Читать книгу "Имя мне - Легион - Роджер Желязны"

— Очевидно, именно это и повлияло на Джесси. Он — как бы мнеэто выразить — он цепляется за жизнь изо всех сил, пытаясь закончить огромноеколичество дел за то время, что ему осталось. Каждая секунда важна для него. Ончувствует, как старуха в белом саване уже дышит ему в затылок… И тут корабльвозвращается и один из нас погибает. Из того, что нам известно о Палаче,последнее, что мы слышали — он повел себя, как будто спятил. Джесси усмотрел вовсем этом какую-то взаимосвязь и отсюда понятно его состояние страха. Здесь нетничего дурного, пусть позабавится, если это не мешает ему работать.

— Но вы не ощущаете угрозы?

— Нет. Именно я была последней наставницей Палача прежде чемнашу связь прервали и я смогла потом понять, что случилось. Первое, что оносвоил — это организация восприятия и двигательная активность. Большая частьвсего остального получена им из сознания операторов. Но эти сведения былислишком искажены, чтобы уже с самого начала означать слишком много —представьте себе ребенка, зазубрившего Геттисбергское обращение. Оно сидит унего в голове — и все. Тем не менее, оно может стать для него и интересным, иважным. Постигнутое, оно сможет даже вдохновить его на действия. Конечно,вначале потребуется, чтобы ребенок подрос. Теперь представьте себе ребенка согромным количеством сталкивающихся образов — позиций, склонностей,воспоминаний — ни одно из которых не действовало на него все то время, пока оностается ребенком. Добавьте ему чуть-чуть зрелости (только не забывайте, чтообразцы ему дадены четырьмя разными личностями), и каждый образец при этом кудаболее мощен, чем слова самого умелого агитатора, несущие, как это всегдабывает, заряд своих собственных чувств. Попытайтесь вообразить себе конфликты,противоречия, порождаемые столкновением взглядов четырех людей…

— А почему об этом не подумали раньше? — спросил я.

— Ах, — сказала она, улыбнувшись, — полностьючувствительность нейристорного мозга поначалу и не оценили. Предполагалось, чтооператоры просто механически добавляют и добавляют сведения, и это все продолжаетсядо тех пор, пока не создастся некая критическая масса — то есть пока необразуется соответствующая картина мира или его модель, могущая в дальнейшемслужить своеобразной точкой отсчета, исходным пунктом для саморазвития разумаПалача. И он, похоже, начисто опроверг реальность такого способа.

А вот что, тем не менее, действительно имело место — так этофеноменальное значение импритинга, «запечатлевания». Запечатлелись личностныехарактеристики операторов, их отношение к тем или иным ситуациям. Они невступили немедленно в действие и потому не были сразу обнаружены. Онинаходились скрытыми до тех пор, пока мозг не развился в достаточной степени,чтобы понять их. А потом было слишком поздно. Палач неожиданно получил четыредополнительных личности и был не в состоянии координировать их. Когда онпопытался разделить их, это ввергло его в нечто вроде шизофрении, а когда решилобъединить, привело к кататонии. Он метался между двумя этими вариантамигибели. Именно тогда он и замолчал. Я чувствовала, что он испытывал нечто вродеприступа эпилепсии. Возбудившиеся хаотические токи в этом магнитном материалемогли стереть его разум, что повлекло бы в конечном счете нечто эквивалентноесмерти или идиотизму.

— Я понял вашу мысль, — заметил я. — Теперь, если продолжатьее, я вижу только такие альтернативы: или успешная интеграция всех этихматериалов, или действия металлического шизофреника. Что вы думаете о егоповедении — как он будет себя вести, если один из этих вариантов окажетсявозможным?

— Хорошо, — согласилась она. — Как я только что сказала,полагаю, были какие-то физические ограничения для сохранения множественностиличностных структур на очень длительный период времени. Тем не менее, если быэто и было так, личность эта стала бы продолжением его собственной плюс копиичетырех операторских — по крайней мере, временно. Ситуация в корне отличаласьбы от той, в которую мог попасть человек-шизофреник того же типа, в том, чтодобавочные личности были бы точными отражениями подлинных личностей, а неставшим независимым самовозбуждающимся комплексом. Они могли продолжатьразвиваться, они могли дегенерировать, они могли конфликтовать вплоть до точкиразрушения или коренного изменения любого из них или всех их вместе взятых.Другими словами, невозможно предсказать, как это было в действительности и ктополучился в результате.

— Можно рискованное предположение?

— Давайте.

— После длительных неприятностей Палач справился с этимиличностями. Он отстоял свои права. Он отбил атаку квартета демонов, которыйтерзал его, и приобрел в процессе обороны всепоглощающую ненависть к реальныминдивидуумам, ответственным за эти его мучения. Полностью освободиться,отомстить, добиться своего полного очищения — и он решил отыскать своихоператоров и уничтожить их.

Она улыбнулась.

— Вы спутали два предположения — обычную шизофрению испособность преодолеть ее и стать полностью независимым и автономным. Эторавные ситуации — неважно, какие связи вы между ними усматриваете.

— Ладно, согласен. Но все же — как насчет моих заключений?

— Вы говорите: если он превозможет все это, он возненавидитнас. Это напоминает мне не совсем честную попытку вызвать дух Зигмунда Фрейда:Эдип и Электра в одном лице, уничтожение их родителей — творцов всех ихнапряжений, тревог, воспламеняющих их впечатлительные сердца вместе смолодостью и беззащитностью. Как бы это назвать?..

— Гермацисов комплекс? — предположил я.

— Гермацисов?

— Гермафродит был объединен в одно тело с нимфой Салмацис. Япроизвел нечто подобное с их именами. Чтобы намекнуть на наличие четырехродителей, против которых возмущено дитя.

— Остроумно, — согласилась она, улыбаясь. — Даже если бысвободные искусства не давали ничего больше, они обеспечили бы великолепнымиметафорами всех исследователей. Но это недопустимо, это чрезмерноантропоморфно. Вам хочется знать мое мнение. Ладно. Если Палач и осилил это, тослучилось это только благодаря отличиям нейристорного мозга от человеческого.Исходя из моего профессионального опыта, могу заверить вас, что человек не смогбы справиться с подобной ситуацией и добиться стабильности. Если бы Палачсделал это, он должен был разрешить все противоречия и конфликты, овладетьситуацией настолько основательно, что я не верю, что оставшееся могло повлечьтакой вид ненависти. Страх, неуверенность — все, что рождает ненависть — должнобыло быть изучено, систематизировано и превращено в нечто более полезное.Возможно, все это привело бы к чувству отвращения или к желанию независимости исамоутверждения. Я полагаю, это единственная причина для возвращения корабля.