Читать книгу "Киллер с пропеллером на мотороллере - Алексей Тарновицкий"

В пятницу я не пошла в лабораторию. Потому что наплевать. Состояние равнодушия означает, что твоей душе все равно. Только вот это «все равно» бывает разным. Бывает веселым и бесстрашным, когда делаешь сумасшедшие вещи и всё тебе по фигу. Бежишь по лезвию ножа, слева и справа пропасть, впереди туман, а назад и вовсе хода нет — но ты все равно бежишь, и босым ступням не больно, и душа ровнехонька и спокойна, как поверхность пруда в летний безветренный полдень. А бывает — никуда не бежишь. Бывает, висишь в ватной пустоте, где нет ничего, даже эха, так что и собственного крика не слыхать. Это уже совсем другое «все равно». Это уже не равнодушие, а пустодушие какое-то, иначе и не скажешь. И наплевательство в такие моменты тоже совсем другое — пустое, без восторга, без удовольствия и даже без отчаяния.

Утром, когда мама зашла в мою комнату и присела на краешек кровати, я не стала притворяться спящей. Потому что наплевать.

— Ну, что ты, Сашенька, — сказала мама. — Ну, нельзя же так переживать.

— Я не переживаю, — ответила я, ничуть не покривив при этом душой. Своей ровной пустой душой.

Мама погладила меня по голове.

— Если хочешь знать, я всегда думала, что Костя тебе не подходит. Понятия не имею, что ты в нем нашла. Малахольный какой-то. А его мамаша… — это ведь просто кошмар.

— Ага, — подтвердила я.

Что есть, то есть. Лоськина мамаша и в самом деле была редкостным экземпляром. Да и сынок ее тоже. Действительно, что я в нем нашла? Сейчас это и вовсе казалось непонятным. Непонятным и стыдным. Это ж надо: споткнуться о такое ничтожество! И не просто споткнуться, но еще и выстроить на этом прыще целый дворец. И не просто выстроить, но еще и поселиться в нем, а потом с маниакальным упорством уговаривать себя, что живешь на прочном фундаменте, строить планы на будущее, изображать счастливую невесту…

Любила ли я его когда-нибудь? Сейчас уже казалось, что нет, никогда. Просто составила себе жизненный план, этакую стройку пятилетки, этакий личный БАМ, Байкало-Амурскую… — или Байдово-Амурную?.. — магистраль к счастью, и — бам-бам по темечку… — ударно его реализовывала, время от времени вручая самой себе почетные грамоты за опережение графика. Дура, натуральная дура-дураиня. Ду-раиня Социалистического Труда.

Мама снова погладила меня по голове.

— Ну вот, — сказала она, — значит, и печалиться не о чем.

Ах, мама, мама, ну какая печаль? Нет ни печали, ни галош всмятку. Есть дураиня соцтруда, внезапно оставшаяся без плана. А поскольку раньше этот план заполнял всю ее дурацкую жизнь, то вот вам и результат — пустота. Все правильно, все логично. Но было бы еще хуже, если бы этот козел, мой несостоявшийся жених, вдруг возник сейчас в углу комнаты — коленопреклоненный, с обручальным кольцом на копыте и брачным свидетельством в зубах. Так что не в нем дело, не в Лоське…

— Почему ты не встаешь? Сегодня тебе можно прийти попозже? — осторожно осведомилась мама.

— Сегодня свободный день, — соврала я. — Не беспокойся, мамуля, все в порядке. Ты сама-то не опоздай.

— Может, мне остаться? Сварю тебе куриный бульончик… хочешь?., остаться?..

Я отрицательно помотала головой, хотя мамин куриный бульончик был несомненной ценностью даже в самые пустодушные моменты. Вот только на одном этом горючем далеко не уедешь. Нужен бензин иного рода. Нужен новый план, новая цель, новая жизнь. Конец эпохи.

Мама ушла на работу, и охамевшая собака Бима, безошибочно определив минуту хозяйкиной слабости, немедленно забралась ко мне на кровать и улеглась рядом — поначалу на краешке, якобы робко, остерегаясь пускать слюни на подушку, но уже явно планируя дальнейший захват жизненного пространства. Я слегка побарабанила пальцами по теплому собачьему лбу.

— Конец эпохи, Бимуля. Нужен новый план. Что скажешь?

Бима глубоко вздохнула.

— Слушай, кончай валять дурака, — говорил этот вздох. — Я ли тебя не предупреждала: кобель — дело недолговечное. Рассчитывать на верность кобеля — все равно что делать отметку на морском песке. Волна набежала, и даже запаха не осталось. А что касается новой эпохи, так это и вовсе чепуха. Выйдем на улицу, обнюхаем столбик-другой… ты даже не представляешь, сколько там заявок и объявлений! Кстати, когда ты собираешься вывести меня на прогулку?

— Ты вот что, собаченция, — строго сказала я. — Ты на меня не дави своим откормленным короткошерстным боком. И вообще не дави никоим боком. Дай мне очухаться, слышишь? Поимей уважение. Конец-то эпохи не только у меня лично. Конец эпохи во всей стране или даже во всем мире. И кто его устроил, этот конец? Я и устроила, вот этими вот ручками. Я ведь убийца, Бимуля… Убийца… убийца…

Я несколько раз повторила это слово, внимательно вслушиваясь в звук. Выходило плохо, некрасиво. «У» как-то теряется, так что непонятно, зачем оно там вообще. «Бий» похоже на «Вий», а при чем тут Вий? Как у Гоголя: «Поднимите мне ве-е-екиии…» Чушь, короче говоря. Ну, а последний слог вовсе ни к селу ни к городу. «Ца»! Похоже на «цацу» какую-нибудь, а то и на ламцадрица-цацу. Несерьезно. Да и ассоциации — опять это ца-ца-ца! — не бог весть какие. Убийца — это мрачный дядька с бородой и окровавленным топором. Или с топором и окровавленной бородой — так еще круче. Ну какая из меня убийца — ни бороды, ни топора… Нет, так не пойдет.

— Знаешь, Бимуля, никакая я не убийца. Слышишь?

Собака согласно заурчала и заерзала, подталкивая меня к стене, чтобы поудобней развалиться на моей же кровати.

— Я киллер! Это намного точнее. Ну-ка, попробуем на слух… Киллер… киллер… киллер…

Да, это звучало куда приятней. Что-то такое стильное. Киллер с пропеллером на мотороллере… Прямо как в заграничном детективе. Может, мне заделаться киллером-профессионалом?

— Как ты думаешь, Бимуля? Будем получать заказы. Ты выслеживаешь, я исполняю. Что, не веришь? Ну и зря. Ты просто не видела, как я замочила тех троих алкашей в доме 7а по улице Партизана Кузькина. Или 76?.. Короче, партизан Кузькин мною бы точно гордился. А оперуполномоченный Знаменский? Даже пикнуть не успел. Только глазками поморгал. А Миронов из стройотряда? Этого вообще — на расстоянии! А эпоха? Замочить целую эпоху — каково? Это тебе не столбики обнюхивать!.. Слушай, кончай толкаться, сучка ты этакая! Вообще уже к стенке прижала! Бима! А ну, брысь с кровати!

Я столкнула зарвавшееся животное на пол, и в отместку собаченция тут же принялась ходить кругами, с хрустом потягиваться, пронзительно повизгивать, оглушительно зевать и всячески давить мне на психику, требуя прогулки. Пришлось встать, одеться и так, немытой-нечесаной, вести Биму на улицу, где эта зараза, конечно же, крепилась и терпела со своей нуждой до последнего, чтобы максимально оттянуть наше возвращение домой, к умывальнику, зубной щетке и чашке кофе.