Читать книгу "Аномалия души - Алексей Хапров"

Вот так повезло! Попал сразу, куда нужно. Очевидно, это и есть та самая трапезная, где обитает отец Агафоний. Ну-ка, ну-ка, посмотрим…

Первым предметом моего исследования стала свисавшая со стула фуфайка. Но в её карманах были только огрызок верёвки и смятый носовой платок. Верхний ящик письменного стола меня порадовал больше. В нём лежала связка из трех ключей. Что касается остальных отделов, то средний был заполнен псалтырями, а нижний — листками бумаги с перечнями имён.

«Списки на поминание», — догадался я.

В шкафу была только одежда. В саквояже — всякая дребедень: старые газеты, очки, изолента, моток проволоки, перочинный нож и тому подобная мелочь.

Я ощупал матрас, обстучал стены, осмотрел пол, но ничего подозрительного так и не обнаружил.

Я вытер выступивший на лбу пот и украдкой выглянул в окно. У церкви по-прежнему никого не было.

Моя рука потянулась к ключам. Нужно найти, что они открывают. Я подошёл к двери комнаты. Она оказалась заперта. Заметив под ручкой фигурную скважину, я всунул в неё подходивший по размеру ключ. Замок щёлкнул.

Так, с одним разобрались.

Я открыл дверь и перешагнул через порог. Проникавший сквозь окна свет позволял детально рассмотреть всё внутреннее убранство храма. И хотя оно было мне знакомо, ощущения от его восприятия в этот раз оказались иными. Я вдруг почувствовал себя здесь чужим. Мне словно внушали это взиравшие на меня со стен пророки, апостолы и архангелы. Они смотрели на меня с таким осуждением, что мне стало не по себе.

Вот она — волшебная сила света. При хмуром освещении и рисунки кажутся хмурыми. А зажгись здесь все лампы, запылай всем множеством свечей паникадило — и лица старцев тут же станут другими: приветливыми и дружелюбными.

Я стал продвигаться к алтарю.

Несмотря на то, что я старался ступать как можно мягче, каждый мой шаг возносился к куполу гулким переливчатым эхом, звук которого был неприятным и зловещим.

Впереди значилась святая святых — «царские врата», куда простым прихожанам вход воспрещён, и куда обычно допускаются только священнослужители. Интуиция подсказывала, что применение двум остальным ключам я найду именно там.

Я не ошибся. Но никаких серьёзных открытий мне это не принесло, если, конечно, не считать удовлетворения чисто обывательского любопытства. Я просто увидел то, чего не видят другие. По другую сторону иконостаса располагались: небольшая ванночка, предназначенная, очевидно, для крещения младенцев, большой двустворный металлический шкаф, — его замок поддался второму из трёх ключей, после чего моему взору открылись несколько аккуратно сложенных ряс и разнообразная церковная утварь, — а также бравший своё начало в углу спуск в подвал.

С этим подвалом были связаны мои последние надежды. Но меня снова постигло разочарование. В нём валялись лишь старые бочки, садово-огородный инструмент и прочий хозяйственный инвентарь.

Сформировавшийся в моём воображении демонический образ отца Агафония рассыпался, как карточный домик.

Заперев церковное подземелье на ключ, — последний из трёх найденных, — я поднялся наверх и направился обратно к трапезной. Но донёсшаяся снаружи речь заставила меня остановиться.

— Опять его нет. Да что ж это такое!

— Загулял где-то наш батюшка. Хоть бы записку оставил. Буду, мол, тогда-то. Чтобы людям зря не ходить.

— Бабушка, пойдём домой.

— Сейчас пойдём, внученька, сейчас.

По голосам я определил, что к церкви подошли две старухи и маленькая девочка.

— Куда же, всё-таки, он запропастился? Может в исполком позвонить?

— Да брось ты! Откуда они знают? Им сколько ни звони — ничего хорошего не услышишь. Им лишь бы отвязаться. Я как-то позвонила. У меня канализацию прорвало. Просила срочно слесаря прислать. Так что ты, думаешь, мне ответили? Пишите, мол, заявление. Рассмотрим в течение десяти дней. А если, говорю, я за это время в дерьме потону? — Ничем не можем помочь. У нас такой порядок.

— Вот сволочи, а! И как же ты поступила?

— Как поступила? Как и все. Купила три бутылки водки, сходила в домоуправление — к вечеру всё сделали.

— Ох, и что же у нас за страна! Без взятки — никуда. Немцев в войну победили, а они живут лучше нашего.

— Ой, бабушка, там кто-то есть!

Я вздрогнул и пристально вгляделся в дверь. Поняв, что на меня смотрят сквозь узенькую щёлочку между створками, я отскочил в сторону и спрятался за престолом.

— Кто там есть?

— Какой-то дядя.

— Никого там нет. Тебе показалось.

— Нет есть, есть. Я видела.

— Это, наверное, была икона. Дядя, который на ней изображён, не живой.

— Нет живой, живой.

— Ну, хорошо, пусть будет живой…

Голоса стали стихать. Послышались удаляющиеся шаги.

Я облегчённо вздохнул и, ругая себя за беспечность, поднялся на ноги. Хорошо, хоть, что меня заметила эта девчушка. Попадись я на глаза какой-то из старух — последствия могли бы быть гораздо серьезнее.

Я подошёл к трапезной, распахнул дверь и остолбенел. Окно было настежь открыто. Но я прекрасно помнил, что его закрывал. Неужели сюда кто-то залез?

Мой взгляд испуганно стрельнул по сторонам. В комнате никого не было. Может это ветер?

Я перешагнул через порог, подошел к столу и положил ключи на место. Сверху потянуло холодком. Этот холодок был необычным, не таким, какой мы ощущаем на улице. Он отдавал какой-то странной сухостью и походил на тот, который витал надо мной в доме Гоманчихи во время спиритического сеанса. Мне вдруг показалось, что передо мной кто-то стоит. Я испуганно отшатнулся. В ушах послышался свист. Я отчётливо различил чей-то шепот:

— Топь… топь… топь…

Шёпот раздавался откуда-то издалека, но я никак не мог определить его природу. Я даже не мог понять, с какой он доносится стороны. Казалось, что он звучал отовсюду.

— Топь… топь… топь…

Мои поджилки затряслись. Я дрогнул. Не помня себя от страха, я бросился к окну, вскочил на подоконник, высунулся наружу, спрыгнул вниз и, сломя голову, бросился прочь.

Я мчался, как шибанутый, и замедлил шаг только тогда, когда церковь осталась далеко позади. Я обессилено рухнул на землю и облегчённо перевёл дух.

Как только моё сердцебиение вернулось в норму, во мне взыграл стыд. Стыд за собственную трусость, за податливость мимолётному приступу паники. Несмотря на то, что это был стыд лишь перед самим собой, ощущать его всё равно было неприятно. Если пугаться всего и вся, лучше уж тогда покорно сидеть дома и никуда из него не выходить.

И с чего я взял, что на меня собираются напасть? Может у меня просто хотели попросить помощи. Разве тот шёпот имел агрессию? Разве он мне чем-то угрожал? Он скорее походил на подсказку вызванному к доске школьнику, который не выучил урок, и которого приятели всеми силами пытаются спасти от заслуженной «двойки». Шёпот твердил про топь. Может это связано с отцом Агафонием? Может священник сейчас находится там, и ему требуется помощь?