейчас хотелось бы увидеться с Сарой…

– Да, пожалуйста. Яна, – обратился тот к присутствующей при разговоре девушке. – Проводите пани Бражникову к дочери.

Сара спала. На ее спокойном бледном личике лежала тень от капельницы, установленной на штативе рядом с кроватью. От флакона с раствором к руке тянулась тонкая полупрозрачная трубочка. Вера Михайловна вздохнула: похожую картину она наблюдает уже четвертый год…

Вера Михайловна вспомнила первый сердечный приступ Сары. Ее вмиг посеревшее лицо, испуганный взгляд и свою растерянность. И бестолково суетящихся рядом Катю и мужа. Тогда первым опомнился Федор, схватив телефон и вызвав неотложку. Потом были больницы, обследования и диагноз. А теперь остро встал вопрос и об операции. Вот таким нездоровьем аукнулась трагедия в жизни девочки.

…Казалось, на похороны родных Сары собрался весь город. Только сама девочка этого не замечала. Или Вера Михайловна, не отпускавшая ее руку ни на миг, так чувствовала. Рука, несмотря на жару, была холодной и будто высохшей, до того тонкими на ощупь были пальчики. Сара неотрывно смотрела на лицо младшей сестры, словно спящей безмятежным сном, и не плакала. Она не уронила ни одной слезинки после тех, первых, слез, когда узнала о том, что сгорела их дача. И погибли и мама, и отец, и пятилетняя сестра Оля…

«Нет, – вспомнила Вера Михайловна, – она плакала еще раз: когда на следующий день «Скорая» увозила в больницу Лилию Марковну».

Именно она, Лилия Марковна Лейбсон, привела правнучку в музыкальный класс Веры Михайловны. «У нее нет музыкального слуха, Верочка, а девочка тянется к музыке. Возьми, позанимайся!» – попросила она. Конечно, Вера Михайловна взяла ребенка. И ни разу не пожалела…

– Вера Михайловна, да не переживайте вы так, – Элина дотронулась до ее плеча. – Спокойно возвращайтесь домой.

– Элина, я думаю, мне следует задержаться, – Вера Михайловна никак не могла решиться на то, чтобы оставить Сару одну в чужой стране.

– Я разговаривала с паном Завадским. Сару в Германию можно будет перевозить лишь через несколько дней. А пока они ее медикаментозно поддержат, сделают необходимые обследования. Вы вернетесь к тому времени, когда она будет чувствовать себя лучше, а я буду Сарочку навещать каждый день, – спокойно возразила та. – К тому же, дома одна Катя, ей трудно будет без вас справиться с мальчишками. Ведь Федор Иванович…

«Конечно… Федор Иванович! Вот и Элина знает… – с иронией подумала Вера Михайловна. – Впрочем, вполне естественно, что она в курсе намечающихся перемен в нашей жизни: ее давно уже приняли в «стаю». И Сару на нее я могу оставить смело. А мне действительно нужно домой».

– Хорошо, – сказала она твердо и бросила взгляд на часы на запястье. – Я на тебя надеюсь. Только прошу: звони мне каждый день. И, если что…

Про «если что» думать не хотелось. Она сама не могла объяснить себе, почему ее так тянет домой. Почему не отпускает тревога, никак не связанная с болезнью Сары. Вера Михайловна словно предчувствовала еще большую беду. Такую, что потребует всех ее душевных сил и причинит ей неожиданную боль.

Глава 6

Она совсем не чувствовала старости. Конечно, болела спина, плохо слушались ноги, мучили головные боли, но Зося Адамовна считала, что это – нормально. Спина начала ныть еще с молодости, когда она часами стояла над корытом с грязным бельем в лагерной прачечной. Ноги она отморозила там же. А голова… кто ж знает, отчего она болит?

То, что она в свои восемьдесят восемь не стала маразматичкой, Зося Адамовна считала только своей заслугой. Мозг нужно тренировать ежедневно, ежечасно, тогда и память останется ясной, и мыслить будешь логично и здраво, считала она. Читала все, что попадалось серьезного, особенно детективы, чем запутаннее, тем лучше. И никак не могла понять других старух в пансионате, которые только и обсуждали, что личную жизнь звезд кино, певичек и моделек, путаясь в именах, кто есть кто, споря и ссорясь друг с другом. Ей было рядом с ними скучно, даже тошно, и она старалась найти спокойный уголок в зимнем саду или библиотеке. Правда, книги, в основном, были на польском. Зося Адамовна язык понимала и могла сносно изъясняться, но читала с трудом.

Старость на нее давила лишь в часы, когда вспоминалось прошлое. Какой-то один факт, всплывший в памяти, тянул за собой целую галерею лиц, событий, вопросов и раздумий. На многие вопросы ответов не было, лица казались размытыми, без возраста. Иногда хотелось вдруг увидеть кого-то, кого она знала в молодости, сейчас, сию минуту. Увидеть, расспросить, рассказать о себе. Но, здраво понимая, что это невозможно, она не расстраивалась.

Память ее хранила много тайн. Зося Адамовна чувствовала, что придет время, возможно незадолго до вечности, и она расскажет все внуку Саше. Пока же она боялась. Боялась за него, неустроенного, непутевого. И еще она знала, что должна ему передать и знания. Если он к тому времени, когда ей наступит срок уходить, будет готов их принять.

…Она хорошо помнила эту огромную квартиру на две семьи в центре Москвы. Хмелевские – Зося, брат и родители – занимали три комнаты, еще две – ее одноклассница Лиля Бас с мамой Чарой Давидовной. Отец Зоси и Виктора был кадровым военным, мать – врачом. Чара Давидовна преподавала физику в школе. Как считали обе девочки, у них была одна семья. С малых лет мама Лили забирала их из детского сада, мама Зоси лечила от простуды, а отец в редкие свои выходные водил их в парк.

Зосина бабушка жила отшельницей в лесу. Ее звали польской ведьмой и не пускали даже в соседнюю деревню, в глаза с ней не здоровался никто. А бегать тайком – бегали. Зуб больной заговорить, мужика от пьянки или любовницы отворотить. Помогала бабушка всем. Зося, правда, бывала у нее лишь летом, когда ее семья переезжала из городской квартиры на дачу, расположенную в получасе ходьбы от избы бабушки. Отец хоть изредка, но наведывался к матери и всегда брал с собой маленькую Зосю. Но мать не ходила к свекрови никогда. И видимой причины для того не было.

На фронт в сорок первом в первые же дни войны ушли и отец, и Виктор, учившийся тогда в военном училище. Зося с матерью остались в доме. Через два месяца на фронт ушла и мама. «В Москву не возвращайся, Зося, живи с бабушкой», – сказала ей мать. «Почему? А школа? Я буду вас ждать там, в городской квартире с Лилей и ее мамой», – плакала Зося. «Нет! – отрезала мать. – Даже не суйся туда. Так надо, Зосенька. Потерпи. Я вернусь, обещаю». Зося тогда впервые серьезно обиделась на мать. Она не то чтобы не любила бабушку, но побаивалась. И как будет с ней жить здесь, в глуши, не представляла.

Наступила осень. Зося пропускала занятия в школе почти каждую неделю – ходить по бездорожью до соседнего села ей, городскому ребенку, привыкшему к асфальту, было трудно. Учила ее бабушка дома. Зося тогда с удивлением узнала, что та свободно говорит на французском, польском и немецком и прекрасно разбирается в математике.