Читать книгу "Смех и смертный грех - Дарья Калинина"

— Какая еще Вероника Степановна? — огрызнулась на них молодая мамаша. — Не знаю я такой!

Сердца у всех четырех друзей буквально упали. Неужели они проделали такой длинный путь напрасно?

— Ну как же? — не сдавался Лисица. — Она постоянно живет в Ежовке уже семьдесят два года.

— Так вам баба Вера нужна? — все тем же грубым голосом произнесла женщина. — Сразу бы так и сказали! Вон ее дом!

Махнув рукой в нужную сторону, женщина снова занялась своим малышом. Несмотря на все ее усилия, он все же плюхнулся в пыль, чем вызвал новый всплеск неудовольствия у своей матери.

— И за что мне горе такое! — взвыла эта особа. — Прямо в овечьи какашки уселся! Дебил! Урод! А все эти овцеводы косорылые! Развели тут грязь, с ребенком теперь и на улицу не выйти! Они развели, а ты и рад в г… вляпаться! Чтобы пропасть и им всем, и тебе заодно с ними!

Друзья поспешно поехали подальше от этой сварливой особы. И бывают же такие неприятные люди, которым все не по нраву. Но все-таки, что бы ни творилось на душе, так орать на малыша — это ни в какие ворота не лезет.

— Если и Вероника Степановна тоже такая злая, не знаю, получится ли у нас с ней разговор.

— У меня есть коробка конфет, — сказала Леся. — Может, сладкое заставит бабульку подобреть?

Но Вероника Степановна к конфетам даже не притронулась. И более того, посмотрела на них с большой подозрительностью.

— Не знаю, кто вы такие, поэтому и брать у вас ничего не стану, — холодно произнесла она.

На какой-то момент друзьям показалось, что старушка вовсе выставит их за дверь, но этого не произошло. Видимо, любопытство все же оказалось сильнее неприязни.

— Зачем прибыли-то? Если комнату на лето искать, так я не сдаю. Мать моя, пока жива была, сдавала сарайчик и часть дома, если удавалось. А я не хочу. Мне посторонние люди в доме не по нраву. Пенсии хватает, огородик свой имею, курей держу, а никого больше у себя видеть не желаю.

Друзья тоже не хотели бы поселиться в квартирантах у Вероники Степановны. Дом ее требовал ремонта. Пожухлые обои вызывали чувство какого-то уныния. Старая проводка была в угрожающем состоянии. Сам дом уже перекосило, и в ближайшее время этот процесс должен был еще усугубиться.

Однако мебель, которая стояла тут, знавала когда-то лучшие времена. Она была добротной и, наверное, когда-то стоила немало. На полу лежал ковер, при виде которого сердце Леси радостно дрогнуло. Она толкнула Киру в бок и указала взглядом на ковер.

— Что? — прошептала Кира.

— Я помню, этот ковер был на фотографии.

Кира покосилась на ковер уже более уважительно, но Леся все равно видела — подруга ковра не помнит. А она вот запомнила ковер. Запомнила благодаря тому, что мама Эдика, взяв фотографию в свои руки, обратила внимание на это узорчатое чудо, теперь, впрочем, тоже изрядно потертое и в некоторых местах даже побитое молью.

Между тем Эдик оповестил старушку о цели их визита в ее дом.

— Мы хотели расспросить вас о семье, которая жила в Ежовке во времена вашей молодости.

Старуха удивилась.

— Это кто же такие? Раньше-то тут летом настоящий вокзал был. Да и сейчас народу хватает. О ком спросить-то хотели?

— Вот фотография этой женщины и ее ребенка.

И Лисица показал фотографию Надежды Сергеевны и маленькой Ларисы. Старуха взяла обрывки, поискала очки, нашла их, водрузила себе на нос и погрузилась в изучение фотографии. Ожидание было для друзей долгим и томительным. Время шло, а старуха не говорила ни «да», ни «нет».

— Ну что? — не выдержал наконец Эдик. — Узнаете вы этих двоих? Женщину и ее дочку?

— Надю узнала, — произнесла наконец старуха. — А вот ребенок это не ее. Вы что-то путаете. Это профессора малышка.

— Профессора? Какого профессора?

— Ученый такой из себя весь был, — произнесла старушка. — Как же его фамилия была?.. А! Вспомнила! Завгородцев!

Эдик удивился:

— Завгородцев? А звать его как? Иван Сергеевич?

— Почему же Иван? Сергей Иванович, так мне кажется, его звали.

Эдик хмыкнул, но не стал возражать старухе. Пусть думает, что его деда звали Сергей, сам-то он знает, что его звали Иван. Друзья приуныли. Если старушка путает имена, можно ли доверять ее показаниям? Впрочем, перепутать имя с отчеством человека, которого не видел и не слышал уже полвека, — это еще не означает впасть в маразм.

— А девочку эту Ларисой, кажется, звали, — продолжила вспоминать старушка. — Да что кажется! Так оно и есть. И платьице-то я узнаю, это моя мать покойная ей подарила.

— Чужому ребенку?

— Вот то-то и оно, уж надо ей было на чужое дитя деньги тратить! Почти половину пенсии своей истратила, а тем и дела нет. Взяли, словно бы так и надо, даже спасибо, если правильно помню, матери не сказали!

Застарелая обида прозвучала в голосе Вероники Степановны. Она явно осуждала свою мать, столь безрассудно потратившую деньги на чужого ребенка, когда у нее под рукой была своя собственная дочь. Но друзьям не было дела до личных переживаний старухи. Услышав ее ответ, они лишь обменялись недоумевающими взглядами. Правильно рассудил Лисица, пожилые люди подчас не помнят того, что с ними было пару минут назад, но зато хорошо и во всех деталях помнят свои молодые годы, и те переживания, которые они испытали тогда, остаются с ними на всю жизнь. Вот только порой старческая забывчивость все же накрывает их. И тогда, хорошо помня что-то одно, они в другом случае начинают путать людей и события.

Но хоть что-то узнать у этой бабушки все же можно. Надо с ней поговорить, не зря же они тащились к ней в такую даль.

— Значит, ваша мама общалась с этой семьей?

— Кухарила она у них, — охотно ответила бабуля. — У профессора жена молодая была, ничего по хозяйству делать не умела и не хотела. Вот профессор и начал среди местных женщину искать для домашней работы. Моя мать и нянькой была, и по дому хозяйничала, а плата за все про все три копейки. Уж я ей и говорила: чем на чужих людей горбатиться, лучше ремонт у нас в доме сделаем. А она — ни в какую. Не хотелось ей для себя жить, все для других старалась. Но зато мебель да обстановка нам достались. Тоже не бесплатно, конечно, но все же и недорого с нас Надя взяла. Хотя после случившегося с семьей профессора я вообще удивляюсь, как она о каких-то там деньгах думать могла.

— А что случилось с семьей профессора?

Вопрос неожиданно насторожил Веронику Степановну.

— А вы, собственно, по какой причине интересуетесь? — сурово спросила она у друзей. — Может, я вам сейчас расскажу, а вы после мои слова с недоброй целью используете? Откуда мне знать? Кто вы такие? Почему этой семьей интересуетесь?

— Мы вам объясним. Не волнуйтесь, мы не злодеи, мы сыщики.