Читать книгу "The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография - Хантер Дэвис"

Между дневными и вечерними выступлениями они шатались по Ливерпулю, сидели в кофейнях, заходили в музыкальные магазины и бесплатно слушали там пластинки. Они всегда были на мели. Дэнни Инглиш, управляющий пабом «Олд Дайв» возле «Кэверн» (его уже снесли), рассказывает, что они часами просиживали за одной кружкой темного пива. Однажды он сказал им, что пора бы угостить барменшу.

«После долгих препирательств они спросили, что она пьет. Стаут, говорю. Они спросили, сколько стоит. Посовещавшись, они сбросились по четыре с половиной пенса и купили ей „Гиннесс“».

Дэнни Инглиш попробовал завербовать в ряды их поклонников одного из своих посетителей — Джорджа Харрисона, тезку и однофамильца нашего Джорджа. Этот Джордж Харрисон с незапамятных времен вел колонку в «Ливерпул экоу». Но он и пальцем не пошевелил. Его осаждало слишком много групп, и «Битлз» были самыми неряшливыми и разболтанными из всех.

Жизнь шла по-старому, и это их все больше угнетало. Все родители, кроме миссис Харрисон и миссис Бест, снова насели: мол, кончайте валять дурака, устройтесь на нормальную работу.

«Я всегда знала, что Джон будет богемой, — говорит Мими. — Но мне хотелось, чтоб у него была хоть какая работа. Ему почти двадцать один год, Художественный колледж он проморгал, играет по своим дурацким танцулькам за три фунта за вечер. Разве это жизнь?»

В сентябре 1961 года, незадолго до того, как ему исполнился двадцать один, Джон от своей эдинбургской тетушки получил в подарок деньги и вдруг решил съездить с Полом в Париж. Джордж и Пит, естественно, обиделись, что их так беспардонно бросили. «Нам все до смерти надоело, — говорит Джон. — Нас куда-то звали выступать, но мы на все забили и уехали».

В Париже они встретили своего гамбургского приятеля Юргена Фолмера. В Париже, где они в основном просаживали деньги по клубам, Джон стал наконец начесывать волосы на лоб.

«Юрген носил брюки клеш, — говорит Джон, — но мы решили, что для Ливерпуля это слишком гомо. Не хотелось выглядеть женственно, у нас ведь среди публики было много парней. Мы одевались в кожу и играли рок, хотя баллады Пола привлекали все больше девушек».

О том, что Юрген в Париже, Джон узнал от Стю. Стю остался в Гамбурге, занимался живописью, но они с Джоном пространно переписывались.

Поначалу письма полнились анекдотами и дурацкими историями, вроде тех, что Джон сочинял в детстве. «Дядя Норман только что подъехал на собственных усах». «P. S. Мария Стюарт, королева Шотландии, была черномазой».

Он сообщал Стю все приятные новости из жизни группы — например, о том, что в Ливерпуле наконец-то возник фан-клуб «Битлз» (у Рори Сторма фан-клуб уже был). Однако вскоре в письмах прибавилось разочарования и горечи. «Дела идут хреново. Что-то должно произойти, но когда?»

Джон вставлял в письма все больше серьезных стихов — из тех, что никогда не показывал Мими. Обычно они заканчивались непристойностями или отчаянием. Когда больше ничего не приходило в голову, он исписывал этими стихами страницы писем к Стю.

Я помню, было время, когда Меня ненавидели все, кого я любил, Потому что я ненавидел их. Ну и что с того, ну и пусть, ну и Что, блин, такого. Я помню, было время, когда Я пешком ходил под стол И только дерьмо было Грязным, а все остальное Прекрасно и чисто. Не могу ни о чем вспоминать Без печали. Так глубоко она забралась, что ее уже не найти. Так глубоко, что ее слезы превращают меня в зрителя собственной глупости. Так я и треплюсь целый день. Эй, эге-гей, недоумочно нет.

Письма Стю из Гамбурга тоже были полны жалоб и тоски, только у него дела, похоже, обернулись хуже. Стю писал свои письма от имени Иисуса Христа. Сначала приняв это за шутку, Джон тут же прикинулся Иоанном Крестителем.

Однажды в конце 1961 года Стю потерял сознание в Художественной школе и был доставлен домой. «Его мучили головные боли, — говорит Астрид, — но мы думали, он просто переутомляется на занятиях».

На другой день Стю снова отправился учиться, но в феврале 1962 года обморок повторился. Стю потерял сознание, его отвезли к Астрид и положили в его комнате. Больше он оттуда не вышел. Писал Джону длинные письма, страниц по тридцать, без конца рисовал или просто ходил из угла в угол. Приступы головной боли мучили его невыносимо, он закатывал истерики, и Астрид с матерью становилось все труднее за ним ухаживать. Он лечился, но улучшения не было. «Однажды он вернулся от врача и сказал, что не хочет черный гроб, как у всех. Он только что видел в витрине белый и хочет такой».

Стю умер в апреле 1962 года от кровоизлияния в мозг. «Он прожил так много, хотя жил так недолго, — говорит Клаус. — Ни секунды не сидел сложа руки. Видел вдесятеро больше, чем другие. У него было потрясающее воображение. Его смерть — трагедия. Он многого мог бы добиться».

Несомненно, Стю был талантливым художником. Профессор Паолоцци считал, что Стю непременно добьется успеха. В ранней юности Стю завоевывал награды в Ливерпуле. После смерти его работы много раз выставлялись в Лондоне и Ливерпуле. Он сильно повлиял на Джона и остальных битлов, сформировав их стиль одежды, причесок и даже образ мыслей.

«Я уважал Стю, — говорит Джон. — Рассчитывал, что он всегда скажет мне правду, как сейчас Пол. Стю говорил, если что-то получалось хорошо, и я ему верил».

«Битлз» скучают по нему и сегодня. Трудно постичь, что в 1962 году умер самый умный битл.

Смерть Стю стала зловещей кульминацией года простоя и депрессии. Но осенью 1961 года, незадолго до первого приступа у Стю, в Ливерпуле произошло «что-то», которого так ждал Джон.

Если точнее, случилось оно 28 октября 1961 года, в три часа дня. В музыкальный магазин NEMS на Уайтчепел вошел юноша в черной кожаной куртке. Звали его Рэймонд Джонс, и попросил он пластинку «My Bonnie» группы «Битлз». Стоявший за прилавком Брайан Эпстайн принес ему глубочайшие извинения. Ни об этой пластинке, ни о группе «Битлз» он никогда не слышал.

15

Брайан Эпстайн

Фундамент благополучия семьи Эпстайн заложил дедушка Брайана Айзек, польский еврей, приехавший в Ливерпуль на рубеже столетий. Он открыл мебельный магазин «А. Эпстайн и сыновья» на Уолтон-роуд. Потом во главе семейного дела встал его старший сын Гарри, отец Брайана.

Многие ливерпульцы считают, что NEMS — «Музыкальные магазины Норт-Энда» всегда принадлежали Эпстайнам. Впоследствии благодаря Брайану компания прославилась в городе, продавая пластинки. Но на самом деле NEMS существовал задолго до Эпстайнов. Джим Маккартни помнит, что во время Первой мировой у него было пианино из NEMS.

Эпстайны купили NEMS в 1930-х. Магазин находился на Уолтон-роуд, рядом с «А. Эпстайн и сыновьями», и семья давно к нему присматривалась, собираясь расширить дело. Гарри счел, что музыкальный магазин — прекрасное дополнение к мебельному бизнесу, но, вообще-то, его больше интересовало помещение.