Читать книгу "Брошенные машины - Джефф Нун"

Золотистыми станут они, люди, золотистыми станут они, времена, двери, собаки, машины, золотистыми станут они, небеса, ощущения, золотистыми станут они, глаза, звезды, книги, золотистыми станут они, танцоры, дети…

Что выбрать? Я никак не могла сосредоточиться. Взгляд перепрыгивал с одного слова на другое. И куда бы я ни посмотрела, везде были тайные сообщения, пробивающиеся сигналы…

— Марлин?

— А?

— Ты слушаешь? — Хендерсон похлопала меня по руке. — Марлин, мы обсуждаем, что будем делать сегодня вечером. В клубе. Ты вообще тут? Или ты где-то не здесь?

— Нет. Я здесь.

— А если мы его не найдём? — спросил Павлин.

— Тогда бросаем все это дело и едем дальше.

Павлин посмотрел на неё.

— Бросаем и едем дальше, — повторила Хендерсон.

Так мы и решили. Я старалась держаться и не «уплывать».

Мы допили кофе, приняли лекарство. Павлин сказал, что теперь нам всем будет хорошо. Отныне и впредь. Лучше, чем было раньше. Однозначно. И Хендерсон тоже сказала положенные слова, а потом подошла моя очередь. Я произнесла заученные слова, как будто они что-то значили, и, может быть, так и было. Для меня и для всех. Не знаю.

Но я лишь поднесла ко рту руку с капсулой, а когда убрала руку, капсула так и осталась в ладони.

Это было моё решение.

* * *

Я наблюдала. Соизмеряла. Считала. Например, уличные фонари. Сколько их на бульваре на набережной. В одну сторону и в другую. Чтобы убедиться, что с одной стороны их столько же, сколько с другой. Я изучала прохожих, какой у них цвет волос. Распределяла цвета по оттенкам. Считала, сколько мимо прошло людей с тёмными волосами, а сколько — со светлыми за определённый отрезок времени. И кого было больше. Все это вместе называлось «в ожидании сообщения». Я смотрела вокруг, а потом пыталась припомнить, сколько мусора было набросано на каждом квадратном метре земли. Я считала людей, на которых было надето хоть что-то красное, будь то рубашка, шарф или туфли. Все это вместе называлось «в поисках ключей к разгадке». Я приглядывалась к людям, проходившим рядом с припаркованными машинами: на ком было надето что-то такого же цвета, как и цвет каждой конкретной машины. Все это вместе называлось «настроиться на приём». Я скрещивала пальцы за спиной всякий раз, когда мне попадался плакат, который я не могла прочитать. Каждый раз, когда я видела воздушный шарик, я шептала себе под нос: «Чёрный дрозд». Все это вместе называлось «подтверждение приёма». Я высматривала в толпе девочек, которые были похожи на девочек, встреченных раньше; собак — обязательно на синем поводке; тени людей, когда тени касались края тротуара. Все это вместе называлось «расшифровка принятого сообщения». Я искала лицо в толпе, одно конкретное лицо, скрытое среди сотен лиц, — женщину с разными глазами, карим и голубым. Я сверялась по дорожным знакам и рекламным щитам. Я считала секунды: сколько мне нужно времени, чтобы сосчитать уличные фонари. Я соизмеряла, отмечала детали. Я наблюдала.

* * *

Эти вещи, найденные на пляже: серебряная монета с почти стёршимся изображением королевского профиля, половинка сломанных ножниц, маленькая батарейка, разбитый компакт Орнетта Коулмена «Завтра — это большой вопрос», кусок верёвки, страница, вырванная из какой-то книжки, крышка от пластиковой бутылки. Семь составных элементов. Семь деталей определённого механизма. Вот что надо делать. Сперва выбираем место. Примерно в метре от кромки прибоя, во время прилива. Зарываем в гальку половинку ножниц, так чтобы острие торчало вверх. На острие надеваем сломанный компакт-диск. Обязательно маркированной стороной книзу. Диск должен быть чуть наклонён к оператору. Теперь завязываем узелок на конце верёвки. Второй конец обвязываем вокруг батарейки. Вырванную страницу кладём на гальку рядом с компактом. На страницу ставим батарейку. Тут надо следить, чтобы батарейка не закрывала печатный текст. Конец верёвки, завязанный в узелок, помещаем на слом на компакте, так чтобы верёвка держалась. Теперь, когда эти детали соединены, машина готова к работе. Оператор должен занять позицию, так чтобы он мог читать текст и видеть своё отражение в компакт-диске. Взгляд постоянно перемещается со страницы на отражающую поверхность и обратно. Текст читается вслух.

Встал и надел цветной шёлковый камзол — прекрасная вещь, а также новый завитой парик. Купил его уже довольно давно, но не осмеливался надеть, ибо, когда его покупал, в Вестминстере свирепствовала чума. Любопытно, какова будет мода на парики, когда чума кончится, ведь сейчас никто их не покупает из страха заразиться: ходят слухи, будто для изготовления париков использовали волосы покойников, умерших от чумы…

Во время чтения в одной руке надо держать крышку от бутылки, а в другой — монету, королевским профилем вверх. Следует полностью отрешиться от внешних влияний: детского смеха, презрительного непонимания взрослых, удара в плечо, плеска воды под ногами. Текст и зеркало — вот что самое важное, их соединение. Текст нужно прочесть до конца, до последнего слова, одновременно глядя в глаза своему отражению. Лишь в этом случае процесс считается завершённым. Нас не должно пугать то обстоятельство, что ещё никому не удавалось завершить операцию, потому что машина часто ломается при использовании либо её разрушает сам оператор. Это нормальная составляющая процедуры. Будет много попыток, много неудач, прежде чем изречённое слово воплотится в жизнь.

И зеркало удержит лицо, так бережно.

* * *

Закрытая дверь подъезда. Буква G на домофоне, пустая белая карточка рядом с ней. Внутри, за стеклом, охранник в фойе ходит из угла в угол. Мой палец — на кнопке. Губы приникли к решётке.

— Коул? Коул…

В ответ — только тёмный треск. А потом, когда я прислушалась, мне показалось, что я услышала шёпот, шелест дыхания, далёкий стон; тихий вскрик, надрывный стон боли. Звук рвущейся бумаги. А потом — тишина. Тишина. Я обернулась. Охранник смотрел на меня. Прижавшись лицом к стеклу. С той стороны. Я крикнула, чтобы он меня впустил. У него было всё то же пустое лицо, что и утром. Он мне не ответил. Но теперь, когда мы оказались так близко, разделённые только тонким прозрачным барьером, я разглядела его глаза. Они были живыми. Не мёртвыми, как лицо. Беспокойный, тоскующий взгляд, воспламенённый глубинной болью, мечущийся в поисках распавшихся связей. Человек там внутри, под застывшей маской, отчаянно рвался наружу.

* * *

Я увидела человека в толпе — человека, которого я узнала. Или мне так показалось. Кого-то, кого я знала, но плохо или, наоборот, хорошо, давным-давно или недавно. Женщину. В толпе на дорожке вдоль пляжа. Она была там. Эта женщина. Её осанка, её лицо, на миг повернувшееся в мою сторону. Я пошла следом за ней. Сквозь толпу. Стараясь не терять её из виду. Иногда мне казалось, что она совсем близко, иногда — что далеко. Иногда она растворялась в толпе, но потом вновь появлялась. Всегда впереди. Всегда в движении.

Куда она направлялась?