Читать книгу "Любовники - Юлия Добровольская"

А что при чем? — думала она, а потом отвечала себе: любовь при чем.

А когда любовь проходит… у одного проходит, что тогда делать другому?..

«Ты полагаешь, что любовь может пройти?» — спросил ее Друг.

«Я не могу в это поверить… Мне кажется, что в таком случае это не любовь, а что-то другое. Увлечение, страсть…»

«Ты правильно полагаешь».

«Я понимаю, что не смогу разлюбить Гошу, маму, — значит, это любовь… Но в отношениях мужчин и женщин все, наверное, по-другому?.. Почему так часто любовь между ними просто заканчивается?»

«Ты же сама объясняла своему сыну, почему так бывает. Потому, что за любовь принимают что-то совсем другое».

«Не могу поверить, что Костя принимал за любовь ко мне что-то другое… И я могла ошибаться, веря, что он меня любит?.. Целых четырнадцать лет. Разве нелюбовь может длиться так долго?»

«Может… Только не делай поспешных выводов. Ты помнишь о затмении сердца? А вот оно проходит».

«Так мне ждать, когда оно пройдет?»

«А у тебя есть другой вариант?»

«Нет».

«Значит, жди».

* * *

Вскоре к Гале и ее маме приехал папа и муж. Они побыли вместе два дня, и мама уехала — ее отпуск закончился, а папа остался с дочерью. Поскольку дети стали неразлучны, то и их родителям приходилось проводить вместе время с утра до ночи. И если мама девочки была не слишком назойливой и очень хорошо чувствовала, когда Дина расположена к болтовне, а когда ей хочется помолчать, то папа, оставшись один, принялся активно развлекать свою соседку разговорами. Разговоры были бессодержательными и сводились к примитивному обхаживанию и прощупыванию своих шансов на место курортного кавалера — одинокий муж решил не терять даром ни минуты свободы. Он был вполне симпатичным, живым, не лишенным чувства юмора, Дининым ровесником.

«И что, — спросил как-то Дину Внутренний Голос, — если бы не его навязчивость и активность, ты бы уступила?»

«Не знаю», — честно ответила Дина.

«Ага… Значит, вероятность есть».

«Похоже…»

«А мотив? Это симпатия или желание отомстить?»

«Ни то ни другое. — Дина подумала. — Скорее, любопытство… научный интерес… желание узнать, как это бывает».

Но мысль о сближении со случайным мужчиной только по причине вынужденного тесного соседства в условиях ничем и никем не ограниченной свободы отдавала невообразимой пошлостью.

— Я не любительница интрижек. Тем более курортных, — сказала как-то Дина в ответ на очередное недвусмысленное предложение соседа по двору, пляжу и столику в кафе, где они с детьми питались два раза в день.

— Вы негибкая женщина, — засмеялся тот, пытаясь скрыть разочарование и задетое мужское самолюбие.

— Я гибкая, — сказала Дина серьезно, ей окончательно надоела эта тягомотина. — Только я люблю своего мужа.

— Вы же не замужем.

— Да, извините… — Она начинала злиться. — Я люблю своего любимого мужчину. Этого достаточно?

Отставленному донжуану оказалось достаточно. Он активней завертел головой по сторонам и наконец нашел то, что искал. Теперь Дина проводила дни на пляже в компании влюбленных детей и любимых книг. Галин папа появлялся лишь к вечеру, когда пора было сворачиваться. Потом он уходил «в кино» или «в ресторан», а во сколько возвращался, Дину не интересовало. Она укладывала Галю спать и шла к себе.

Стоило мелькнуть шальной мысли типа: «А может, я зря?..» — как ее передергивало от отвращения.

* * *

Когда Дина и Гоша вернулись домой, Костя сказал, что менять ничего не хочет, что не может разобраться в себе и своих чувствах, что это в самом деле какое-то затмение, и попросил Дину потерпеть еще немного.

— Если ты все еще любишь меня. — Он с нескрываемой надеждой посмотрел на Дину.

— Я тебя все еще люблю, — твердо сказала она.

— Я хочу, — добавил Костя, — чтобы ты знала: здесь, в нашем с тобой доме, она не была ни разу.

— Это твой дом, — ответила Дина, но ей стало приятно и даже легко.

— Это наш дом, — возразил Костя.

Они решили не говорить ничего Гоше и постараться вести себя так, будто не происходит чего-то из ряда вон выходящего.

И все осталось по-прежнему, если не считать того, что Костя теперь спал в своем кабинете, на слишком тесном для его крупного тела диване, но Дине тем не менее он не позволил уходить из спальни. Ночевал он только дома, а если возвращался позже обычного, то бывало это очень редко и всегда с предупреждением. В такие моменты Дина старалась не думать о том, с ней ли он или задерживается по работе.

Миша с Машей тоже ни о чем, похоже, не подозревали. Хотя нарочно Дина не выясняла этого у Кости, он сам как-то сказал ей:

— Мишке я ни о чем не говорил.

— Я Машке тоже, — сказала Дина.

Дина удивлялась себе: ей не приходилось ломать комедию, изображая полное благополучие их с Костей отношений, доведись им оказаться на людях вместе. И в его поведении, и в отношении к себе она не замечала ни ноты фальши. Как только они с Костей выходили за пределы своих спален, все становилось на свои места. Возвращались их теплота, привязанность. Нет, не так… Ничего не возвращалось, все оставалось как было. Это они, Дина и Костя, возвращались к себе самим, и им было хорошо в этом состоянии безраздельной принадлежности друг другу и нежной взаимозависимости. Ей иногда в такие минуты казалось, что кончился кошмарный сон, наваждение, она проснулась и все по-прежнему: вот он, бесконечно любимый… по сей день до головокружения любимый ее Костюша… Но кончался маленький праздник, и они покидали свой уютный, надежный кокон и расходились по разным комнатам, по разным постелям. А оболочка их некогда населенной вселенной, сотканная за четырнадцать лет совместного легкого и счастливого труда из слов, взглядов, касаний, пустела. Но не рушилась. Пока не рушилась. Пока ее еще использовали время от времени и вольно-невольно подпитывали, подлатывали все тем же эфемерным материалом из слов, касаний, взглядов, замешенном на нежности…

Ни мама, ни родня тоже, разумеется, ничего не знали об их кризисе. И даже Миша с Машей, похоже, ни о чем не догадывались.

* * *

В последнее время Миша с Машей вели замкнутый образ жизни. Это было обусловлено второй беременностью Маши. Ей шел сороковой год, и это был поступок — забеременеть вторым, когда первой девочке, Жене, было уже шесть, и в таком возрасте, когда рожать считалось делом рискованным.

Но Маша была смелая женщина. Если не сказать — отчаянная. Ее так закалила жизнь, что с любой опасностью она была на «ты».

Три раза Маша оказывалась на грани смерти.

В детстве она утонула, и, когда было сделано все возможное, чтобы вернуть ее к жизни, но пульса так и не появилось, побелевшее лицо девочки накрыли ее собственным платьицем и послали за родителями. А потом вдруг заметили, что ткань колеблется от дыхания.