Читать книгу "Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни - Нассим Николас Талеб"

Журналисты написали о пятидесяти девяти минутах разговора, исходя из поверхностного комментария, который занял двадцать секунд и был понят с точностью до наоборот. Те, кто не был на обсуждении, могли решить, что мы только об этом и говорили.

По ходу беседы я всего лишь представил свою версию принципа предосторожности; стоит напомнить, что это такое. Данный принцип гласит: чтобы избежать какого-то действия, не нужно обосновывать решение сложными моделями. Если мы чего-то не понимаем, а последствия системны, действия нужно избегать. Модели плодят ошибки – это я усвоил, когда был финансистом; как правило, риски появляются в анализе, когда ущерб уже нанесен. Насколько мне известно, планета у нас одна. Значит, обязанность доказывать, что хвостовой риск отсутствует, ложится на тех, кто загрязняет среду – или производит новые вещества в количествах больше обычного. Чем более неопределенны модели, тем осторожнее следует действовать. Те же газеты превозносили книгу «Черный лебедь», в которой доказывалось ровно то же самое, – и было очевидно, что атака не имела ничего общего с моей точкой зрения: журналисты хотели, демонизировав меня, ослабить Кэмерона. Я понял, что мог говорить что угодно – меня все равно облили бы грязью.

Я сумел защититься – стал сильно шуметь и, пригрозив каждой газете судом, принудил их напечатать опровержение. Но и тогда кто-то в The Guardian попытался (без успеха) загладить мое письмо, сказав, что оно не совпадает с тем, что я говорил ранее, и на самом деле вовсе не исправляет ошибку СМИ. Другими словами, газета хотела, чтобы я признал: я не согласен с самим собой.

Лондонские газеты выставляли меня в неверном свете перед своей собственной аудиторией. Читатель мог совершить ошибку, приняв журналиста за посредника между ним и продуктом – какой-либо новостью. Но в конечном счете я – благодаря тому, что меня нельзя было не услышать, – расставил все точки над «i»; так могут поступать не все.

Это тоже агентская проблема. Нет разницы между журналистом The Guardian и владельцем ресторана в Милане, который, когда вы просите вызвать такси, звонит родственнику, а тот кругами возит вас по городу, чтобы накрутить счетчик. Или врачом, намеренно ставящим вам неправильный диагноз, чтобы вы купили лекарство, которое принесет ему какие-то выгоды.

Информации не нравится, когда ею владеют

Журналистика с Линди несовместима. Естественным образом информация передается устно и ведет себя двояко. В Древнем Риме люди получали информацию без централизованного фильтра. На древних рынках Средиземноморья люди беседовали; они были сразу и получателями новостей, и разносчиками. Брадобреи предлагали всеобъемлющие услуги: они были вдобавок хирургами, экспертами по разрешению споров и новостными репортерами. Люди сами решали, какие слухи передавать дальше, а какие нет, но неизменно были частью системы. То же с пивными и лондонскими кофейнями. В Восточном Средиземноморье (ныне – Греция и Левант) люди собирались и обменивались новостями на поминках, составлявших значительную часть общественной жизни. На траурных собраниях новости расходились как горячие пирожки. Моя общительная бабушка совершала «круговой обход», выражая соболезнования членам бейрутской греческой православной (тогда весьма влиятельной) общины, и знала практически все вплоть до самых несущественных деталей. Когда отпрыск видного человека проваливал экзамен, она это знала. Почти все, что делалось в городе, тут же становилось новостью.

Ненадежные люди имели меньший вес в обществе, чем надежные. Одурачить кого-либо можно только один раз[104].

Промежуток, когда люди доверяли односторонним сообщениям ТВ и прессы (которые могли держать под контролем мандарины), продолжался с середины ХХ века до выборов президента США в 2016 году. В тот момент социальные сети, позволяющие информации течь в обе стороны, вернули механизму новостей естественный формат – Линди нанес ответный удар. Как знали все, кто обменивался новостями на рынках и базарах, надежность таит в себе долгосрочные преимущества.

Более того, такая агентская проблема, как у современных СМИ, – системная: интересы журналистов будут расходиться с интересами аудитории, пока в итоге система не рухнет, как это произошло с бизнесом Боба Рубина. Иллюстрация: меня возмутило не столько извращение моих идей, сколько то, что ни один читатель не понял бы, что 99 % времени мы с Кэмероном говорили вовсе не о глобальном потеплении. Первое можно списать на непонимание, второе – уже структурный дефект. А структурные дефекты не исправить – система исправляет их сама, когда самоуничтожается[105].

Расхождение очевидно в СМИ, которых существенно больше беспокоит мнение других журналистов, чем суждение читателей. Сравните журналистику со здоровой системой, скажем с ресторанным бизнесом. Как мы видели в главе 8, владельцы ресторана беспокоятся о том, что скажут клиенты, а не владельцы других ресторанов, благодаря чему бизнес в целом не выбивается из колеи и придерживается интересов клиента. Больше того: шкура на кону создает не монокультуру, а разнообразие. Ситуацию ухудшают экономические риски. Сегодня журналистика – самая ненадежная сфера: большинство журналистов еле сводит концы с концами, друзья перестают общаться с ними навсегда. Оттого журналисты особенно легко поддаются манипуляциям лоббистов, как мы видим на примере ГМО, сирийских войн и так далее. Говоришь что-то непопулярное о брекзите, ГМО или Путине – уходишь в историю. Совсем другой подход в бизнесе: там «я-тоже-изм»[106] наказывается.

Этика несогласия

Теперь рассмотрим подробнее применение серебряного правила в интеллектуальных дебатах. Критиковать можно то, что человек сказал или имел в виду. Первое больше способствует появлению сенсаций – такие вещи разносить удобнее. Шарлатан – скажем, сочинитель и псевдорационалист Сэм Харрис – отличается тем, что защищает свою позицию или атакует критика, концентрируясь на конкретном высказывании («вот что он сказал») вместо того, чтобы бить по позиции критика («вот что он имеет в виду» или, шире, «вот за что он ратует»), – последнее требует основательно углубиться в рассматриваемую идею. Заметим, что тот же принцип применим к трактовке религиозных текстов, часто вырываемых из более широкого контекста.