Читать книгу "Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон"

— Мы потопили две субмарины, — сказал Вайденфелд. — Но нам так и не воздали должное.

— Я читал об этих случаях, — сказал Чаттертон. — Вы полагаете, ВМС неохотно поощряли гражданских.

— Точно так, — сказал Вайденфелд. — ВМС не хотели признавать этого, потому что общественность пришла бы в ужас, узнав, что для борьбы с немецкими подлодками нужны еще и гражданские лица и что эти подлодки подбирались так близко к нашим берегам. Как бы там ни было, одну субмарину потопили возле берегов Флориды. Вторая была потоплена в районе Нью-Джерси.

Чаттертон достал ручку. Вайденфелд продолжал рассказ: «11 июля 1942 года два наших пилота на самолете „Грумман Уиджен“ обнаружили немецкую подлодку примерно в сорока милях к северу от побережья Атлантик-Сити. Парни преследовали лодку четыре часа, пока та не всплыла на перископную глубину. Когда она всплыла, они сбросили трехсотдвадцатипятифунтовую глубинную бомбу. Бомба взорвалась, и они увидели масляное пятно на том месте, где была субмарина. Они сбросили вторую бомбу прямо в масляное пятно. Это было уничтожение, полное. Пилотов уже нет в живых. Но я годами добивался, чтобы этим парням воздали почести. Думаю, вы нашли их подлодку».

Чаттертон был увлечен этой историей. Вайденфелд сообщил точную дату’а координаты указывали на место примерно в двадцати пяти милях от затонувшей субмарины. Если Чаттертону удастся найти список субмарин, потопленных в американских водах в июле 1942 года (даже если по записям лодка была потоплена на некотором расстоянии от их места), он смог бы объяснить ее смещение к тем координатам, где они ее нашли, и разрешить загадку. Он поблагодарил Вайденфелда и пообещал сделать все возможное, чтобы решить вопрос о том, была ли это именно та лодка, которую поразили пилоты гражданского воздушного патруля примерно пятьдесят лет тому Назад. День спустя профессор Киттс отреагировал на историю в своем интервью для «Нью-Йорк Пост»: «Это самая разумная версия из тех, что я слышал до сих пор. Это вполне может быть именно та подлодка».

Примерно в это же время состоялся еще один необычный телефонный разговор. Звонил собиратель нацистских трофеев. Этот коллекционер, однако, не просил ничего продать.

— Помимо прочих вещей, я собираю фотографии командиров немецких подлодок, — сообщил он Чаттертону. — Я переписываюсь со многими из них. В том числе с Карлом-Фридрихом Мертеном, который был на восьмом месте в списке самых успешных асов подводных сражений Второй мировой войны. Он с огромным интересом прочитал о вашей истории в одной немецкой газете, и у него есть информация, которую он хотел бы прислать вам по почте, если вы будете так добры и дадите ему адрес.

— Разумеется, — ответил Чаттертон.

Спустя несколько недель пришли письма из Германии. В них Мертен благодарил Чаттертона и других ныряльщиков за усилия и поведал одну историю.

Его соратник Ханнес Вайнгертнер тоже был командиром подлодки и так же, как и Мертен, был назначен капитаном-наставником флотилии (это была престижная береговая должность). Вайнгертнер, однако, оставался по духу боевым офицером, и в 1944 году, когда ему почти исполнилось тридцать пять, покинул кабинет, чтобы снова спуститься в люк субмарины. Ему было приказано принять «U-851», тип IXD2, или подводный крейсер, — субмарину, предназначенную для самых дальних походов, а именно в Индийский океан для доставки припасов на дальневосточные немецкие базы и грузов для японских ВМС.

Как считал Мертен, назначение было для Вайнгертнера не совсем таким, какого он ожидал. Он полагал, что Вайнгертнер был истинным подводником, истинным в том смысле, что его боевой опыт и инстинкты — упорно выслеживать и уничтожать корабли противника — никогда не притуплялись.

«У меня было такое впечатление, что Вайнгертнер считал, что характер подводной войны особо не отличался от того времени, когда он командовал субмариной в сентябре 1939-го, — писал Мертен. — Я не был знаком с текстом приказа о походе, но подозреваю, что „U-851“ направилась не в Индийский океан, а к берегам США».

Мертену казалось логичным, что его соратник мог сорваться и пойти к Нью-Йорку.

«Я сам вполне уверен, что останки, которые вы нашли, это „U-851“», — заключал Мертен.

Слова «я сам» перекочевали из конверта авиапочты прямо в воображение Чаттертона. Благодаря письму Мертена он обладал теперь настоящей закрытой информацией, которую ему передал лично ас подводной войны. Это была теория, которая не попала в учебники истории и обошла стороной самих историков, но в ней есть зерно истины. Мертен знал своего друга, а теперь Чаттертон знал Мертена, и в этот момент он не помнил, когда в последний раз испытывал подобный восторг.

Как в случае с остальной информацией, которую собрал Чаттертон, он ничего не сказал Колеру о своих контактах с Мертеном. Хотя он восхищался энтузиазмом Колера на борту судна, он все еще относился к нему как к рядовому участнику погружения, человеку, чья страсть к трофеям, по всей видимости, преобладала над увлечением историей и спортом. Он поделился своими открытиями с Юргой, который продолжал изучать основные технические аспекты конструкции и устройства субмарин. Тот предоставил солидное научное дополнение всем теориям Чаттертона.

Постепенно в мозгу Чаттертона начала формироваться захватывающая идея. За эти две недели он связался с асом подводной войны, пилотом дирижабля, историком, председателем клуба истории подводной войны. Каждый из них осветил события, которых нет в книгах и которые иногда шли вразрез с тем, что в этих самых книгах написано. Для Чаттертона, с детства искавшего самые точные объяснения, пытавшегося увидеть все своими глазами, такое растяжение исторической канвы было открытием.

В то время как Чаттертон звонил повсюду, Колер зубрил все о подводных лодках, как студент перед выпускными экзаменами. Он посвящал каждый свободный момент попыткам понять устройство субмарины, ее появление на свет, эволюцию, порядок подчиненности на борту, навыки, необходимые подводнику. Значительная часть его исследований была движима главным мотивом: оказаться в положении, которое позволит ему поднять на поверхность тонны трофеев. За свою карьеру ныряльщика он не мог вспомнить такого момента, который он пережил, впервые увидев у Чаттертона нацистский фарфор. Держа тарелку в руках, он воспринимал ее, как образец совершенства. Он не мог тогда объяснить себе это ощущение, но он знал, что чувствует. Каждое свойство этого фарфорового предмета, которое делало кораблекрушение великим — история, символы, красота, тайна сливалось в одну сверкающую точку.

Шли дни, Колер все глубже погружался в исследования подводных лодок и вскоре обнаружил, что все больше внимания он уделяет книгам с описаниями жизни и обычаев подводников. Это его удивляло, так как его миссия была четко ориентирована на идентификацию и подъем предметов с затонувшей лодки. Чтение книг о людях не представлялось Колеру научной работой. Он как будто переродился: он ощущал внутренность подлодки не как машину, а как среду обитания человека. Он мысленно ощупывал мрачные, тесные стены, в которых эти матросы вели войну, чувствовал могильный холод заряженной торпеды напротив лица спящего человека, запах исподнего белья, не стиранного шесть недель, брызги слюны людей, бранящихся и прижатых друг к другу слишком близко и слишком долго, ледяную каплю конденсата, падающую на шею подводника, который завершает свою шестичасовую вахту. Да, техническая информация его интересовала, но техника (да и ничто другое) не заставляла его сердце биться так учащенно, как в те моменты, когда он думал о подводнике, который беспомощно ожидал, когда глубинные бомбы союзников начнут падать в воду все ближе к субмарине, вслушиваясь в тонкое, но угрожающее «пик… пик… пик…» сонара союзников — предвестник неотвратимого взрыва. Многие годы Колер верил в то, что немецкие субмарины были практически неуязвимы. Теперь он узнал о «sauregurkenzeit» («времени соленых огурцов») — годе, когда изобретательность союзников, техническое и материальное превосходство повернуло ход подводной войны так решительно, что немецкие субмарины иногда по несколько недель не могли потопить ни одного корабля противника, годе, когда охотники сами превратились в преследуемую дичь. Источник сообщал, что ни один из родов войск в истории войн не нес таких потерь, как подводники, и при этом они продолжали сражаться. К концу октября Колер уже думал о том, не остались ли члены экипажа на борту подлодки, знали ли их семьи, что они все еще там.