Читать книгу "Изобретение велосипеда - Юрий Козлов"

Но Гектору не хотелось смотреть на яхту. Не хотелось петь под гитару, не хотелось слушать, как договариваются девочки встретиться у кого-то дома через три месяца и робко смотрят на мальчиков: «Придёте?» Ах девочки, ах, хранительницы классных традиций…

Гектору хотелось забраться на крышу Зимнего и оттуда посмотреть на Ленинград, а точнее на набережную, заполненную десятиклассниками, посмотреть и запомнить, потому что сам он — возгордившаяся частичка этой толпы, так доверчиво ожидающей яхты, поющей под гитары и уверяющей себя в вечной дружбе. «А завтра? Что будет завтра?» — думал Гектор. Но никто, конечно бы, не пустил в это ночное время Гектора Садофьева на крышу Зимнего дворца. И Гектор развалился лениво под деревом на жёстком газоне. А рядом лежал какой-то парень и посапывал. Гектор сорвал травинку и стал щекотать ему лицо. А когда парень проснулся, сказал Гектор: «Чего спишь? Вон, яхта идёт!» Сказал просто так, но действительно полетели вдруг вдоль набережной крики: «Яхта! Яхта!», и сопровождался путь следования яхты многоголосым криком, а Гектор в это время лежал на траве под деревом, смотрел на светлое небо, которое, начиная с завтрашнего дня, начнёт темнеть на минуту раньше, смотрел на розоватое облако, а крик тем временем зазвучал на высшей своей ноте — яхта поравнялась с Гектором, только разделяли их газон, толпа на набережной и гранитный парапет.

Ушла яхта…

Часть III

44

Много было работы на следующее утро у ленинградских дворников. Засветло вышли они, недовольные, на улицу, а навстречу им по асфальту уже шуршали неторопливые окурки, пустые сигаретные пачки, пёстрыми жучками ползли скомканные конфетные обёртки.

В семь утра вернулся домой Гектор Садофьев. Светло было у него в комнате, наверху играл тихонько на рояле Юрка Тельманов, а над крышей соседнего дома маленький самолётик чертил в небе косую белую линию.

«Вот и всё, — подумал Гектор, укладываясь в кровать. — Вот и всё…» Он хотел заснуть, но солнце золотило выглядывающие из-под одеяла пятки, и воспоминания, которые ещё не успели стать воспоминаниями, ходили перед глазами, и сон улетел, как воздушный шар с пустой корзиной, а Гектор остался на земле. Вернись, вернись, шар!

Все эти дни Гектор старался не думать об Алине Дивиной. Он учил наизусть билеты, яростно писал «шпоры», вызубрил даже ненавистный закон Гей-Люссака на английском языке. Но потом экзамены кончились, и был выпускной вечер. На выпускном вечере Гектор возгордился, заиграл на пианино по выученным наизусть нотам, захотел любви и поклонения. Гектор вспоминал, как он лежал, покусывая травинку, под деревом, а яхта с розовыми парусами проплыла по Неве. Потом появилась Инна. Все куда-то ушли, а Гектор по-прежнему лежал под деревом с дурацкой травинкой в зубах и смотрел на опустевшую набережную. Легко было и грустно. И ничего не хотелось.

Инна села на траву рядом с Гектором.

— Где наши? — спросила она.

— Понятия не имею, — ответил Гектор.

— Ты видел яхту?

— Почему?

— Нет?

— Я её себе зато представил… Моя яхта наверняка лучше той, которая проплыла. На той яхте в будни возят свинину из Павловска!

— Зато там была Ассоль, — сказала Инна. — Она стояла с распущенными волосами на носу яхты… Она была в белом-белом платье… — Инна так посмотрела на Гектора, что он понял: если сразу с Инной не расстаться, то потом тем более не удастся. И Гектор шёл с Инной по голубоватым ленинградским улицам, по горбатым спинам неразведённых мостов и держал Инну за руку, и пальцы их нежно переплетались…

А потом Инна сидела в кресле около окна напротив зеркала и расчёсывала волосы. И тихо было у неё в доме.

— Зеркала, как люди, — сказала Инна. — Ночью они спят, а днём бодрствуют… Я сейчас разбудила зеркало… Оно… не хотело просыпаться…

Гектор курил, прислонившись головой к мягкому ковру, смотрел в окно — на Инну не смотрел, на кухне шипела кофеварка.

— Это слёзы, — сказал Гектор. — Ты смотришь сквозь них, и всё расплывается…

— Я давно у тебя не был… — Гектор обводил взглядом стены. Те же любимые картинки Инны: цветущая яблоня на фоне голубого неба, кентавр, стреляющий из лука. Мэрилин Монро в страусовых перьях. Те же прекрасные мягкие игрушки сидят на шкафу. Мишки и пёсики с добрыми понимающими лицами смотрят на Инну, которую помнят девочкой с бантом, и как бы спрашивают: «Ах, Инна! Ах, зачем ты?»

— Лучше у меня стало или хуже? — Инна прислушается, как там ведёт себя на кухне кофеварка. — Интересно, где сейчас Благовещенский?

— Пойдём на кухню кофе пить…

Гектор пошёл вперёд. Инна за ним.

— Я думала, — сказала Инна ему в спину. — Я думала, что… больше не захочу тебя видеть! Но я… Я, оказывается, всё равно люблю тебя…

Гектор остановился, обернулся, но Инна толкнула его в плечо.

— Иди, иди, — сказала она. — И не говори мне больше о Благовещенском!

На кухне совсем светло. Розовеет кафель.

— Мне нравится твой дом, — сказал, выглядывая в окно, Гектор. — Он такой большой и чёрный…

— Что ты будешь делать, если никуда не поступишь? — спросила Инна.

— Не знаю… Отец говорил, что попробует устроить меня стажёром в газету…

— Фу!

— Вспомнила статью Ифигенина?

— Ага…

— Понимаешь, я сам не знаю, что будет… Но… наверное, ведь жизнь-то не кончится, даже если не поступишь.

— Не кончится, — вздохнула Инна. — Ведь, наверное, половина из нас никуда не поступит. Но всё-таки лучше поступить.

— Можно я тебя поцелую?

— Хватит меня целовать, — сказала Инна. — Сейчас я займусь уборкой… А ты уходи, ладно? И не обижайся… Только не обижайся…

Они целуются. Гектор уходит.

Он идёт по пустынным улицам мимо домов, мимо витрин, откуда улыбаются отвратительные манекены, мимо подворотен, где хозяйничают в мусорных бачках голодные кошки.

Когда Гектор подошёл к своему подъезду, его кто-то окликнул. Гектор задрал голову и увидел Юрку Тельманова. Юрка курил и стряхивал пепел прямо на Невский.

— По роже вижу, — сказал Юрка. — Идёшь от любимой девушки. Мать твоя два раза приходила. Ей почему-то кажется, что на проводах белых ночей невинных десятиклассников грабят и убивают… А тела сбрасывают в Неву! Я ей сказал, чтобы она спала спокойно… Не хочешь поиграть в четыре руки?