Читать книгу "Киллер с пропеллером на мотороллере - Алексей Тарновицкий"

Я вздохнула. С фактами не поспоришь.

— Ладно, мама, допустим. Допустим, что в том моем разговоре с Лоськиной мамашей была какая-то задняя мысль. Но что такое одна задняя мысль по сравнению с… не знаю, как и сказать… — по сравнению со всеми моими передними мыслями? Все мои передние мысли, не говоря уж о практических действиях и поступках, были направлены на то, чтобы выйти за него замуж. Я планировала это как минимум два года. Задняя мысль… ты придаешь слишком большое значение задним мыслям. У кого их нет?

Давай лучше смотреть на факты. Разговор был, это верно. Но есть и другие, более важные моменты: невеста пришла в ЗАГС, а жених — нет. Меня, как говорится в старых романах, бросили у алтаря. Стандартный сюжет.

— Не будь того разговора, Костя пришел бы, — упрямо проговорила мама. — Но оставим Костю — он и в самом деле тебя не стоил. Меня больше заботят твои отношения с Сатеком. Если ты и сейчас отколешь что-нибудь этакое…

— Мамуля, да с чего ты взяла, будто я собираюсь что-то отколоть? — взмолилась я. — Ты ведь прекрасно знаешь… я тебе рассказывала… я люблю Сатека. Не как Лоську, а по-настоящему. Я хочу выйти за него замуж Ну, что ты на меня так смотришь?

Мама смотрела грустно, едва заметно покачивая головой, и я не выдержала, отвела взгляд. Все-таки она видела меня насквозь, никуда не денешься. Неужели я и вправду не хочу замуж? Да нет, вроде хочу…

— Любишь… — тихо повторила мама. — Я уже не понимаю, что именно ты любишь. Когда-то понимала, а сейчас уже нет. Когда-то я точно знала, что ты любишь эскимо, и глазированные сырки, и собак, и качели, и лето, и… и меня. А вот что ты любишь сейчас…

Я обняла ее и уткнулась лбом в мамино плечо. Как когда-то, во времена глазированных сырков.

— Мамуля, все будет хорошо, вот увидишь. Я обещаю ничего не откалывать. Честное слово…

Неделя перед приездом Сатека прошла в непрерывных хлопотах. Мы с мамой мыли квартиру, проветривали перины и освобождали полки для вещей моего будущего мужа — в общем, усиленно вили гнездо, как две ополоумевшие ласточки. Сатек звонил ежедневно, иногда по два раза — сначала выяснял, что привезти, затем узнавал, не захватить ли еще чего. Парень подходил к делу серьезно, как основательный чешский крестьянин, и, не довольствуясь моим мнением, требовал к телефону маму.

— Фен? У вас есть фен? Ах да, вы уже говорили… Может, привезти телевизор? Я могу отправить контейнером, малой скоростью. А как насчет посуды?.. Ковров?.. Пианино?

— Сатек, милый, довольно, — устало протестовала я. — Ничего не надо. У нас все есть. А чего нет — будет.

— Ну как это «будет»? Как это «довольно»? — кипятился мой любимый. — Ты, я вижу, ничего не понимаешь в хозяйстве! Позови Изабеллу Борисовну!

Когда все хозяйственные темы были наконец исчерпаны, последним поводом для спора стал непосредственно момент встречи. Мне хотелось встретить его в аэропорту, но Сатек требовал, чтобы я не приезжала.

— Милый, я еще никого в жизни не встречала… — пробовала уговорить его я.

— Нет-нет! — стоял на своем он. — Мне столько раз снилась такая картина: я звоню в звонок на двери, дверь открывается, и на пороге — ты в своем сером халатике. Теперь это должно так и быть, в точности. Я позвоню. Ты откроешь. Сон обязан стать реальностью.

Аргументов против сна у меня просто не нашлось, так что пришлось согласиться. Пускай себе станет реальностью, я не против. Поскольку наши с Сатеком семьи жили по разные стороны границы, можно было не сомневаться, что мне еще не раз представится возможность встречать и провожать своего мужа в том или ином аэропорту.

Рейс из Праги приземлялся в семь вечера. Час на выход, час на дорогу — к девяти Сатеков сон должен был претвориться в звонок Нечего и говорить, что стол был сервирован задолго до этого срока. В восемь мама сказала, что мне пора переодеться:

— Не станешь же ты встречать своего жениха в этом застиранном халате?

Я не ответила — убежала на кухню проверять состояние жаркого. А что я могла ответить? Что со сном не поспоришь?

До девяти стрелки часов едва шевелились, зато потом понеслись галопом. Обещанный сном Сатека дверной звонок все не звонил и не звонил. В одиннадцать мама предположила, что рейс задержали. Я попробовала прозвониться в справку Пулковского аэропорта — телефон либо игнорировал меня, ввинчиваясь в ухо коловоротом длинных безответных гудков, либо раздраженно городил частокол коротких сигналов «занято». В полночь мама сказала, что надо убрать салаты в холодильник и ложиться спать: утро вечера мудренее. Затем она покосилась на мой халатик и добавила:

— А ты так и не переоделась. Как будто знала, что он не приедет…

Это было уже слишком, и я разревелась в три ручья. Конечно, мама ужасно перепугалась, и тут уже мне пришлось срочно утирать слезы, чтобы измерить ей давление, скормить таблетку и уложить в постель. Около двух ночи удалось задремать и мне самой. Под утро мне послышался звонок в дверь; я вскочила, накинула халат и бросилась открывать. За порогом, к моему полнейшему изумлению, стоял Лоська с двумя чемоданами.

— А чего это ты в халате? — спросил он. — Мы так не договаривались.

— Пошел к черту! — закричала я, захлопнула дверь и проснулась.

В окно смотрел серый февральский день. Мама уже ушла на работу. Я оделась, выпила кофе, вывела Биму и села на телефон. К половине одиннадцатого мне удалось прорваться в справочное бюро.

— Вчерашний вечерний рейс из Праги? — повторила справочная девушка. — Минутку… Приземлился по расписанию, восемнадцать пятьдесят пять.

— По расписанию — это значит вовремя? — довольно глупо спросила я.

— Вовремя, вовремя… — В голосе справочной появилась хорошо различимая нетерпеливая интонация.

— А можно узнать, был ли в списке пассажиров…

— Мы таких справок не даем, — прервала меня девушка. — Не занимайте линию, гражданочка. Другие тоже ждут.

«Какое мне дело до других?! — хотела выкрикнуть я. — И какое мне дело, сколько они ждут? Я жду его всю свою жизнь! Он обещал приехать и не приехал! Или приехал, но не ко мне… Где он? Найдите мне его, пожалуйста!»

Хотела выкрикнуть, но не выкрикнула, потому что бессмысленно кричать перед частоколом коротких гудков прервавшегося разговора — эта стена будет еще повыше и покрепче Великой Китайской. Позвонила мама:

— Приехал?

— Нет.

— Позвони к нему домой, матери.

— Она не понимает по-русски.

— Все равно позвони. Хуже не будет.

Тут мама была права — в то февральское утро мне действительно казалось, что хуже уже быть не может. Я набрала номер международной связи. Разговор дали почти сразу, к телефону подошла мать Сатека — я узнала ее по голосу.

— Юта? Это я, Саша!

— Саша? — обрадовалась она и заговорила по-чешски.