Читать книгу "Снежная роза - Валерия Вербинина"

После этого разговора Робер заплакал – человек, который не плакал, когда хоронили его боевых товарищей, павших на войне, и который сумел сдержаться, когда умерла мать – а умирала она долго и мучительно, все время искала взглядом своего слугу Жиру, который сидел возле постели и держал ее за руку, и лицо у него было застывшее, он словно не видел тех, кто входил в спальню и выходил из нее. Все знали, что Жиру был любовником графини, и все с любопытством ждали, какую жизнь ему устроит сын, когда мать умрет. И нотариус, хитрец Куртон, оказался тут как тут, предложил прекрасный план, как можно уничтожить Жиру, смять его, как бумажку, и выбросить, но Робер вспомнил, как мать держала любовника за руку перед смертью, подумал, что ей бы не понравилось такое мелочное сведение счетов, и отпустил слугу с миром.

А теперь он понял, что, пожалуй, даже завидует матери, завидует тому, что нашлось лицо, которое она хотела видеть перед тем, как уйти туда, откуда никто не возвращался. Потому что сам он совершенно точно не хотел видеть никого – и даже сочувствия ни от кого не желал. Жена ему изменяла и давно жила своей жизнью, любовнице от него нужны были только деньги, дочь искренне расстроилась бы, но наверняка стала бы осторожно выспрашивать, что он написал в своем завещании. О Морисе нечего было и говорить – граф знал, что его смерть только обрадует зятя, который давно жил не по средствам и зарился на деньги, накопленные графом де Круассе.

Бессонными ночами он перелистывал свою жизнь и поражался, до чего, оказывается, нелепой она была, и куцей, и какой-то ненастоящей, если говорить начистоту. Какое-то подобие настоящего он ощущал только на фронте, куда отправился наперекор отцу, которого не любил. Старый граф прочел ему нотацию, что пушечным мясом должно служить всякое быдло, в то время как людям благородным стоит поберечь себя и отсидеться в тылу или при штабе. Но иные из тех неотесанных простых людей, которых Робер встретил на войне, стоили всех аристократов, которых он знал, и он лишний раз убедился в том, что его отец – закосневший в предрассудках болван.

Когда Шарль, его старший брат и наследник титула, погиб, Робер не догадался, что судьба сыграла с ним первую из шуток, которые припасла нарочно для него. Его самого вполне устраивало, что он будет следующим графом де Круассе, и он знал, что справится со своими обязанностями куда лучше любого из родных. Еще до войны он женился, но теперь, когда он пытался вспомнить, почему выбрал именно Элен, то становился в тупик. Вероятно, она подходила ему, потому что была из хорошей семьи, и прекрасно воспитана, и вдобавок самозабвенно танцевала. Совместная жизнь показала, что они совершенно друг другу не подходят, но развод в их кругу одно время был делом немыслимым, а потом привычка просто оказалась сильнее желания что-либо менять. Кроме того, Элен вовсе не собиралась уступать свое место другой женщине (она была уверена, что настоящей целью развода является лишь второй брак) и неоднократно заявляла, что, если муж решит с ней развестись, просто так она не сдастся.

– И потом, зачем нам разводиться? Нам же так хорошо друг с другом! – ворковала она, щуря подведенные глаза.

И подумать только, если бы он не связался с этой злобной бессердечной куклой, он мог бы… Но тут его разобрал смех: что мог бы? Никогда он не умел выбирать женщин, вечно они его выбирали, а если уж говорить о мадам Биссон, то она ничем, решительно ничем не лучше Элен – просто знает свое место и меньше ему досаждает…

Итак, он полный банкрот, и единственное, что он может сделать, – достойно умереть, уйти до того, как рак сожрет его изнутри и сделает его жизнь совершенно невыносимой.

Сначала он хотел застрелиться у себя дома в Париже, но перед смертью его потянуло в последний раз увидеть фамильный замок, в котором он родился и вырос – и однажды, никого не предупредив, он туда уехал.

Слуги огорошили его сообщением, что дочь в замке, да еще привезла с собой мужа и целую компанию. Робер истолковал это как очередную насмешку судьбы, которой непременно нужно было обесценить любые его начинания. Стиснув зубы, он снял со стены ружье и стал прикидывать, как из него застрелиться.

За окнами раздался взрыв смеха, и граф даже поежился – какая-то женщина хохотала так задорно и громко, что он готов был счесть ее смех неприличным.

«И никому нет дела, что я тут умираю, и сейчас… вот-вот…»

Он представил, как его найдут здесь с раздробленным черепом, в луже крови, несколько мгновений размышлял, не избавить ли дочь от этого зрелища, но внезапно разозлился. Он не считал себя плохим отцом, он, если вдуматься, только и делал, что потакал ей – или по меньшей мере не перечил ее желаниям. Хочешь выучиться хорошо рисовать – наймем лучшего учителя, хочешь получить Мориса – забирай его вместе со всеми его пороками, смазливой рожей и кривой ухмылкой ограниченного, но хитрого и цепкого существа, которую Робер терпеть не мог.

«Почему я даже перед смертью должен думать об этом сукином сыне?» – спросил он себя в бешенстве.

Внезапно Робер услышал чьи-то шаги и с досадой обернулся. В дверях стояла юная сияющая дева, которую он никогда раньше не видел. Она словно излучала жизнь, а улыбка порхала на ее губах, как бабочка.

Своим милым голоском она прощебетала что-то о теннисной сетке, которая куда-то делась. Граф смотрел на незнакомку во все глаза. Впервые за долгое время ему расхотелось умирать; напротив, теперь им двигало стремление жить – как угодно и любой ценой.

Очень скоро все разъяснилось. Ее звали Натали – на русский манер Наташа. У нее был роман с приятелем Мориса (тут граф сразу почуял недоброе; с его точки зрения, ничего из того, что было хоть как-то связано с его зятем, по определению не могло быть хорошим). Раймонда пригласила их в замок вместе со своими друзьями, так как не знала, что собирается приехать отец.

…Конечно, он объявил, что очень рад знакомству, а отдавая распоряжения к ужину, вспомнил кое о чем и приказал подать старое вино, которое пылилось в подвалах замка целый век.

«К чему стараться, отказывать себе во всем, оставлять самое ценное для грядущих поколений? Достаточно же взглянуть на Мориса, чтобы понять, что эти поколения ни черта не стоят…»

Он был не настолько ослеплен, чтобы не видеть недостатков гостьи – или того, что можно было счесть таковыми. Она оказалась слишком молодой, в чем-то наивной, где-то не очень образованной, но в ней не ощущалось того, что граф, за неимением лучшего слова, про себя называл гнилью. Единственным, что его настораживало, являлся тот факт, что она связалась с приятелем Мориса, но Робер знал людей и был уверен, что их связь долго не продержится.

«Все Ланглуа – расчетливые сукины дети… Они не оценят ее, а сопляк окажется слишком слаб, чтобы противодействовать давлению семьи».

Ночью он хорошенько обдумал свое положение. Умереть он еще успеет; смерть от него никуда не уйдет. В запасе у него осталось еще несколько месяцев – значит, надо прожить их так, чтобы они затмили всю его предыдущую серую, бездарную жизнь.

Прежде всего он решил, что ему нужна Наташа. Проблема заключалась в том, что он видел ее только своей полноправной спутницей жизни. Ему не хотелось, чтобы она оказалась на той же ступени, что и мадам Биссон.