Читать книгу "Яд для Наполеона - Эдмундо Диас Конде"

Увидев Жюльена, доктор обратился к нему:

— Вы его сын?

— Нет. Но он мне как отец, — ответил Жюльен.

— Весьма сожалею. Сильнейший удар по голове. Внутричерепное кровоизлияние.

Виктор лежал на кровати поверх одеяла со сложенными на груди руками.

Жюльен склонился над ним, пощупал пульс на шее. На лицах у челяди застыло выражение печали. Кто-то горестно всхлипывал. Доктор бросил на умирающего последний взгляд, взял свой чемоданчик и безмолвно удалился. Наступила мертвая тишина, даже всхлипывания прекратились. Вдруг Виктор приоткрыл глаза и едва слышно прошептал:

— Я… тебя… ждал…

Жюльен положил ладонь на ледяные руки старика, согревая их своим теплом.

— Обещай мне… пообещай не причинять ему вреда. Обещай, что не тронешь его, — говорил Виктор. — Ты должен мне это обещать… Он… мой сын…

Жюльен крепко зажмурился, слезы катились по щекам. Прошла, наверное, целая вечность, а когда открыл глаза, сделав над собой нечеловеческое усилие, Жюльен произнес:

— Обещаю.

Дыхание Виктора участилось.

— Он… он… неплохой… Только… завистливый…

14

Сара Коббет

Стены были задрапированы черным. Гроб — без крышки, но под стеклянным покрытием — находился в центре зала. Вокруг него, по углам — высокие серебряные шандалы с массивными восковыми свечами. Из всех присутствовавших сидел только Жюльен. Опершись о деревянный подлокотник, он заслонял лицо ладонью. Рядом, положив руку на спинку его обтянутого парчой кресла, стоял Огюст.

На некотором расстоянии позади господ стояла прислуга. Все — в траурных ливреях. Многие беззвучно плакали. В тишине было слышно, как тикают настенные часы. То и дело прибывали посетители, со скорбным видом выражали Жюльену соболезнования. За несколько часов здесь перебывало множество народу, по большей части привлеченного ореолом сказочного богатства «американца», который устроил незабываемый бал-маскарад, пригласив на него пол-Парижа.

Уже к вечеру, когда истекали сутки с момента убийства Виктора, кто-то незаметно подошел сзади к креслу Жюльена. Появление нового посетителя застало врасплох даже бдительного Огюста. На плечо Жюльена вдруг опустилась рука, на мизинце которой блеснул перстень с бриллиантом. Одновременно над ухом прозвучал негромкий голос:

— Мои соболезнования, мсье.

Жюльен узнал сначала трость с набалдашником из слоновой кости, а затем и широко поставленные маленькие глазки, веснушчатые щеки и зачесанные в художественном беспорядке волосы. Он резко встал и в упор взглянул на виконта де Меневаля. Их лица разделяло расстояние вытянутой руки. Огюст, не зная, чем завершится противостояние, впился ногтями в спинку кресла. Однако Жюльен справился с собой. Он опустил глаза и перевел их на лежавшего в гробу Виктора.

— Ваша печаль столь велика, что я осмелился бы сравнить ее со скорбью сына, потерявшего отца, — добавил виконт.

— Во многих отношениях он и был мне отцом, — парировал Жюльен, не отводя глаз от покойного.

— Увы! В таком случае вам в утешение остаются прекрасные воспоминания о почившем. В целом свете не найдется ничего более драгоценного. В сравнении с ними все богатства мира — прах! — В словах виконта слышалась издевка.

Жюльен вновь повернулся к нему и пронзил взглядом, излучавшим такую ненависть, что улыбка мигом слетела с лица виконта. В душе Жюльена совершалась борьба. Он прекрасно понимал: Жиль провоцирует его, и если он даст волю чувствам, неминуемо останется в проигрыше.

Напряженный как натянутая струна, Огюст продолжал наблюдать за ходом беседы, стараясь не упустить ни одной детали.

— Весьма сожалею, виконт, но вынужден возразить вам. Имеется и нечто более существенное… Я имею в виду счастье от сознания того, что он любил меня и гордился мною. Такие чувства, как вам несомненно известно, редко испытывают даже к сыну.

Лицо Жиля побелело.

— Очевидно, в Париже вам не во всем сопутствует удача, мсье, — не сразу заметил он. — Однако хочу пожелать, чтобы ваши наиважнейшие дела не встретили здесь неодолимых препятствий.

Жюльен не успел отреагировать на очередной выпад, поскольку в тот момент к нему приблизился старый нотариус Рошамбо и произнес тихим голосом, выдававшим искреннее участие:

— Мсье Ласалль?

— К вашим услугам, — Жюльен оторвал взгляд от виконта.

— Примите мои соболезнования. И когда будете располагать временем, нам с вами нужно заняться срочными делами. — Рошамбо похлопал ладонью по папке, которая находилась у него подмышкой. — Я имею в виду имущественные распоряжения, сделанные почившим, — он обернулся на гроб, — незадолго до смерти. Если не возражаете, мы могли бы встретиться еще до окончания текущей недели.

Жюльен горько улыбнулся и, видя, что нотариус откланивается, сказал:

— Позвольте, я провожу вас до вестибюля. — Жестом предлагая ему идти впереди, он добавил, повернувшись к Жилю: — Прошу извинить, виконт. Речь идет о последней воле моего отца.

На короткий, почти неуловимый миг виконт оказался не в состоянии скрыть бешенства, которое обратил на свою трость, едва не переломив ее пополам. Затем пронзил Жюльена яростным взглядом и сдавленным голосом, в котором прозвучала не меньшая по силе ненависть, прошипел:

— Старик испустил дух с моим именем на устах!

И стукнув тростью об пол, быстрым шагом направился к выходу.

С решимостью, выдававшей его намерения, Жюльен ринулся было за виконтом, но Огюст схватил его за плечи и удержал.

— Не здесь и не сейчас, — шепнул он Жюльену. — Это не лучшее место, да и момент не самый подходящий.

На следующий день после похорон зарядил нескончаемый дождь. Жюльен с утра уединился, достал трубку, и вскоре комната наполнилась дымом, который всегда приносил ему утешение. Он курил, лежа на диване и не замечая бега времени, следил за тем, как дождевые капли сливаются в ручейки и струятся по оконным стеклам, то и дело сотрясаемым мощными порывами ветра.

Виктор умер. Жюльен привез его в Париж из Нового Орлеана, вдохновленного надеждой на встречу с сыном, но не скрасил ему старость и не продлил жизнь. Более того: не мог уберечь от гибели! Тогда, склонившись над Виктором и коснувшись ледяных рук умирающего, он явственно ощутил тонкий запах, принадлежавший человеку, который присвоил себе имя Меневаль. Этот запах, неуловимый для остальных, для Жюльена был столь материален, что в тот роковой момент, когда Виктор попросил его дать невыполнимое обещание, он почти физически ощущал присутствие Жиля.

Ему хотелось верить, что виноват во всем один Жиль. Однако главным виновником он считал себя. Ведь это он уговорил Виктора сменить беззаботную жизнь в Америке на непредсказуемый Париж. Во имя чего или кого? Ради Виктора? Или ради себя?