Читать книгу "Великий магистр революции - Яна Седова"

«Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, став на эшафот», — предсказал Бальмонт, но это мнение было тогда характерно только для интеллигенции. «Много раз, — пишет А. А. Волков, — мне приходилось читать и слышать, что народ будто бы усматривал в Ходынской катастрофе предзнаменование несчастливых дней будущего царствования Императора Николая II. По совести могу сказать, что тогда этих толков я не слыхал. По-видимому, как часто бывает, такое толкование Ходынскому происшествию дано было значительно позже, так сказать, задним числом. У нас ведь вообще любят в катастрофических событиях усматривать скрытый, таинственный смысл».

12 августа 1889 г. Николай II обратился ко всем мировым державам с нотой, в которой предлагал «положить предел вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастия». Результатом была гаагская конференция. Собрание уполномоченных от всех европейских стран, четырех азиатских и двух американских решило запретить использование удушливых газов, разрывных пуль и некоторых других средств. Помимо этого, был учрежден Международный третейский суд, который действует до сих пор. Мысль о международной конференции пришла в голову Николаю II за 20 лет до создания Лиги Наций и за 50 лет до ООН. Как пишет Е. Е. Алферьев, в здании Секретариата ООН в Нью-Йорке на первом этаже выставлена грамота с подписью Николая II, призывающая все государства принять участие в Гаагской конференции (и Алферьеву стоит верить, потому что именно в Нью-Йорке его книга и издана).

«Странно, — замечает тот же Курлов, — и только для пристрастного человека возможно обвинение Государя в желании пойти на кровопролитную войну после предложения Им Европе всеобщего мира на Гаагской конференции».

В русско-японской войне Государя и вовсе обвинять бессмысленно. В ночь на 27 января 1904 г. японские корабли первые напали на русскую эскадру в Порт-Артуре, после чего России оставалось только защищаться. В дневнике Государя говорится: «Получил от Алексеева телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявших на рейде «Цесаревича», «Палладу» и т. д. и причинили пробоины. Это без объявления войны?! Да будет Бог нам в помощь!». Ответственность за эту войну, если только существует ответственность за войны, скорее уж можно было бы возложить на германского императора Вильгельма II, который с завидным упорством натравливал Японию на Россию до самой войны. За военные неудачи в ответе не Государь, а разве что главнокомандующий ген. А. Н. Куропаткин — вел войну именно он. Государь писал Императрице Марии Федоровне: «Меня по временам сильно мучает совесть, что я сижу здесь, а не нахожусь там, чтобы делить страдания, лишения и трудности похода вместе с армией. Вчера я спросил д. Алексея, что он думает? Он мне ответил, что не находит мое присутствие там нужным в эту войну». «Эта война» с маленькой Японией всей Россией считалась чем-то несущественным, и это, несомненно, одна из причин неудачи. «А здесь оставаться в такое время, по-моему, гораздо тяжелее», — пишет Государь. «В интересах почти что колониальной войны, ради сражений, протекающих где-то в Китае, в двадцати днях железнодорожной езды от столицы, царь стремился отбыть на фронт», — говорит А. А. Мосолов.

К лету 1905 г. положение было следующее: в результате нескольких серьезных поражений (Ляоян 16.08.1904, Мукден 25.02.1905), общие потери русской армии составили 400 тыс. чел., русский флот был частично разрушен, причем Тихоокеанская эскадра почти полностью погибла в бою в Цусимском проливе. На переговорах в Портсмуте Япония выдвинула целых девять требований, сводившихся к вытеснению России с Дальнего Востока. Глава русской делегации С. Ю. Витте в ответ передал согласие Государя для прекращения войны передать Японии южную часть Сахалина (уже полностью захваченного японскими войсками). Сам Витте не понимал смысла того, что он передает, и хотел отдать куда больше. Каково же было его удивление, когда японская делегация приняла эти условия. Это было очень странно от страны, которая, как считалось в России, уже победила в войне. Но мало кто знал, что положение Японии было плачевным: они занижали свои потери, уводили разрушенные корабли на буксире и вообще стремились больше создать видимость успеха. За время войны налоги в Японии выросли на 85 %. Как писал Куропаткин, «японцы дошли до кульминационного пункта. Мы же еще только входим в силу». Войну, конечно, можно было и продолжать. Государь это хорошо понимал. «А почему же японцы столько месяцев не атакуют нашу армию?» — говорил он американскому послу в августе 1905 г. Однако в январе 1905 г. в России началась революция — крайне вовремя; есть данные, что Япония спонсировала социалистические партии. Такие условия означали для Государя войну на два фронта. Поэтому его тактика на переговорах оказалась верной, что, кстати, и отразилось в телеграмме Витте: «Япония приняла Ваши требования относительно мирных условий и таким образом мир будет восстановлен благодаря мудрым и твердым решениям Вашим и в точности согласно предначертаниям Вашего Величества. Россия остается на Дальнем Востоке великой Державой, каковой она была доднесь и останется вовеки». Витте, как бы он ни похвалялся потом в мемуарах, отлично знал, кому он обязан успехом в Портсмуте и очень удивился, когда за этот успех Государь ему дал титул графа: «Когда я объявил ему о графском титуле, с ним почти случился «столчок», и он затем три раза старался поцеловать руку!» — писал Государь.

Революция 1905 года, как известно, началась с Кровавого воскресенья 9 января, когда толпа рабочих, мирно шедшая к Зимнему дворца с петицией, была расстреляна войсками. За эти события Николаю II чаще всего дают эпитет «кровавого», а чем он был виноват, если его в этот день вообще не было не только в Зимнем дворце, но и вообще в Петербурге, и он только постфактум узнал о событиях в столице. Гапон, который организовал шествие рабочих, до 8 января даже не пытался известить о своих планах Государя, а ведь мысли Гапона Государь читать не мог! Гапон, правда, 8 января написал ему письмо в Царское Село («Государь, боюсь, что твои министры не сказали тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице» и т. д.), но письмо, конечно, не дошло. Министр внутренних дел П. Д. Святополк-Мирский, который знал о готовящемся шествии, вместо того, чтобы доложить Государю, решил справиться своими силами и вызвал войска. А войска он вызвал потому, что приближение к императорской резиденции толпой было запрещено законом. События 9 января совершились без ведома и участия Государя. То, что ему в результате доложили, видно из его записи в дневнике: «9 января. Воскресенье. Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять, в разных местах города много убитых, раненых. Господи, как больно и тяжело!» По-видимому, Государю доложили, что рабочие шли ко дворцу с преступными намерениями. 19 января, принимая делегацию петербургских рабочих, Государь объявил им, что прощает им их вину. Он, похоже, тогда еще не знал, что в расстреле демонстрации обвиняют его. В 1918 г. в Екатеринбурге его тюремщик Авдеев изложил ему всю эту историю так, как она разнеслась по стране: «9 января 1905 г. расстреливали рабочих перед его дворцом, перед его глазами». «Он обратился ко мне по имени и отчеству, — рассказывает далее Авдеев, — и сказал: «Вот вы не поверите, может быть, а я эту историю узнал только уже после подавления восстания питерских рабочих». (Мирное шествие к Зимнему в пятом году он и в восемнадцатом году все еще называл восстанием.)».