Читать книгу "Цена короны - Татьяна Серебряная"

Изредка заметишь одинокое деревце акации, кривое и приземистое. Кажется, то ли у него нет сил расти, то ли оно, вопреки природе, стремится распластать по земле ветки, чтобы пронзить ее острыми шипами, исколоть до крови и впитать выступившие капли драгоценной влаги. Тщетно: земля черна и суха, как пепел. Лишь в глубине еще таятся остатки талой воды, но скоро от них не останется и следа. Все, что не уйдет в подземные пласты, питающие колодцы и источники, выпьют тюльпаны и маки, которые с прошлой весны копили в луковицах силу для нового роста, а теперь спешат расцвести и рассеять семена. У них слишком мало времени. Скоро жаркое летнее солнце сожжет их сочные листья, и они распластаются по растрескавшейся земле бледными пленками. Только легкие седые нити ковыля будут по-прежнему развеваться на ветру среди жестких стволиков полыни и метелок типчака, ожидая редкого дождя и теряя вместе с водой краски. Придет Месяц Познания, принеся с гор дождевые тучи, но степь уже поблекнет, и лишь сиреневый безвременник поднимется над пожухлой травой, точно нарядный и рассеянный гость, опоздавший на пир и попавший на похороны…

Миновала пора полуденного зноя. Лошадь все так же бежала, словно не чувствовала усталости. А вот Флайри почувствовала, как начинает затекать спина и ноют ноги. Она уже давно не ездила верхом.

* * *

Постоялый двор назывался «Чаша шипокрыла». Будь надпись на вывеске сделана эльфийскими рунами справа налево, и находись этот постоялый двор, скажем, в Белегосте, а не в крошечной деревеньке в три двора, Флайри все равно вряд ли прошла бы мимо. Вывеска, творение местного резчика, притягивала взгляд, точно Полярная звезда стрелку компаса. Шипокрыл, цепко держась коготками за край огромного кубка, весело поглядывал на прохожих красным глазом, сделанным из битой стекляшки, словно прикидывал предстоящую выручку. Наложница почувствовала, что улыбается… и, толкнув двери, вошла внутрь.

Она уже заготовила целую речь на случай расспросов. Но почти все столы были пусты. Хозяин же «Шипокрыла» оказался человеком на диво нелюбопытным, хотя и весьма любезным. Сидя за столом с кувшином прохладной, удивительно вкусной воды и тарелкой, где красовались ломтики вяленых фруктов и пресного овечьего сыра, Флайри наблюдала за ним из-за занавески, что отделяет часть зала, позволяя замужним женщинам открыть лицо и насладиться трапезой, не опасаясь чужих взглядов. Служанка — худая, увядшая, с жидкими, черными как смоль волосами, — показала гостье ее комнату, но Флайри отказалась от предложения отдохнуть с дороги и, оставив вещи, вернулась обратно в зал. Ей не терпелось разузнать о таинственных конных носилках, которые должны были покинуть это место, самое позднее, вчера утром.

Караваны, идущие по дороге в Кирсонинг, останавливались на ночлег ближе к столице — в Околомне, на постоялом дворе под названием «Гнедой единорог». Флайри не поленилась заехать туда, хотя солнце еще стояло высоко. Увы, ни трактирщик, ни постояльцы, ни жители деревеньки не видели никаких конных носилок по крайней мере с Месяца Обновления.

— …Ходит он, значит, по комнате, пыль со своей колехции смахивает, — нудно вещал бородач за соседним столом. — Вдруг слышит: в дверь стучат. Открывает дверь — на пороге скелет стоит. И без головы. Одна шея, значит, торчит.

— Так уж и стоит? — ехидно осведомился его сосед, воспользовавшись тем, что рассказчик потянулся за пивной кружкой. — Как же он без головы дошел?

— На все воля Пресветлого Сеггера, почтенный, — бородач звучно хлебнул пива. — В общем, стоит скелет и в шею, значит, себе тычет. Старик хоть и струхнул, но смекнул, в чем дело. Снял с полочки череп, протянул скелету. Тот его ощупал, проверил на соответствие, так сказать, и насадил себе на шею. «Спасибо, — говорит, — старый. Там у нас такая заваруха! Лирайны с леса поперли, с десяток наших положили. Хорошо еще, что я головой отделался. А моему братцу все ребра переломали».

Соседи рассмеялись. Рассказчик обвел их довольным взглядом, снова поднес кружку к губам, сделал большой глоток и смахнул с усов обильную пену.

— Ты забыл последнюю фразу, уважаемый, — подал голос молодой человек, который, наверно, с самого дня Катаклизма сидел здесь с одиноким кубком вина.

— Какую? — удивленно спросил бородач.

— «Беги, беги… дурья твоя башка, — пробурчал старик, глядя вслед неуклюже подпрыгивающему скелету».

— А вот я знаю, чем закончилась бы ваша история, — вмешался широкоплечий парень — судя по одежде, он до недавнего времени водил караваны верблюдов в Кандию. — Приперся бы некромант, колехционера пришиб, а колехцию перевез к себе в лабораторию. Вдруг у какого чудища головы не хватит…

Флайри так и не поняла, что заставило ее обернуться. Во всяком случае, она успела увидеть, как вошедшая в трактир незнакомка скинула широкий дорожный плащ — таким движением, словно его должен был принять стоящий сзади услужливый спутник… Но в последний миг она сама подхватила тяжелую ткань и небрежно перекинула через локоть.

Посетители — исключительно мужского пола — встретили это маленькое представление восхищенными возгласами. Впрочем, не очень громкими. Вид аккенийского меча, который покачивался на бедре у незнакомки, не оставлял места сомнениям по поводу занятия, коим она зарабатывала на жизнь. Распустивший в присутствии подобных дам язык, а тем более руки, рискует и языком, и руками, а также тем, что в приличном обществе не поминается.

Так или иначе, но ни одно из замечаний не нарушало законов пристойности — а посему не стоило внимания, и женщина направилась прямо к стойке.

На ней была простая рубашка из небеленого полотна, свободные кожаные штаны, стянутые на талии широким ремнем, и замшевая безрукавка. Флайри почти не сомневалась, что между простеганной кожей и подкладкой вложены стальные пластинки, способные спасти и от не слишком сильного удара ножом, да и от стрелы, если она не выпущена в упор. Словом, обычное одеяние наемницы. Достаточно удобное для того, чтобы провести день в седле, и достаточно привлекательное, чтобы будущий наниматель не перепутал ту, которая будет его защищать… с той, от кого следует защищаться.

Но внимание Флайри привлек отнюдь не наряд незнакомки.

В каждом движении воительницы чувствовался такой избыток силы, что мнилось: окажись на пути у этой женщины стена — и камень расступится, чтобы пропустить ее… А она пройдет и даже не заметит, как люди не замечают примятой травы под ногами.

Чем-то она напоминала снежного барса, которого как-то привезли в дар Адрелиану горцы-йордлинги…

При мысли о лорде-регенте у Флайри заныло сердце, и она прижала к груди кусочек пергамента, словно это был могущественный артефакт, способный исцелять боль. В общем, так оно и было.

Покидая Туллен, Флайри прихватила с собой кусок пергамента — набросок, сделанный два года назад заезжим живописцем. Адрелиан не любил позировать для портретов, поскольку считал это ненужной тратой времени. Разочаровавшись в попытке переубедить лорда-регента, художник сделал рисунок во время пира, а потом подарил Флайри. Тогда она еще посмеялась: зачем ей портрет, когда оригинал у нее перед глазами. Но воистину, сам Пресветлый Сеггер надоумил ее принять это скромное подношение…