Читать книгу "Олух Царя Небесного - Вильгельм Дихтер"

Я думал о разных вещах. Почему в Варшаве ластик называют резинкой? С какой стороны у левши рукоятка переключения скоростей? И могут ли у отца на черно-белом снимке быть зеленые глаза?

Под доской с надписью ВИЛЯНУВ[79]я увидел маленькую собачку. Остановился и взял ее на руки. Она завиляла хвостом. Я сунул ее за пазуху. Домой мы вернулись вместе. Мать покормила ее. Она заснула рядом с креслом, положив морду на книги.

Днем пришла Кароля. Собачонка подбежала к ней, стала ласкаться. А она ее отогнала с криком, что та «страшно воняет».

Вечером собачка уселась под столом в столовой. Михал, кормя ее блинчиком, улыбнулся и стал рассказывать о своей дворняге в Раточине, которая вечно была голодна. Они с Юлеком решили проверить, сколько она может съесть. Наложили полную миску кукурузной каши, политой соусом. Пес все сожрал. Добавили. Вылизал. Еще наложили. Он заскулил, но от миски не отходил. Плакал и ел.

— Как его звали?

— Кого?

— Пса?

— Никак.

С тех пор мы путешествовали вместе. Собачка — в ранце, висевшем на раме.

Однажды я снова поехал вниз к большим деревьям, между которыми бежало шоссе. Под доской с надписью ВИЛЯНУВ нас стал обгонять грузовик, переделанный в автобус. Рычал дизельный мотор. Дрожали крылья и прикрученные к фарам флажки. Сзади на железных подножках стояли люди. От черного выхлопного дыма мне стало нехорошо. Я съехал на обочину и, положив велосипед на траву, вытащил собаку из ранца. Как только я выпустил ее из рук, она стремглав припустила прочь от дороги.

— Собачка! Собачка! — долго кричал я ей вслед. Она даже не оглянулась.

* * *

Взяв мяч, я поехал на улицу Мальчевского. Увидев, что ребята на своих велосипедах описывают по площадке круги, выключил мотор и стал крутить педали ногами. Они подкатили ко мне.

— Гонки! — крикнул Самый Большой. — Кто первый до конца улицы?

Привстав на седлах, они принялись изо всех сил давить на педали. Я толкнул рычажок вперед. У них не было ни малейших шансов. Мы медленно вернулись на площадку. Я оставил ребятам мяч, а сам поехал кататься. В развалинах я нашел ужа. Чем он кормится среди камней? Возвращаясь к обеду домой, я заехал на Мальчевского.

— Велосипедист приехал! — крикнул Самый Большой и отдал мне мяч.

Каникулы закончились. Михальский не вернулся. Я рассказал матери про дежурного. Михал нашел школу на Жолибоже. Она называлась РОДД. Находилась далеко, зато закон Божий там не учили. К сожалению, у них не было мест, но в октябре кто-то должен был уехать с родителями за границу. Нам пообещали позвонить.

— Что такое РОДД?

— Рабочее общество друзей детей.

Дожидаясь, пока позвонят, я ходил в школу на Воронича через пень-колоду.

* * *

Мать накрыла к обеду, но приборы положила только мне и Михалу. На специальный поднос поставила серебряный подсвечник с четырьмя свечками. Когда появилась первая звезда, открыла сумочку. Я испугался, что она вынет фотографию отца. Но она достала цветастый платок, накинула его на голову и стала зажигать свечи. За маму, убитую в Белжеце. За папу, который умер от дизентерии в Флоссенбурге. (Из конторы его отправили в каменоломню, потому что у него разбились очки.) За Бронека, который так ужасно болел. И за Ромуся.

С улицы донесся голос Михала. Он сказал шоферу, что сегодня тот ему больше не понадобится. Хлопнула дверца. Затренькал дверной звонок. Поздоровались. Пальто. Михал заглянул в комнату. Долго еще она будет поститься? Не забыла, что мы идем к Розенталям? Мытье рук. Наконец обед.

Мать опустила половник в супницу. Задела морковку, которая, увернувшись, проплыла между картошкой и листком сельдерея. Отблески четырех живых огоньков и семи электрических свечек на люстре (одна перегорела, а точно такую же нигде нельзя было достать) задрожали на поверхности супа.

На «четверке» мы доехали до базара на Дворковой. Перешли Пулавскую и направились к дому Веделя. Михал постучал в дверь. В зарешеченном окошечке появилось лицо солдата с кожаным ремешком под подбородком. Привстав на цыпочки, Михал сообщил ему, к кому мы идем. Солдат исчез. Мы ходили взад-вперед по тротуару.

— Вечно надо ждать! — сказала мать.

— Охраняют, — Михал развел руками.

Заскрежетал ключ. Дверь открыл солдат в фуражке с голубым околышем. Мы вошли. В деревянной будочке у телефона сидел штатский. Михал приподнял шляпу. Штатский даже не шелохнулся. По мраморной лестнице мы поднялись наверх.

Старик Розенталь вцепился пальцами в подлокотники кресла. Из суконной обивки спинки, возвышавшейся над его седой головой, вылезали конские волосы. Он с улыбкой подался к нам навстречу и чуть отодвинул назад опирающиеся на подножку ноги в войлочных шлепанцах.

— Ревматизм замучил, — сказал.

Мы сели на неудобные стулья. Я болтал под столом ногами. С потолка свисала на проводе лампа в фарфоровом колпаке. На книжном шкафу рядом с креслом стояли портреты Маркса, Энгельса и Ленина в кепке. На стене висела фотография Сталина.

Запахло кофе. Пани Розенталь принесла из кухни кофейник и кувшинчик со сливками, которые купила утром на Дворковой.

— Niemals kann man wissen, was wird es heute sein, — вздохнула она.

— Solche Zeiten haben wir[80], — мать пододвинула ко мне свою чашку.

Облизывая губы, я улыбнулся Сталину.

* * *

Розентали познакомились в кабинке, подвешенной к гигантскому колесу Riesenrad.

Он попал в Вену после проигранной войны с Польшей[81]. Его отправил туда Коминтерн. В тот день он много часов кряду уверял австрийских товарищей, что ничто не сможет задержать начало революции в Европе. Вечером пошел отдохнуть в парк аттракционов.

Она родилась в этом городе, а в Пратер поехала вечером (в фиакре), потому что ужасно скучала в родительской кондитерской на Кернтерштрассе.

Он пригласил ее в кафе при гостинице. Кельнер поставил перед ними на мраморную столешницу кофейник с кофе, две чашки и маленький кувшинчик со сливками. На салфетки с тисненым узором положил серебряные ложечки.

Спустя несколько дней из Москвы пришла телеграмма: ВОЗДЕРЖАТЬСЯ ПЕРЕГОВОРОВ ТЧК ВЕРНУТЬСЯ БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО ТЧК. Они вместе пошли в польское посольство за транзитными визами. Однако консул слышать ни о чем не хотел. Только когда она расплакалась, сжалился и поставил ей в паспорт печать.