Читать книгу "Ограниченный контингент. Рожденные в СССР - Тимур Максютов"

– Выпить – это всегда хорошо. Будем!

Чокнулись, закурили.

– Мне кажется, я понимаю, о чём ты, Каро. Ты продолжай, я слушаю тебя очень внимательно.

– Думаешь? Ну ладно тогда. Это в ноябре было. Как сейчас… Третье ноября восемьдесят второго года, я на «Гоше» уже полгода баранку крутил. Шли мы большой колонной через перевал Саланг, из Кабула в Пули-Хумри. Снегопад, дорога скользкая, еле-еле двигались. Я в хвосте нашей автороты ехал. Когда рота начала входить в тоннель, мой Гоша заглох. Ни с того ни с сего! Зампотех орёт матом, вокруг меня прыгает, я в движок полез, всё перепробовал… Ни в какую! Не заводится, и всё тут! Жуткая каша на дороге, навстречу афганцы мирные на «барбухайках» ползут, в тоннеле техники полно… Колонна в тоннеле встала, там наша машина со встречным афганцем столкнулась. А двигатели никто не глушит: на высокогорье, да на севших аккумуляторах хрен заведешься потом. Ну, тоннель длинный – километра четыре. Выхлопные газы накопились…

Дальше ты слышал, наверное. Наших ребят угорело до смерти человек семьдесят, не меньше. В основном из нашей роты, ещё пехота из охраны колонны. А афганцев – так и не знаю, сколько. Там несколько их автобусов ехало, набитых доверху… Три часа трупы таскали из тоннеля пополам с полуживыми… Зеленого цвета все. А когда после всей этой бодяги я в кабину сел и ключ повернул, Гоша завелся с полоборота, как ни в чём не бывало. Он меня от смерти спасал, понимаешь? Не дал в тоннель войти. Не дал.

– Нам по другому рассказывали – будто там «духи» диверсию устроили, подорвали наливник, вот и сгорел народ. Типа сам Ахмат Шах Масуд всё организовал, Панджшерский Лев…

– Пиздёж это всё. Ребята из-за бардака погибли. Нельзя было двухстороннее движение в тоннеле пускать, тем более погода такая говённая была, пробки в обе стороны… Наши начальники, как всегда, жопу свою прикрывали. Вот и выдумали про подрыв машины… Давай за ребят выпьем.

– Ты говорил, Гоша тебя два раза от смерти спасал. А во второй раз как это было?

– Потом… Потом как-нибудь.

* * *

Карапет так и приезжал каждые два-три месяца. Из Украины вёз кондитерские изделия, шампанское, горилку, из Кишинева – стиральные машины, из Минска – холодильники… Сдавал питерским коммерсантам и в обратный путь загружался под завязку алюминиевыми листами, лентами и фольгой…

И каждый раз под окнами заводского офиса на Матисовом острове гремело разудалое:

Ти ж мене пiдманула, ти ж мене пiдвела.Ти ж мене, молодого, з ума розуму звела…

* * *

Жирное полотно дороги ложится под колёса. Шуршит под шинами асфальтовая крошка, белая трассирующая очередь разметки летит в лобовое стекло, но потом уютно ложится вдоль левого борта. Километровые столбы бегут навстречу, чтобы выкрикнуть цифры – и навсегда исчезнуть за спиной…

Ночные бивуаки дальнобойщиков у постов ГАИ.

«Плечевые» проститутки, дуреющие на обочине от жарящего солнца.

Тонированная «восьмерка», опасно вихляя кургузым задом, подрезает на трассе и снижает скорость. Стекло опускается, оттуда свешивается бледная рука, сжимающая в кулаке «ТТ»: тормози, олень!

Из «жигуленка», совершенно не спеша, вылезают двое в «адидасах» с тремя полосками под коленками. Развинченно подходят.

– Слы… За дорогу платил?

– Здравствуйте, господа! Хорошие погоды стоят, не находите?

– Слы! Ты МНЕ зубы-то не заговаривай. А то я ТЕБЕ зубы выбью. По одному.

– Платил, а как же без этого? Достойная дорога, купил по сходной цене.

– Кому платил?

– Сереже Паровозу. Ещё когда Чернавку проезжал. А это вам он просил передать…

– Чё ещё?

– Бутылка минеральной водички. Он сказал, что вы на солнышке можете перегреться, просил позаботиться.

– Слы, шутник. Езжай…

Летящие наискосок серые тучи. Мокрые хлопья снега в лицо, натужный скрип дворников. Буксующие на подъемах фуры и фуры, уже уставшие и прилегшие отдохнуть в кюветах, разбросав груз по грязному асфальту…

– Сержант Приходько, державна автоинспекция. Ваши документи на груз.

Карапет роется в бардачке, извлекает на свет божий ужасно замызганные мятые листки.

– Вот, пан офицер.

– Гы-гы! Петро, йди сюди. Поглянь, який дивный папир. Минулого року, груз везе з Москвы до Мурманьска. Дурень, ты з розуму зьихав, чи ни? У Мурманьск идеш через Волынь, та ще по неправильних документах.

– Там второй лист гляньте, пан офицер.

Сержант обнаруживает приколотую скрепкой десятидолларовую купюру, довольно хмыкает и лениво изображает отдание чести.

– Щасливой дороги, будьте обережни…

И снова машина жрёт серое полотно, довольно урча. Под напором ветра ряды деревьев раскачиваются в безостановочных поклонах, бросая золотые монеты листьев под колёса. Телеграфные столбы гитарными струнами проводов очерчивают пространство, разрешенное к взлёту.

Человек, крутящий баранку, думает, что это он выбирает дорогу, по которой ему ехать. Что стоит легко повернуть руль – и перед ним раскроются яркие наличники гостеприимной деревеньки. Или зеленый сумрак тайной браконьерской просеки…

Но чаще всего мы выбираем дорогу, которая уже давно сама выбрала нас…

* * *

– Здорово, Марат-джан!

– О! Контрабандист приехал наконец-то. Чего смурной такой, Карапет?

– Блин, проблемы у меня. С грузом для вашего отдела бартера.

– Присаживайся, колись, чего там у тебя стряслось.

– На заводе в Кишиневе загрузился стиральными машинами для твоих бартерщиков, ещё и документы оформил все, как положено, дурак. Вам же, заводским, все бумажки нужны честь по чести, законники хреновы…

А на выезде меня братва тормознула – мол, сгружай две машины в уплату за ворота, все так делают…

– А ты чё?

– А я ничё! Я им – не «все»! Дал по газам да ушёл. Только потом на украинской границе они меня встретили. Вместе с украинским таможенником, мать его за ногу. Четыре машинки сгрузили – типа, двойная такса за бунт. А таможенник вместо снятой молдавской пломбы свою повесил, козёл.

– Да не бери в голову, разберемся. Подумаешь – четыре дерьмовых молдавских стиральных машины. Чаю хочешь?

– Лучше коньяку.

– Можно и коньяку. Как сам-то, как дома?

– Да жена всю плешь проела… Говорит, весь Артёмовск над нами смеется. Денег, как у дурня махорки, а машины нет нормальной. В кинотеатр на «камазе» ездим.

– Ну а ты?

– Я ей говорю – тише ори, не дай Бог Гоша услышит, обидится… А она ржёт надо мной. Говорит, что я совсем с ума сошел со своим Гошей…