Читать книгу "Жена проклятого князя - Ирина Успенская"

– Нет. – Матильда пожалела, что явилась в это гнездо порока и разврата.

– Ваша скромность, мада… мзель! Красит вас! Не-есказанно! – Пьянчуга покачнулся, оперся на стол и попытался поднять вуаль Матильды.

Она отшатнулась, машинально припомнив своего покойного, недоброй памяти муженька.

– Недотрога! – Пьянчуга захохотал, брызгая слюной.

– Убирайтесь, мсье.

Матильда обдала его холодом, но тщетно. Пьянчуга и не подумал оставить ее в покое. Напротив, он с мерзким причмокиванием потянулся к ее руке, и Матильда со всей ясностью поняла: шевалье Маньяк – это не худшее, что может с ней случиться в этом диком мире. Причем сейчас она будет виновата исключительно сама! Поперлась в неизвестное злачное место, одна, даже не взяв с собой пистолета. Дура, какая же она дура! Впрочем, пока еще есть шанс сбежать, или хотя бы позвать на помощь.

Отдернув руку, она огляделась в поисках хоть одного благородного лица, хоть кого-то, кто мог бы ее защитить… Но компания за ближним столиком пялилась на нее и жирдяя, как на бесплатный цирк. Один из вояк даже ей подмигнул:

– Не ломайся, красотка! У Альбера толстый кошелек!

Черт! Ее принимают за шлюху!

Внутри у Матильды загорелось что-то незнакомое, яростное и не рассуждающее, она сама не поняла, как схватила вазу с алой розой, вскочила и выплеснула воду вместе с цветком в пьяную морду.

Под гогот вояк пьяная морда в обалдении отступила, Матильда тоже отшатнулась, попыталась выбраться из-за стола, путаясь в ужасно длинной юбке, споткнулась и почти упала… Но ее подхватили сильные руки, осторожно поставили на ноги – и отпустили.

– Прошу прощения, мадемуазель, – послышался глубокий, в меру низкий голос. – Этот мсье забыл, чем отличается благородный шевалье от свиньи под забором.

– Ах ты, подлый грязный смерд! – заорал побагровевший пьянчуга.

Матильда не успела понять, как оказалась за чьей-то спиной, и что произошло, но пьянчуга почему-то оказался на полу, держась обеими руками за нос и визжа, как недорезанная свинья. Тут же вокруг образовалась толпа зевак, послышался радостный девичий голос:

– Так ему и надо, свинье! – и в валяющегося на полу пьянчугу полетело что-то красное и жирное.

Едва успевшая обрадоваться нежданному спасению Матильда в ужасе прикрыла глаза. Вот она попала! В самый эпицентр кабацкой драки!

Но тот же самый глубокий голос, явно привыкший отдавать приказы, велел:

– Эй, вынесите свинью под забор. А вы, господа, отойдите. Имейте капельку сочувствия. И прекратите смущать благородную даму!

– Благородную? – шепнула какая-то девица у Матильды за спиной. – Еще одна сучка богатенькая, вот бы ее…

– Заткнись, дура, – отозвался другой голос. – Иди, иди отсюда.

– Oh, losiento, Donna, déjame ofrecerte… – К Матильде подбежал, что-то тараторя об извинениях и ужине за счет заведения, испанский кабальеро лет пятидесяти.

Под его руководством вышибалы (которых кабальеро обещал жестоко наказать за ротозейство) потащили прочь пьянчугу – тот орал, что закроет демоново заведение, шлюху отдаст своим егерям, а наглого простолюдина засечет кнутом до смерти.

Матильде безумно хотелось сбежать отсюда сию же секунду, единственное, что ее останавливало – надо было все же поблагодарить своего спасителя. Простолюдин, поднявший руку на благородного шевалье, серьезно рисковал. Даже не так, он все еще серьезно рискует. Как минимум штрафом и поркой у позорного столба, а может быть, и каторгой.

– Не так быстро, кабальеро. – Для начала Матильда остановила поток испанских извинений. Но не поток испанских кушаний, которые официанты уже начали составлять на ее столик. – Я принимаю ваши извинения…

Кабальеро тут же рассыпался в благодарностях, даже встал на одно колено и склонил седую голову. Он что-то такое говорил о «вечном вашем должнике», о прекрасной улыбке донны и прочая, прочая, на что скудного словарного запаса Матильды не хватало. Она же, царственно протянув кабальеро руку для поцелуя (что помогло ему заткнуться) и мило улыбнувшись, обернулась.

И замерла.

Наверное, свою роль сыграли фильмы, виденные в детстве. Боярский, Жан Маре и прочие Бандерасы могли нервно курить в сторонке, лишь глянув на мужчину, так и не отошедшего от Матильды и всем своим видом показывающего, что будет защищать ее до последней капли крови. То есть он, возможно, и не был красив, как Жан Маре, и не мог бы так же великолепно петь, как Боярский, но он-то был живым, настоящим, и от него исходило ни с чем не сравнимое тепло. И ощущение безопасности. Почему-то Матильда была твердо уверена, что он никогда не поднимет на нее руку, ни к чему не принудит, не подумает торговаться или на ней экономить, и… да, если понадобится – снова бросится в бой, даже не думая о том, сможет ли что-то с этого поиметь.

И при этом…

Матильда медленно оглядела его снизу вверх, начиная с обычных сапог, какие носят гвардейцы, обычных военного же образца кожаных штанов и немного выбившейся из-за пояса сорочки из беленого, тонкого и слегка подмокшего от пота полотна. Ни дублета, ни камзола – ничего такого на нем не было, как и перевязи со шпагой. Но на его одежду или ее отсутствие Матильде было плевать. Она даже толком не смогла разглядеть – есть ли кубики на его прессе, широки ли его плечи. Боже, какая это все ерунда, когда на нее смотрят самые теплые, самые глубокие, самые синие в мире глаза, когда самые горячие губы на свете улыбаются нежно и немного робко, словно этот странный мужчина не может поверить, что видит именно ее, единственную женщину в мире…

Она даже не сразу поняла, что ей мешает рассмотреть его лицо не тень, а шелковая полумаска, и что волосы у него светлые, чуть вьющиеся.

Она не знала, красив он или страшен. Ей было все равно, богат он или нищ.

Она просто смотрела в его глаза и смотрела, и смотрела, забыв, где находится и зачем сюда явилась.

Пока он не шагнул к ней – приблизившись всего на полшага – и ее не обожгло раскаленной лавой его голоса, плеснувшего ей на кожу, под кожу, куда-то, где трепыхалось никогда не знавшее страсти, до сих пор ни разу не бившееся в полную силу сердце.

– Мадам, вы же потанцуете со мной? – прозвучало так, словно от ее согласия зависела его жизнь.

– Да, мсье, – и поняла, что согласилась на что-то гораздо большее, чем танец.

Глава 14, о единстве противоположностей

Брийо, Пале-Рояль

Андре

Клочок бумаги в его руках истончался, превращаясь в пепел, но Андре этого не замечал. Он вчитывался в знакомые округлые буквы, и в груди щемило от нежности и сожаления.

«Сынок, я не верю в твою вину. Ты не мог убить, я знаю. Я добьюсь помилования, но умоляю тебя, не появляйся дома!

Это я виновата в том, что твоя жизнь погублена. Ради любви к твоему отцу я отказалась от своего дара и позволила отобрать дар у тебя. Я хотела, чтобы мы все были счастливы, но Небеса посмеялись надо мной… Молю тебя, вспомни о своем даре, развивай и используй его, иначе он сожжет тебя.