Читать книгу "Дилемма Джексона - Айрис Мердок"

Отвлекшись, Туан подумал, не позвонить ли Бенету. Но если он позвонит, придется объясняться. В чем? Да в чем угодно — в настоящий момент он чувствовал себя виноватым во всем! Придется говорить о Мэриан — но что, собственно, он мог сказать? Ах, если бы можно было избавиться хотя бы от этой печали! Он был груб с Розалиндой, выпроводил ее. Разумеется, он должен был сказать, чтобы она уходила, но не обязательно было делать это в такой нелюбезной форме. Теперь Туан жалел о том, что наговорил ей столько резких слов, — более того, получилось так, что он сказал больше, чем хотел. Туан задумался: не следует ли съездить к Розалинде? Нет, это было невозможно. Кроме того, теперь она наверняка будет избегать его. Через определенные промежутки времени он звонил Джексону в сторожку, но телефон молчал. Что происходит сейчас с Мэриан, где она? Ах, бедная Мэриан! Теперь он не может даже ни у кого ничего спросить, он стал изгоем.

Услышав звонок в дверь, Туан побежал открывать.

— А, Розалинда, есть какие-нибудь новости?

— Нет. Я немного подождала, не позвонит ли кто-нибудь, потом поехала в Тару, но не смогла войти. Похоже, там никого нет.

— Спасибо, что пришла. Не уходи, хотя…

— Туан, милый, ты сошел с ума!

— Что ты хочешь этим сказать? Прости, я обидел тебя.

— Давай присядем.

Они сели на диван. Розалинда взяла Туана за руку:

— Туан, я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж.

— Дорогая, милая Розалинда, ты меня совсем не знаешь, это просто эмоциональный всплеск после всего, что мы пережили вместе. Ты была очень добра ко мне, и я всей душой желаю тебе счастья, однако мы должны думать только о твоей сестре…

— Но ты же любишь меня, я знаю, что любишь, мы нужны друг другу. Раньше между нами существовал барьер, теперь он сломан. Я — единственная, кто понимает тебя. Безусловно, я думаю о Мэриан, но…

— Милое мое дитя…

— Мне почти столько же лет, сколько тебе. Тебе сколько?

— Тридцать.

— Ну что ж, а мне почти двадцать три. Я знаю, ты пережил много бед, вероятно связанных с твоими родителями, знаю, как ты горевал, когда они умерли, сочувствую тебе всей душой. Конечно, мне не следует говорить об этом… И тем не менее сейчас я должна, должна сказать все. Я так давно за тобой наблюдаю — с тех самых пор, как дядюшка Тим познакомился с тобой в том эдинбургском поезде…

— Прошу тебя…

— Он нам рассказывал об этом и о том, как сразу полюбил тебя. И я тебя сразу полюбила.

— Пожалуйста, хватит…

— Ведь это он дал тебе это имя! А как тебя зовут на самом деле?

— Томас, но…

— У тебя ведь есть и еврейское имя, ты мне его скажешь?

— Откуда ты?.. Впрочем, не важно. Яков.

— Мне и это имя нравится, но пусть оно останется тайной, которую будем знать только мы двое. Дядюшка Тим также объяснял нам, что означает имя Туан, какой это был благородный и трагический персонаж…

— Ты еще дитя, очаровательное дитя. Прошу тебя, не нужно продолжать этот разговор. Он все равно ни к чему не приведет, разве что станет еще тяжелее.

— У тебя на сердце печаль… Ну прости, прости меня, просто я хотела удержать тебя, спасти…

— Да, ты — ребенок, восторженное романтичное дитя! Мы очень, очень далеки друг от друга. Прости меня. Мне суждено быть одному.

— Навеки остаться в одиночестве и заслужить прощение? Как Джексон!

— Почему ты так думаешь о Джексоне?

— Не знаю. Мне кажется, он скоро уйдет… я не хочу, чтобы он уходил. Во всяком случае, он очень одинок.

— Он странный человек. И хороший.

— Ты тоже. Давай вернемся к тебе. Я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь о своей жизни.

— Розалинда, я не могу… Никакой жизни у меня нет, то есть я хочу сказать, что рассказывать не о чем…

— Да ладно тебе, я же знаю: ты много видел, чье-то чужое страдание… Ты всегда такой замкнутый, такой застенчивый и скрытный…

Туан встал, прошелся по комнате.

— Хватит, хватит, милая Розалинда. Пожалуйста, теперь уходи. Ты ведь пришла сюда из-за Мэриан. Есть вещи, которых я не могу объяснить. Мне вообще не стоило бы разговаривать. Пожалуйста, оставь меня, ну пожалуйста, оставь.

— Ты должен понять мою любовь, поверить в нее, ты не имеешь права позволить этому убить мою любовь, нашу любовь, потому что я знаю: ты тоже меня любишь. Я люблю тебя уже давно, и я не ребенок, не могу тебя оставить, я хочу всегда быть только с тобой, хочу, чтобы твоя боль стала моей болью. Ну пожалуйста, расскажи мне хоть что-нибудь.

Туан молча прошелся из угла в угол, потом сел и подвинул стул так, чтобы Розалинда оказалась напротив.

— Ладно, кое-что — только одно — я тебе расскажу. Расскажу, хоть это причинит тебе боль, но ты об этом больше никому не расскажешь, хорошо?

— Никому.

— Это давняя история. О прошлое! Как быстро оно проходит и забывается! Даже очень значительные и самые ужасные вещи могут померкнуть в памяти, но такое не забывается никогда…

— Холокост? — догадалась Розалинда.

— Да. Может, больше и говорить ничего не надо…

— Прошу тебя.

— Это связано с моим отцом и моим дедом. Мне рассказал эту историю отец. В то время шла война. Многие люди, наши люди, очень долго не могли поверить, что им грозит чудовищная опасность, и до последней минуты не хотели уезжать. Многие оставались слишком долго. Моему деду повезло: он успел на обычный поезд, пересек границу, сел на корабль и приплыл в Британию. Отец описывал мне страх, чудовищный ужас тех последних минут, когда они сидели в поезде: мой дед, моя бабушка, мой отец и его сестра, — время шло, а поезд не отправлялся. Отцу было тогда четырнадцать лет, его сестре — двенадцать. Сестренка плакала, потому что в спешке они оставили в доме собаку. Дедушка объяснял ей, что они не могут взять с собой собаку, к тому же все равно нет времени возвращаться домой: поезд вот-вот тронется. Наш покинутый дом находился совсем рядом с вокзалом. И вдруг сестренка моего отца рванулась, растолкала всех, спрыгнула на платформу и побежала. Отец вскочил, чтобы кинуться за ней и остановить, но дед силой удержал его, не позволил догнать ее. Мой отец рыдал не переставая: «Я ее поймаю, верну!» — но дед железной рукой держал его, пока поезд стоял на месте. Страшные минуты бежали одна за другой, бабушка плакала — девочка должна была бы уже вернуться. И вдруг поезд тронулся. У бабушки началась истерика. Дед и отец в ужасе выглядывали из окна. «Вот она, вот она!» Но поезд шел уже слишком быстро. Отец никогда не смог забыть эту картину: его сестренка стоит на пустом перроне с собачкой на руках.

Розалинда тихо плакала.

— И конечно…

— И конечно, они ее больше никогда не видели. Им не удалось отыскать никаких следов. Это рассказал мне мой отец. Моей матери он этого никогда не рассказывал. А мне рассказывал не раз и при этом всегда повторял, что мог догнать и вернуть сестру, если бы отец не помешал ему. «Когда она спрыгнула на платформу и побежала вдоль путей, я мог вырваться и броситься за ней. Мог схватить ее и втащить обратно в вагон. Но отец не дал мне этого сделать, он слишком крепко меня держал!»