Читать книгу "Дело толстых - Оксана Обухова"

7 сентября сего года я дождусь, пока сотрудники покинут офис фирмы «Гелиос», выну из морозильника брусок льда, замороженного в пустом ведерке из-под мороженого. Возьму бутылку шампанского брют «Абрау-Дюрсо» и пойду в сауну.

Шампанское я перелью в чашки сервиза с ветряными мельницами, потом оботру бутылку от отпечатков пальцев, обрывок фольги спрячу за диванную подушку и вынесу пустую бутылку в мусорный контейнер соседнего двора. Надеюсь, Вы ее уже нашли.

Далее, я запру изнутри дверь и ключ, дубликат которого я изготовила два дня назад в киоске у рынка, растворю в полулитровой банке с кислотой, которую принесу с собой. Спустив кислоту с растворенным железом в канализацию, я тщательно, очень тщательно вымою банку и перелью в нее часть меда из банки, стоящей в шкафчике за зеркалом.

Да, кстати, прежде чем уничтожать ключ, я привяжу его на конец шнура и, используя в качестве груза, перекину через водопроводную трубу. Подобные манипуляции — последний привет высокорослому Владимиру Александровичу.

Надеюсь, запертая дверь, бутылка шампанского и снотворное, которое я украла из сумочки Марты Гольдман месяца два назад, растворенное в нем, заставят Марту Гольдман испытать несколько неприятных часов.

Далее, я принесу из сауны скамеечку, поставлю на нее брусок льда и, выпив последний стакан шампанского со снотворным, быстро вымою посуду, встану на лед и буду ждать, пока подействует лекарство. Через какое-то время я усну, брусок льда выскользнет из-под моих ног и… очень хочется думать, что смерти я не почувствую.

Лед растает к утру, два месяца назад я уже делала эксперимент с бруском такого же размера. Но рисковать я не стану. Я включу обогрев сауны и раскрою дверь в душевую. Вероятно, высокая температура спутает время смерти, но это уже не важно.

Надеюсь, моя кончина заставит Вас задуматься о многом и послужит первым поводом для разбирательств с госпожой Гольдман.

Почему первым? А потому, что я абсолютно уверена — Борис Аркадьевич Гольдман никуда не уезжал и не исчезал. Его убила жена. Борис не меньше моего ненавидит свою супругу. Она сломала и его жизнь. Думаю, в убийстве Бориса Аркадьевича Марте помогал Гудовин Владимир Александрович.

Ищите, Михаил Валерьевич. Доказывайте, и Бог Вам в помощь. Негодяи должны быть наказаны.

Прощайте.

Галина Вяткина.

Понедельник, 6 сентября … года. 22 часа 45 минут. Иду отправлять это письмо.

P. S. Хочу признаться еще в одном грехе. В 2001 году я перевела со счетов «Гелиоса» 58 тысяч долларов. Деньги пожертвовала на благотворительность.

Теперь действительно все. Прощайте».

Тарасов сложил в конверт все бумажки, подождал, пока Ангелина Ивановна сядет с ним рядом, и тихо сказал:

— Очень осторожное послание…

— Да, — кивнула Троицкая.

— Галина разделила его на несколько частей и дала вам право распорядиться каждым фрагментом по своему усмотрению. Почему вы показали мне все?

— Потому что я хочу снять с внучки все обвинения, — медленно произнесла Троицкая. — Как вы думаете, Михаил Валерьевич, признания Галины будет для этого достаточно?

— Не знаю, — честно ответил капитан.

— Значит, все напрасно? Очень жаль…

— Уже жалеете о сделанном, Ангелина Ивановна?

— Нет. Пусть все будет как будет. Вы назвали письмо Галины осторожным, Михаил Валерьевич, но вы даже представить не можете, насколько оно осторожно в действительности…

— Вы имеете в виду труп собаки, — усмехнулся Тарасов. — И звонок Гольдмана в офис?

— Да. — Троицкая с удивлением посмотрела на капитана. — Вы догадались?

— Это было нетрудно, Ангелина Ивановна. Слишком рьяно Вяткина бросилась на вашу защиту, когда я спросил, кто последним разговаривал с Борисом Аркадьевичем. Не дожидаясь вопроса, адресованного вам, она сказала, что вы обе в тот момент проверяли какой-то баланс. И каждый раз, когда разговор мог коснуться вас, Вяткина бросалась в бой. Она чувствовала себя очень виноватой перед вами, Ангелина Ивановна, но именно этим навела меня на определенные мысли. Ко всему остальному она была равнодушна, и, когда я вынул из архива дело вашей внучки, все стало на свои места. Борис Аркадьевич разговаривал с вами по телефону в четверг, в шесть вечера, и просил приехать к нему?

Троицкая кивнула:

— Около шести вечера Борис Аркадьевич позвонил в офис и попросил меня завезти ему домой некоторые бумаги. Я всегда за рулем, ехать до его дачи не более десяти минут, и я согласилась. Но предупредила, что освобожусь не раньше восьми вечера, так как нужно было свезти Катеньку к зубному врачу. В половине девятого я подъехала к дому Гольдмана и очень удивилась, когда на звонок мне не открыли ворота. Я подумала, что Борис Аркадьевич спустился к реке, обошла участок и увидела, что задняя калитка распахнута, лодочный сарай стоит открытым, на причале валяется небольшой овальный коврик. Я прошла через калитку к дому, постучала в дверь, но мне никто не открыл. Кстати, судя по отпечаткам шин, в подвальный гараж дома въезжала какая-то машина. Но кому она принадлежит, сказать не могу, дверь гаража была опущена вниз. — Троицкая замолчала, потом вдруг дотянулась до пачки сигарет, лежащей на лавочке между ней и Тарасовым, и спросила: — Можно? — Капитан кивнул. — Я курю очень редко, но сейчас ужас как захотелось подымить. — Ангелина Ивановна умело и глубоко затянулась и продолжила рассказ: — У клумбы рядом с крыльцом лежал Тяпа. Собачке было очень плохо. Я взяла ее на руки и поняла, что она умирает. Бориса Аркадьевича нигде не было видно, я покричала, позвала и поехала домой. Рядом с нами, на соседней улице, живет ветеринар, я повезла Тяпу к нему. Но по дороге собачка умерла. Возвращаться к Гольдману было уже поздно, и я решила позвонить ему из дома и сообщить о смерти собаки. Но по приезде увидела, что у Катеньки разболелся запломбированный зуб, мы всю ночь не спали, Лидия переволновалась, в общем, закрутилась я, Михаил Валерьевич, только утром вспомнила о Тяпе. Звонить Гольдману было уже некогда, я замотала тельце собаки в полиэтилен и повезла на работу. Остальное вы знаете. — Троицкая швырнула окурок в кучу дымящейся листвы.

— Но почему вы все-таки положили труп собаки в морозильник?

— Потому что первым делом, придя на работу, Марта Игоревна попросила меня принести ей бумаги, которые я возила Борису Аркадьевичу в четверг. Это был оценочный акт «Гелиоса». И, судя по некоторым замечаниям, сделанным по сути документа, я поняла — Гольдманы отчего-то вдруг передумали избавляться от фирмы. Причем в последний момент. А насколько мне известно, Борис Аркадьевич до того был настроен весьма решительно. Мнение супруги было противоположным, но его это волновало мало.

— То есть вы знали о продаже бизнеса?

— Михаил Валерьевич, я главный бухгалтер «Гелиоса». Некоторые вопросы невозможно решить без моего участия. Конечно, я знала.

— То есть… собака оказалась в морозильнике только потому, что вас удивила резкая перемена планов Гольдманов?