Читать книгу "И снова я к тебе вернусь... - Дарья Сумарокова"

— Все равно буду ждать.

Еще полчаса мы говорили о том о сем; клятвенно обещали друг другу не теряться больше никогда, потому что надо беречь все хорошее и искреннее. Остаток дня я думала о двух маленьких мальчиках, наверняка кудрявых и черноволосых. Главная несправедливость в моей жизни — это тот факт, что не я их мать. Так не должно было случиться, но случилось.

В понедельник мы с Саней закончили рано, около трех. Было время смотаться на тренировку, ведь ничего лучше не промывает мозги, как спорт. День был на удивление приятный; легкий ветер, белые, почти весенние облака, иногда даже солнце. Я довольно быстро проскочила по центру, смогла без проблем припарковаться и потратила еще пять минут на выковыривание из багажника спортивной формы. Сергей поддерживал машину в идеально чистом состоянии; без лишних вещей — только самое необходимое. Мой багажник был похож на попытку поспешного сбора для бегства на край света.

Это все было не здесь, и не со мной. В моей сегодняшней жизни не существует ни Славки, ни кардиологической Светки, ни моей старой больницы. Пусть будет так, иначе я сойду с ума; это однозначно.

Чем больше километров набегало на счетчике беговой дорожки, тем спокойнее становилось на душе. Что будет, то и случится; сил принять какое-то волевое решение не осталось.

В тот день я проторчала в клубе около трех часов вместо обычных полутора, посетила сауну и массаж и даже сделала обертывание из водорослей. Лежала, обмазанная чем-то пахучим и завернутая в пленку, слушала тихие мантры. Такие дамы, как я, приходят сюда просто полежать; причина проста — трудно убедить циника с медицинским дипломом в волшебном похудании и молниеносном подтягивании всех частей тела после заворачивания в разнообразные морские деликатесы. Зато расслабление наступало несомненно и длилось потом еще достаточно долго.

Но не сегодня. По дороге домой я получила эсэмэс:

Привет, как ты? Сегодня выселил жильцов из материной квартиры. Гороховая, дом три, квартира пятнадцать, если не помнишь. Приезжай завтра, буду ждать с четырех часов. Если не сможешь, черкани.

Весь последующий вечер и начало дня ушли на попытки разделить голову, время и вообще всю жизнь пополам. Самое сложное — попытаться представить, что есть два измерения, два потока, которые совершенно не пересекаются и не имеют отношения друг к другу. Дома совсем другой мир — Сергей находился в фазе активного изучения питерского рынка недвижимости, потратил четыре часа на всевозможные варианты покупки двух однушек, желательно максимально недорого, но в то же время надежно. Я приняла живое участие в поисках и до того заигралась, что в конце концов даже мне самой это все показалось крайне важным. Катерина на всю громкость слушала аудиокниги на немецком. Процесс обучения раздражал и меня, и Сергея; ведь мы из поколения детей, выращенных на фильмах про Великую Отечественную, оттого ни в чем не повинный немецкий язык ассоциировался с лаем собаки.

Утро на работе проскочило незаметно, потому что снова привезли несчастную Иванцову; за тысячу рублей бесплатная «Скорая» доставила прямо к нам на отделение. Иванцовские почки совсем не хотели работать, давление шкалило; надо было приводить в чувство все системы и органы, по возможности регулировать дозу инсулина, а потом решать вопрос с диализом. Сынок Иванцовой целый день просидел с нами и ждал мамину подругу. Она приезжала после работы, забирала его на ночь и утром привозила обратно. Бледный щупленький мальчик; он помогал маме вставать и садиться, надевал ей тапки, приносил воду и еду. Завтра утром снова будет у нас, потому что подружка Иванцовой такая же лимита — с ребенком, без мужа и образования. Работала на двух работах, чтобы содержать своего пятилетнего отпрыска; только в одном ей повезло больше — она была здорова.

Саня с Варей поддерживали мою тайную антикапиталистическую благотворительность; жена Шрека каждое утро передавала для мальчика горячие блинчики со сгущенкой. Малыш сидел в ординаторской и ел, а мы смотрели. Варька пустила слезу; мальчик поблагодарил за блины и пошел к маме. Саня сосредоточенно почесал пузо, максимально нахмурился и наконец подвел общий знаменатель:

— Главное, чтобы начальство не заметило наш подпольный детский сад.

— Да ладно, Сань. Подпольный склад в шкафу не заметили и это не заметят.

— Типун тебе на язык, Ленка. Мало тут сидела плакала и собиралась увольняться.

Варька не преминула вставить:

— Не только увольняться, но и разводиться, я точно помню.

Ломать голову над почками, давлением и инсулином — это крайне нужная и интересная задача, а вот целый час бегать за кассиром с просьбой о максимальной скидке для малоимущей Иванцовой — это неприятно и вообще довольно унизительно. Касса в конце коридора административной части; полумрак и толстая решетка. Совершенно бесчувственная тетя смотрела на меня из-под очков в модной оправе от Versache.

— Елена Андреевна, если нет возможности платить — можно всегда обратиться по полису в обычную городскую больницу. Зачем мы с вами теряем время на этот случай?

— Валентина Михайловна, причин масса, долго объяснять. Я же не так часто обращаюсь с подобной просьбой; точнее, вообще только в отношении этой больной. Разве я приходила по поводу кого-то, кроме Иванцовой? Вы же знаете, в городских больницах ей придется покупать кучу лекарств, выйдет не намного дешевле; и потом, везде очереди на месяц вперед. Она к тому времени, может, и вообще помрет.

Про несчастного ребенка на отделении я умолчала. Скидку мне дали, но в виде исключения и последний раз. Похоже, и правда последний, судя по съехавшимся к переносице татуажным бровям. Битва за Иванцову отвлекла, другие больные не выдали ничего внепланового; около половины третьего приехал «Тень отца Гамлета» и забрал очередную партию таблеток для полковника; ровно в три часа дня я выехала с работы.

Значит, Славкина мама умерла, раз квартиру сдавали. Не хочу быть там, в доме этой ведьмы, невзлюбившей меня только потому, что я мать-одиночка без жилья и денег. А может, потому что увидела любовь. А вообще, какая разница, почему она меня не любила.

Все оказалось совсем не так. Славка открыл дверь, и то, что вокруг, уже не имело никакого значения. Только через пару часов я внимательно огляделась — ничего из прежней жизни не осталось, из маленькой квартирки сделали приличную студию с симпатичным ремонтом. На часах было уже около шести вечера; Славка сел на кровати по-турецки, отчего стал похож на йога — такой же худой и костистый. Только плечи широковаты, и лицо явно славянское.

— Лен, у тебя есть время еще?

— Я вообще-то голодная, Вячеслав Дмитриевич.

— Черт, холодильник пустой. Сейчас сбегаю за угол, там есть пицца навынос. Пару часов найдется?

— Найдется.

Через пятнадцать минут мы сидели как раньше, в старой съемной квартире.

— Значит, Елена Андреевна, по ночам больше не лунатите?

— Не… слава богу. Я теперь женщина со среднестатистической психикой.