Читать книгу "Линейный корабль "Андрей Первозванный" (1906-1925) - Рафаил Мельников"

Из приведенного Г.К. Графом подробного рассказа командира (На "Новике. 1922. с. 272–281, 1997. с. 268–278) следует, что в продолжение этой ночи, он, решившись выйти к команде один и несколько раз, рискуя быть убитым, сумел горячей речью нейтрализовать большую группу матросов, и заставил их осознать безысходность и преступность мятежа. Умело осадив одного из уже проникших на корабль с берега агитаторов (тот кричал: "кровопийцы, вы нашу кровь пили!"), он следом разоблачил и главную ложь главарей о невнимании командира к матросам. "Правда, правда, они врут, против вас мы ничего не имеем", — послышались голоса из толпы. Все это время стрельба по офицерам в кормовом отсеке не прекращалась. Затем расстреляли вытащенных с окровавленными головами двоих кондукторов. Опьяненные совершенным злодеянием, многие кричали столпившимся вокруг командира матросам: "Чего вы его слушаете, бросайте за борт, нечего там жалеть". Но толпа прибывала, и командир чувствовал, что люди слушают его все внимательнее. Тогда откуда-то из темноты явилась группа матросов, с криками пытавшихся рассеять толпу и взять командира "на штыки". Но прежде чем командир успел вскинуть револьвер, выбирая кому из негодяев достанутся его девять пуль, его заслонили до пятидесяти матросов: "Не дадим нашего командира в обиду!". Убийцы отступили, но корабль продолжал оставаться в их власти. Не переставая пытаться спасти офицеров, Г.О. Гадд смог, наконец, уговорить матросов взять их под охрану при условии, что они вместе с командиром отдадут свои револьверы.

Команда согласилась также с предложением командира, чтобы не допустить на корабле пьяного разгула, взаимного "выяснения отношений", поставить караул также у винного погреба. Присутствие командира сыграло свою роль и в том отпоре, который получил прибывший с "Павла I" революционный делегат, деловито осведомившийся: "Что покончили с офицерами, всех перебили? Медлить нельзя!". Уязвленные, видимо, понуканиями со стороны, матросы флагманского корабля ответили, как писал Г.О. Гадд, "очень грубо" в том смысле, что сами знают, что делать. Не желая брать на себя грех убийства офицеров, основная масса команды считала, видимо, более удобным изолировать их под арестом, сохранив для себя свободу действий на корабле. В этом пришлось убедиться командиру, неотлучно находившемуся при офицерах. В охраняемом коридоре никто не появлялся, но выстрелы на корабле до утра не прекращались. Это продолжалась охота на унтер-офицеров и кондукторов, с каждым из которых находились любители свести личные бытовые счеты. "Ужасно было то, что я решительно ничего не мог предпринять в их защиту", — писал Г.О. Гадд. Так выдавала себя порочная система взаимоотношений между офицерами и младшим командным составом. Ни офицеры, ни матросы не считали их социально близкими и по негласному уговору с командиром унтер-офицеры и кондуктора были отданы во власть торжествовавших победу мятежников. Наверное, командир, имея свободу передвижения, мог потребовать для себя специальную охрану, попытаться убедить их вернуться к исполнению долга присяги и с их помощью спасти хотя бы часть унтер-офицеров и кондукторов. Ведь в свое время кондукторы собственными силами сумели организовать контрпереворот на захваченном революционерами в 1906 г. крейсере "Память Азова", но командир — в силу ли, возможно, данных матросам джентльменских обязательств не предпринимать против них никаких действий или в согласии со своими евангелическо-лютеранским вероисповеданием — на организацию контрпереворота не решился.

Слишком зыбкой, видимо, была вокруг обстановка — горстка офицеров в окружении буйствующих, как дикие звери, и почти поголовно вооруженных матросов. Слишком много оказалось в команде извергов, из которых двое, вызвавшись довести до лазарета тяжело раненого и лишившегося рассудка мичмана Воробьева, убили его по дороге на глазах сопровождавшего его младшего врача. И все же трудно с позиции нашего времени объяснить, почему командир не использовал два чрезвычайно выигрышных обстоятельства той ночи. Первый относился к моменту после удачной речи командира, когда два находившихся при нем мичманы Р… и К…, вызванные командой наверх и считавшиеся любимцами матросов, призвали их "качать командира". И бунтовщики действительно с энтузиазмом его подхватили и "качали".

Командир, правда, уже успел потерять голос, но два мичмана, наверное, были в состоянии призвать матросов одуматься, остановить убийства, освободить офицеров и восстановить на корабле порядок, арестовав главарей мятежа. То же можно было сделать, когда в коридор, который охраняли часовой и наблюдавший за ним командир, вдруг прибежала кучка матросов, униженно просивших принять над ними командование и спасти корабль от захвата батальоном идущих из крепости солдат. Командир принял командование, приказал никого с берега не пускать ("так точно" — отвечали ему, вспомнив дисциплину), сбросить сходню на лед, а матросам занять места у заряженных 120-мм орудий и пулеметов. В лучах включенного прожектора приближающиеся оказались толпой, которая прошла мимо корабля, не обратив на него внимание. "Как позже выяснилось, — писал командир, это была успевшая организоваться толпа убийц и грабителей, которая шла убивать всех встречных офицеров и даже вытаскивала их из квартир" (Граф Г. 1922. с. 277, 1977. с. 274). После того как тревога миновала, Г.О. Гадд, как он пишет, вернулся в свою каюту.

Не сделав никаких попыток переломить ситуацию, командир, продолжая до утра слышать выстрелы продолжавшейся "охоты" за кондукторами, предпочитал ожидать развития событий. А они начали совершаться по законам нового революционного правопорядка. Во-первых, хорошо, видимо, уже осведомленные о "Приказе № 1", матросы, чтобы узаконить свои преступления, поутру провели выборы судового комитета. Участие офицеров в судовых комитетах "Приказом № 1" вообще не предусматривалось, а потому и участь их была решена без особых разбирательств. Сформированный тут же из матросов некий "суд" без промедления приговорил пять офицеров к расстрелу. В их число вошел и младший врач, который, как надо было понимать, подлежал ликвидации как свидетель убийства раненого мичмана Воробьева. От командира же требовалось санкционировать приговор, который члены комитета хотели огласить в присутствии офицеров. Одновременно судовой комитет своей радиограммой объявил, что "не спустит боевого флага, не освободит офицеров до тех пор, пока все наши требования не будут удовлетворены".

Советский сборник документов, поместивший эту радиограмму, благоразумно умалчивает о содержании требований и возможно, что в письменном виде они отсутствовали или не сохранились. Но справедливо недоумение Г.О. Гадда, который в своих новых, продолжавшихся три дня, отчаянных попытках спасти жизнь офицеров, не получил помощи от нового командующего флота. В сопровождении украшенных революционными красными бантами матросов своей штабной команды минной обороны — они, как говорили, пользуясь сумятицей, и "выбрали" адмирала своим командующим — этот революционный командующий — вице-адмирал А.С. Максимов (1866–1951) разъезжал по городу на автомобиле, посещал корабли, но почему-то обходил стороной "Андрей Первозванный".

Лишь путем сложных маневров, договорившись с судовым комитетом о приглашении на корабль представителя новой власти депутата Госдумы Ф.И. Родичева (1854–1933, США) Г.О. Гадд успел подсказать депутату включить в свою речь призыв к матросам о распространении и на офицеров обещанной новой властью всеобщей амнистии. Только так, по-видимому, можно было подействовать на упорствующий в своем людоедстве судовой комитет. При выражениях общего революционного энтузиазма депутат на руках был снесен в автомобиль. Приговор, срок которого по решению ''суда" истекал через час, отменили, офицеров освободили. Но и это не означало успокоения. Убийцы остались на свободе и успели расправиться еще с одним кондуктором, который, потеряв рассудок, в полной парадной форме вышел к команде и объявил, что сообщит командиру фамилии тех, кто убивал людей. Одного кондуктора еле успели вынуть из петли в своей каюте, трое из них, два офицера, как писал Г.О. Гадд, также лишились рассудка и были отправлены в госпиталь. В сохранившихся в РГА ВМФ, но по-видимому неполных, списках погибшими значатся: старший боцман Графчев, артиллерийский кондуктор Нефедов, электрик-кондуктор Дроздов, сверхсрочно служащий боцманмат Храмкин, матрос 1-й статьи Хусаинов. Несколько матросов было ранено.