Читать книгу "Кто остался под холмом - Елена Михалкова"

Тамара возникла в мае двухтысячного. Пятидесятилетнего Адама за какой-то нуждой понесло в Москву, и там они встретились, а в конце мая уже сыграли свадьбу. Тамаре было тридцать семь.

Меньше чем через год произошел несчастный случай: хозяин автомастерской уснул в машине с включенным двигателем, закрыв двери гаража. В цветистом некрологе журналист скорбел о пагубной привычке, что толкнула «полезного члена общества на гибельную стезю».

– Значит, стезю, – задумчиво сказал Макар.

Он был практически уверен, что о пагубной привычке злосчастного Адама еще год назад никто не подозревал.

А кстати: сколько было лет автомеханику Щербе?

Сорок три. Что ж, ожидаемо. Всего на пять лет старше Тамары, на целых семь младше своего работодателя.

Илюшин не поленился отыскать и фотографию. На фоне железных ворот стояли двое: хмурый Щерба в спецовке, с напряженной улыбкой человека, который перед камерой чувствует себя дураком, и Адам Раткевич, вальяжный, со щегольскими усиками и округлым животом, наползавшим на ремень.

Макар внимательно рассмотрел помощника. Он знал этот тип нелюдимых работяг, которые всегда были очень хороши в выбранной профессии, но никогда не выбивались в начальники.

Что стало со Щербой?

Об этом в архивах не было ни слова. Илюшин взглянул на дату первой статьи. Когда вдова распрощалась с Беловодьем? Всего три недели спустя после смерти мужа.

Больше в библиотеке ему нечего было делать. Требовался живой свидетель – толковый свидетель, не пустозвон.

– Инга Валерьевна, – позвал он вязаные бусы. – Мне не обойтись без вашей рекомендации.

– Мемуарная литература? – повела плечиком вмиг похорошевшая Инга Валерьевна.

– Не совсем. Если бы я спросил, кто в вашем городе работает живой газетой, что бы вы мне ответили?

Сорок минут спустя он стоял перед домом Анны Козарь.

6

Распрощавшись с Тамарой, Мусин не вышел на улицу, а тихонько влез под крыльцо и залег в пыли, стараясь не вздрагивать, когда по руке пробегал паук-косиножка. Он дождался, когда женщина выйдет, и крался за ней, пока не убедился, что она свернула к библиотеке. Илюшина, принявшего у него эстафету, Никита не заметил.

С кого она начнет, размышлял Мусин, с Гурьяновой или с Шишигиной?

Он бы и сам разобрался, кого прячет на другом берегу бывший сторож, но у этой поразительной женщины получится лучше.

Гнус бы удивился и не поверил, скажи ему кто-нибудь, что поразительная женщина забыла о нем почти сразу, как он исчез. Получатель важного письма редко задумывается о конверте. А Никита был конвертом самым обычным, даже марки красивой на него не наклеили. Но вот письмо!.. Письмо стоило ее внимания.

Тамара провела в библиотеке два часа. В отличие от Макара свидетели ей не требовались: обстоятельства давнего дела были вполне прозрачны.

Жадную дочь с ее загребущими ручонками Тамара выкинула из головы. Пусть безголовая овца прячет свой зад среди книжек до скончания века. Открывались перспективы побогаче.

Она действовала хладнокровно, обдуманно и решительно. Спустилась на пристань, договорилась, чтобы ее переправили на другой берег, соврав любопытному лодочнику, что хочет навестить родственницу в Ткачихе. Мужичонка порывался составить ей компанию, но Тамара не позволила.

Вместо того чтобы идти к деревеньке, свернула в лес. Про свою избушку ей Щерба еще когда рассказывал… Все в жизни пригождается, ничего лишнего нет.

Даже устать не успела, пока пробиралась по лесу: вышла точнехонько к поляне, словно боженька провел.

К романтически настроенному лодочнику вернулась еще до темноты. На обратном пути тот козлиным голосом выводил любовную песню, словно гондольер, а у причала выпрыгнул первым и подал даме руку.

Деньги, однако, взял.

Тамара не любила делиться своим, но тут рассчиталась с легким сердцем. Сытые времена близятся, можно не крохоборствовать.

Никита дожидался свою царицу на берегу. На глаза не показывался, опасаясь, что это будет расценено как вмешательство в ее дела. Он видел, как Тамара расспрашивает встречных о Гурьяновой, и по той решительности, с которой она направилась к нужному дому, понял, что все получилось.

От вида вытянувшейся директрисиной рожи, когда она открыла дверь и увидела гостью, Никита чуть не заржал. Тамара что-то сказала вполголоса, и обе скрылись внутри.

Ну, кино!

Еще вчера он волновался бы за исход дела, но сегодня все изменилось. Он как будто был героем фильма, не сомневающимся в том, что вокруг него самая реальная реальность, и одновременно зрителем, твердо знавшим, что с этим персонажем ничего плохого не случится.

Никита подобрался под окно и прислушался.

– …дела простые. – От медоточивого голоса Тамары у него опять по спине побежали мурашки. – Уматываете обе (она выразилась грубее), и никто ничего не узнает. На жизнь мне оставите кое-что… Это разъяснять не надо, ты умная.

– Кое-что? – переспросила Гурьянова. Тамара засмеялась. – Хорошо, с этим ясно, – сказала директриса. – А с остальным?

– Остальные пусть живут. Хочешь – забирай их с собой. Нет – оставляй. Мне без разницы.

– Щедрое предложение, – усмехнулась директриса. Гадкий был смешок, высокомерный.

И вот тогда Тамара заговорила своим настоящим голосом. До этого Мусин не понимал, отчего она лебезит перед Гурьяновой, а это, оказывается, была просто игра.

– Слышь, кобыла низкосрачная, – с веселой яростью сказала Тамара. – Приказа сучить копытами не было. Тебе пятера катит как ясный день, а ты милость божескую и людскую не ценишь.

– Мне нужно посоветоваться с Верой Павловной, – помолчав, ответила директриса. – Она может иметь свое мнение на этот счет. Что мне делать, если она не согласится?

– А ты ее уговори, – засмеялась Тамара. – Дня тебе хватит. Завтра вечерком загляну, а ты пока найди юриста.

– Как ты представляешь жизнь одинокой старухи без своего жилья? Родственников у нее нет, работать она в силу возраста не способна…

– А как она мое представляла, когда подняла хай, что Раткевича я напоила? – так тихо сказала Тамара, что Мусин едва расслышал.

– Вон оно что, – протянула Гурьянова.

– Шарик-то вертится! И Библию чтить надо.

– Библию… – с полуутвердительной-полувопросительной интонацией повторила Гурьянова.

– Новый Завет читай внимательнее: «Кто из вас первый без греха, пусть бросит в нее камень». Шишига, что ли, была безгрешная, когда подняла визг? В прокурорском кресле не сидела, звезд на погонах не носила… Ладно, болтовня эта пустая, а не серьезный разговор. Завтра расскажешь, что вы надумали.

Послышались шаги, и уже от двери женщина сказала: