Читать книгу "У любви свои законы - Линда Ховард"

То есть Моника готова была заменить маму, предлагая себя в качестве некоей взятки отцу, чтобы он остался.

Бедный Алекс… Бедная Моника… Они оба словно не видели друг друга, и каждый напрягал воображение, силясь представить себе другого человека… Да, вот бы Фрейд порадовался.

Но та ночь стояла первой в ряду многих, которые последовали за ней. Моника спала с Алексом вот уже семь лет. Не так уж часто, по правде говоря. За один последний год Майкл был с ней, наверное, больше, чем Алекс за все семь. Алексу было стыдно. Он всегда смотрел на нее такими глазами, будто извинялся за что-то. Но приходил снова и снова. Ему было невыносимо горько от осознания, что Ноэль никогда не ляжет с ним в постель. И Алексу требовалось получить хоть какой-нибудь суррогат. Моника давала ему краткое облегчение.

Он никогда не подходил к ней с этим, когда Грей бывал дома. Только когда он уезжал из города по делам.

Последний раз это было всего два дня назад. Грей был в Новом Орлеане. Она, как обычно, пришла к Алексу на работу, и они занимались этим на диване в его кабинете. У них всегда все заканчивалось очень быстро. Алекс ни разу за все эти семь лет не раздел ее. Да и Моника никогда не видела его обнаженным. Прошло уже столько лет, а он все еще смотрел на нее такими глазами, будто извинялся за то, что видит не ее, а маму. И вообще словно хотел сказать, что понимает: все это нехорошо, неестественно. Он кончил быстро; Моника наскоро привела себя в порядок и ушла домой.

С Майклом все было иначе. Она до сих пор толком не могла понять, чем же она так привлекла его и почему у них все зашло так далеко. Он был местным, она знала его — шапочное знакомство — всю свою жизнь. Он был на пять лет старше Грея и уже работал помощником шерифа в то время, когда она оканчивала школу. Майкл женился на однокласснице, которая родила ему двоих сыновей. Сначала у них все шло хорошо, но потом она вдруг ни с того ни с сего взяла, да и бросила его, переехав жить в Богалузу, где спустя пару лет вновь вышла замуж. Младшему его сыну сейчас было семнадцать, старшему восемнадцать, и они поддерживали между собой хорошие отношения.

«Майкл всегда со всеми ладил», — с улыбкой подумала она.

Именно поэтому его и избрали шерифом три года назад, когда Диз наконец-то подал в отставку. Майкл был питомцем старой доброй школы полицейских. Не любил ходить в штатском, а вместо цивильной обуви носил сапоги. Его можно было назвать долговязым — шесть футов с лишним, — у него были песочные волосы, дружелюбные голубые глаза и веснушки по всему носу.

Однажды, примерно год назад, она была по каким-то делам в городе и решила пообедать в гриль-баре на центральной площади, где готовились лучшие во всем Прескоте гамбургеры. Мама, конечно, пришла бы в ужас, если бы узнала, что у ее дочери такие плебейские вкусы в еде, но Моника любила гамбургеры и время от времени останавливалась в этом баре. Она сидела за небольшим столиком, когда вошел Майкл. Взяв свой заказ, он направился по проходу в поисках свободного места, но вдруг остановился около ее столика и спросил, не занято ли у нее. Моника была этим удивлена, но ответила, что свободно.

Поначалу разговор не клеился, но Майкл мог и мертвого разговорить. Уже через несколько минут они смеялись и болтали, как старые добрые друзья. Он фазу же пригласил ее поужинать вместе с ним. В первую минуту Моника растерялась. Она знала, что маме это не понравилось бы.

Кто такой в самом деле этот Майкл Макфейн?.. Но Моника согласилась. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что он приготовил ужин своими собственными руками, зажарив мясо во дворе своего дома. Он жил на маленькой ферме, на которой вырос. Ближайший сосед был в миле от него. Эго были тихие и живописные места. Монике там очень понравилось.

Они поели, потанцевали немного под музыку «кантри», которую передавала местная радиостанция, медленно кружась по его небольшой гостиной, и Моника расслабилась настолько, что позволила ему отвести себя в спальню. Она заранее ни о чем таком не думала, даже не предполагала, что он начнет. Но Майкл стал целовать ее. Целовал медленно. И Моника впервые в жизни почувствовала, как внутри нее зашевелилось желание. Ее это не на шутку встревожило. Беспокоило и то, что все происходит так быстро. Но она, стоя в его спальне, не мешала ему расстегивать на себе платье и лифчик. Никто и никогда не видел её обнаженных грудей. А Майкл не только увидел, но и принялся целовать и сосать их. Монику это настолько завело, что уже через несколько минут они оказались в постели. Майкл не был похож на Алекса, который лишь приспускал брюки. Он раздел Монику и разделся сам, и они сплелись в объятиях на его постели. Монику захлестнула волна желания, помутился рассудок.

Леди, конечно, не стала бы себя так вести, но Моника всегда знала, что она не леди. Вот мама, это другое дело. Мама была леди. Моника всю свою жизнь пыталась подражать матери, но у нее никогда не получалось. Мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что ее дочь вот уже целый год, регулярно, несколько часов в неделю проводит в постели с Майклом Макфейном…

Боже мой, с шерифом!.. И он трахает ее, как одержимый.

У Моники было строгое воспитание, и порой ее это бесило. Грею было всегда легче. От него заведомо нельзя было требовать того, что требовали от нее, девочки, рассчитывая сделать из нее настоящую леди. Да и вообще мама «списала» Грея со счетов практически с момента его рождения. Грей был мужчина, а значит, по ее мнению, ему на роду было написано остаться животным. Будучи леди, мама игнорировала любовные похождения своего мужа и сына. Подобные вещи были ей неинтересны. И она рассчитывала на то, что дочь разделит ее мнение.

Но ничего не вышло, хотя Моника старалась. Во всяком случае, первые двадцать пять лет своей жизни она очень старалась. Даже после исчезновения отца, когда мама окончательно замкнулась в себе. Еще надеялась… Рассчитывала на то, что, если у нее получится, мама будет не так сильно переживать из-за отца.

Но в глубине души Монике всегда было тесно в рамках леди. Мама от природы была сдержанной и холодной, как прекрасная античная статуя. Мама была совершенна и недоступна. Папа относился к Монике иначе: тепло, с любовью. Он обнимал, играл с ней, несмотря на то, что мама всегда неодобрительно смотрела на это, считая, что нельзя так фамильярничать с дочерью. Мама была будто бестелесна. Папа же был обычным человеком, из плоти и крови. Грей даже превзошел в этом отца, в нем всегда бушевал какой-то внутренний огонь, который Моника научилась распознавать еще в детстве.

Однажды, когда Грей приехал домой на каникулы из колледжа, они засиделись в столовой после ужина за разговором. В позе Грея чувствовалась присущая ему дикая кошачья грация. Он, смеясь, рассказывал о какой-то забавной шутке, которую сыграл один из игроков их команды с тренером. И в ту минуту в нем было что-то такое… Монике трудно было бы описать это словами… В самом повороте головы, в том, как он держал в руке бокал, было что-то остро физическое, чувственное. Вдруг она перехватила мамин взгляд, обращенный на брата. В этом взгляде сквозило отвращение. Она смотрела на Грея так, как будто перед ней сидел дикий лесной зверь. А Грей был всего лишь здоровым и жизнерадостным подростком-сорвиголовой, и что с того, что его мужские гормоны уже четко давали о себе знать? На взгляд Моники, в этом не было ничего отвратительного. И сестра молчаливо встала на сторону брата. Ее возмутил тот взгляд матери.