Читать книгу "Охотник - Эндрю Мэйн"

– Серьезно? – Я внимательно разглядываю раны.

– Серьезнее не бывает.

Я рассматриваю повреждения и пытаюсь припомнить все, что знаю о коровах, – немногое, но достаточно, чтобы сообразить, что произошло. Я отодвигаю от себя фотографию. Может, это все-таки проверка?

– Что вы предпочитаете – сразу ответ или путь к ответу?

– Путь?..

– Да. Ход моих размышлений.

Гленн ухмыляется.

– Ладно, профессор, укажите мне путь.

– Я уже говорил, что занимаюсь системами. ДНК – система. Клетка, тело, пруд, планета – все это системы. Все мы функционируем в различных системах. Ну и что за система у нас здесь? – Я подвигаю к нему фотографию.

– Укусы койотов указывают на то, что корова стала элементом пищевой цепочки.

– Конечно. А еще? Какая еще система? – Я указываю на царапины на шее. – Откуда они взялись? То же самое было у других животных?

– Да, и…

– Могу предположить, что у овец, – перебиваю я его. – У свиней и у лошадей – нет. Правильно?

– Правильно.

– Раз так, ответ напрашивается сам собой.

– Сам собой?.. Какой же?

– Койоты.

– Но царапины?

– Все названные мной животные принадлежат к одной системе. Как она называется?

– Ферма, – отвечает Гленн.

– А точнее?

– Ранчо?

– Да. А что превращает ранчо в ранчо?

До него наконец доходит.

– Как правило, забор.

– Ограждение из колючей проволоки, которое служит границей системы. И это как раз для коров и овец. Для лошадей – низковато, а свиньи могут сделать подкоп. Так что жертвами становятся только те животные, которых останавливает колючая проволока: овцы и коровы.

– Значит, они застревают из-за проволоки, а потом до них добираются койоты?

– Возможно. Не исключено, что койоты научились загонять их в сторону забора. Корова ранится о колючую проволоку, но не застревает, а бежит, пока не истечет кровью. И может оказаться на приличном расстоянии от того места, где она зацепилась за изгородь.

– Впечатляет. Так что для меня вы все-таки гений. – Эта его похвала явно неспроста. Он похлопывает по стопке папок. – Здесь случайные дела. Мне бы хотелось, чтобы вы их просмотрели, и, может, у вас возникнут какие-то «научные» соображения.

Он пододвигает мне папки, но я к ним не прикасаюсь.

– Я здесь для этого?

– Сделайте мне одолжение, профессор. Поверьте, с остальными здесь не так приятно иметь дело, как со мной.

Я решил, что мне совершенно не хочется выяснять, что он имеет в виду. Насколько я понимаю, обвинить меня не в чем, а потому можно ему уступить – несколько сделанных мной выводов не должны стать проблемой. Я на все готов, лишь бы скорее отсюда убраться.

Передо мной две дюжины фотографий трупов, кровавых отпечатков ладоней и каких-то случайных предметов. На них как минимум три разных человека: пожилая женщина, выглядящая так, словно ее избили до смерти; мужчина с порезами и колотыми ранами, окровавленная молодая женщина, чье лицо нельзя различить ни на одном снимке.

Стопка фотографий окровавленной одежды, сотовых телефонов, денег, каких-то пней; некоторые вещи чистые.

Глядя на все это, я погружаюсь в свои мысли. Детектив Гленн теперь за миллион километров от меня, как и камера в углу комнаты, которая конечно же следит за мной. Как и Наблюдатель, наверное.

Я раскладываю снимки на четыре стопки и перебираю один за другим. Я вижу укусы насекомых, сыпь от ядовитого плюща, ладонь, лежащую на нераскрывшейся сосновой шишке. Я понятия не имею, что со всем этим делать. С коровой было просто – всего-то одно фото.

Через некоторое время я поднимаю глаза на Гленна в ожидании подсказки и замечаю, что с его лица сошла вежливая улыбка.

Его взгляд прикован к одной из стопок. На секунду он смотрит в камеру, потом поворачивается ко мне – снова невозмутим, как прежде.

– Доктор… Тео, почему вы переложили эти фотографии сюда?

У меня сводит живот. Что-то произошло, так что теперь я выгляжу подозрительно.

Я раскладываю фотографии и спешу с объяснениями:

– Это похоже на снимки одной жертвы с разных ракурсов.

Гленн вытаскивает из стопки фотографию с шишкой в крови и с кошельком на пне.

– Здесь нет людей, тем не менее эти снимки попали у вас в эту же подборку. Почему?

– А! – Я еще раз перебираю фотографии. – Я не обратил на них особого внимания. Скорее всего, случайный выбор.

– Здесь двадцать с лишним фотографий. Вы отобрали шесть, относящихся к одному и тому же делу. Какова вероятность, что это случайность?

– Высока. Согласен, выбор был не такой уж произвольный… – Я пытаюсь разобраться в собственной логике.

– Да, похоже, что не такой уж…

Я указываю на цифры на оборотной стороне фотографий.

– Насколько я понимаю, это нумерация дела, она везде совпадает. Похоже, какая-то кодировка для записи даты.

Гленн берет фотографии и разглядывает цифры.

– Их здесь быть не должно. – Он раздраженно смотрит в камеру. – Значит, вы ориентировались на эти цифры? Потому и сложили эти фотографии в одну стопку?.. – Он пожимает плечами и поднимает руки в знак беспомощности. – Вроде бы логично.

Лучше бы мне держать язык за зубами. Но я не могу. Мое стремление к логическим объяснениям иррациональное и навязчивое – и опасное.

– Нет. Я выбрал их не поэтому.

Гленн напрягается, это чувствуется физически, но самообладание по-прежнему при нем. Я слышу заданный все тем же спокойным голосом вопрос:

– Тогда откуда вы знаете, что все они с одного места преступления?

Глава 5. Озарение

Уверен, детектив Гленн потратил не один час, тренируясь оставаться спокойным и собранным в экстремальных ситуациях. Подозреваю, что в происходившем до сих пор не было ничего случайного. «Случайно» попавшая мне на глаза фотография с размозженной головой предназначалась для проверки моей реакции.

Но его самообладание дало слабину, когда я у него на глазах выбирал фотографии. Это застало его врасплох. Думаю, до этого момента он всего лишь проверял свои подозрения. Отсутствие агрессии было его преимуществом – насторожись я, то раньше бы понял, что происходит.

То, что я несколько часов не видел шерифа – женщину со стоянки, – тоже не случайно. На ее лице читается все, что она думает. Гленн работает намного тоньше. Подозреваю, это она приказала спецназу высадить мою дверь, тогда как подход Гленна полон нюансов. Это его заслуга, что я охотно забрался в его машину, будто испуганная заблудшая овечка.