Читать книгу "1612. «Вставайте, люди Русские!» - Ирина Измайлова"

— Ты ему объясни, что мы, православные, помирать-то не боимся. Если во Христе помираешь, то и не страшно. Может, потом и ему в нашу Веру перейти захочется. Но сейчас не время. Ну, храни вас всех Господь! О, слава Вышних Сил! Поют-то как… Как поют-то!

Он произнес это с удивительной, благодарной радостью, продолжая смотреть вверх, и окружившие его люди, которые ничего не слышали, отлично поняли, что слышит сейчас он.

Потом сияющий взгляд Гермогена угас, он в последний раз вздохнул и вытянулся на своем скорбном ложе.

Захлебываясь слезами, Захария начал читать отходную молитву. Михаил, осторожно закрывший глаза умершего, и Хельмут, впервые осенивший себя крестом справа налево, тихо повторяли за ним ее слова.

Спустя минуту Шейн встал с колен.

— Ну! — произнес он, оборачиваясь к сжавшемуся в углу полковнику, — счастье твое, супостат! Не посмею я ослушаться нашего Владыки. Но только в том случае, если ты сделаешь все, как я велю. Сделаешь? Отвечай!

Он рывком вырвал тряпку изо рта Гонсевского. Тот хрипло закашлялся, пытаясь отдышаться и с ужасом глядя на стоявшего перед ним воеводу. Михаил действительно был страшен: бледный, с пылающими глазами, красивый страшной красотой разъяренного зверя.

— Повторяю вопрос, — взревел он. — Ты сделаешь все, как я скажу?! Не слышу ответа!

— Да, пан воевода, — ответил полковник, делая над собою огромные усилия, чтобы не выдать охватившего его ужаса.

— Так. Отлично. Якоб, развяжи его! Вставай, полковник, вставай. И не дрожи так — вроде бы ты мужчина. Если холодно — вот твоя шуба, Владыке она уже не нужна. Сейчас мы все вместе, выйдем из подземелья. Ты скажешь страже у выхода, что велел своим шляхтичам остаться, чтобы после принести тебе грамоты, которые должен написать Патриарх. Велишь подать коней. И мы, все вместе, все пятеро, ты понял? Мы, все пятеро, покинем пределы Кремля. Если ты все исполнишь точно, как я сейчас говорю, то, миновав посад, я тебя отпущу.

— Я вам не верю! — прохрипел Гонсевский. — Не могу верить.

— А придется. Это вы, шипучие змеи, клянетесь даже и Именем Божиим, а потом предаете и обманываете. А мы — нет.

— Но вы не клялись. Поклянитесь! — взвизгнул полковник.

— Клянусь. — Михаил перекрестился. — А теперь приводи себя в порядок и — вперед. И учтите: одно неверное слово, один неправильный взгляд, одно лишнее движение, и сам дьявол не спасет тебя!

Хельмут, выходивший последним, вдруг вернулся к лежанке и, наклонившись, поцеловал бледные руки Гермогена, которые Захария бережно сложил у него на груди. Потом немец поспешно догнал своих товарищей, уже подходивших вместе с пленным полковником к лестнице.

— Моя бы воля, я бы его не отпустил! — прошептал Шнелль сквозь зубы. — Но что теперь поделать? Старик прав — я сам согласился.

Глава 8. «Буду тебя ждать!»

Колокола Троице-Сергиевой лавры умолкли. Обедня закончилась, и монахи черными вереницами потянулись к трапезе. Несколько человек, отделившись, направились к воротам, возле которых были привязаны оседланные и взнузданные кони. К их седлам, кроме запасного оружия, были приторочены мешки с дорожными припасами, заботливо собранными монастырской братией для своих недолгих гостей — нижегородских ополченцев. Подойдя, иноки добавили к поклаже несколько оплетенных лыком и вдетых в меховые мешочки фляжек с подогретой водой — за день, по крайней мере, не замерзнет.

— Куда так спешишь-то, боярин? — спросил Михаила Шейна келарь[43]монастыря монах Авраамий, подходя к нему с небольшим берестяным коробом, куда положил свой собственный дар — искусно переплетенные Псалтирь и Молитвослов, недавно переписанные монахами его обители. — Провели б здесь и эту ночь, только полезней было бы. Путь-то до Нижнего не близкий.

— Потому и спешим, отче, — ответил воевода. — Ляхи за нами сюда не погнались: ведают, что в Троицу соваться бесполезно[44]. Однакоже могут устроить засады на дорогах, и лучше не давать им на это времени. Да и весна не за горами. А начнут дороги таять, ехать хуже станет. Вон солнце как жарит… Словно и не зима.

— Тебе виднее, — вздохнул отец Авраамий, аккуратно укладывая в один из мешков священные подарки. — Монаха того, Захарию-то, я в число братии вписал и послушание ему выделил.

— Спасибо. Он было стал проситься, чтоб с нами поехать, но куда ему: стар уже, здоровьем не крепок. А здесь еще потрудится во славу Божию. Послушай: а где же мой друг Хельмут, во святом крещении Данила, и где мой сын?

На обветренном, по-весеннему загорелом лице келаря появилась немного лукавая улыбка. Он кивнул в сторону земляного вала, насыпанного возле одной из стен:

— Где ж им быть-то? Вон они — монастырь святой оскверняют, с оружием забавляются!

Михаил глянул туда, куда указывал Авраамий, и действительно увидал на валу Хельмута и своего пятилетнего сынишку Алешу. Установив на расстоянии шагов в сорок пустой бочонок, немец одну за другой выпустил в него четыре стрелы, и те вонзились так плотно, что торчали теперь единым пучком, словно имели один наконечник. При этом Хельмут послал их с такой скоростью, что за движением его рук трудно было уследить.

— Вот когда ты так стреляешь, тем, кто тебя не видит, кажется, будто стреляют два, а то и три человека разом, — говорил германец, обняв малыша и улыбаясь в ответ на его изумленную гримаску. — А теперь смотри, как я вынимаю стрелу из колчана. Видишь? Вот такое движение, оно позволяет сразу же и наложить ее на тетиву, и закрепить. Второе движение — оттяжка плеча. Рука и стрела — на одной линии. Дыхание задержать. И пошла!

Стрела вонзилась в тот же пучок, хотя немец смотрел в этот миг не на бочонок, а в лицо Алешке.

— Ой! Батюшки-светы! — ахнул малыш.

— А теперь ты. Стой, я только ослаблю тетиву, так ты ее не натянешь. Вот. И подойдем поближе к цели.

Он сделал вперед шагов двадцать и подал мальчику колчан.

— Ну, внимание. Стрелу вынимай! Отлично! Наложил. Плохо. Еще раз: движение должно быть одно, иначе быстро не получится. Оттяжка. Так. Задержал дыхание. Целься. Давай!

Стрела сорвалась, полетела и воткнулась в снег перед самым бочонком. Алешка скривился было, собираясь заплакать, но Хельмут ободряюще хлопнул его по плечу:

— Вот это уже молодец! Почти точно.

— Да-а-а! И вовсе не точно. Далеко-о!

— О, это не называется далеко. Я, когда учился, гораздо дольше не мог попасть даже рядом с целью. Ты будешь прекрасным стрелком.

— Правду говоришь? — голубые, отцовские глаза малыша так и засверкали радостью.