Читать книгу "Наемник - Чарльз Холдефер"

* * *

Следующее утро выдалось душным и жарким. Когда я появился на причале, они уже ждали меня в катере. Берти сидел на крышке холодильника. Джамал, казалось, меня вообще не заметил, но такое впечатление возникало в основном из-за его солнечных очков. К тому же он был в наушниках, голова покачивалась в такт музыке. Заметив меня, Берти вскочил и взялся за штурвал; взревел двигатель, и Берти принялся форсировать его без всякой необходимости, просто чтобы показать мне свое нетерпение. Джамал поднял голову и начал подпевать вслух, сверкая пластинками на зубах. Берти врубил сцепление чуть ли не раньше, чем я запрыгнул в катер. Я не вывалился за борт только потому, что успел схватиться за какие-то трубки. Создавалось впечатление, что Берти пытается меня спровоцировать. С другой стороны, любой день нашей совместной работы мог начаться точно так же.

Мы отошли от острова. Я уселся на специальную подушечку и с удовольствием почувствовал на лице движение воздуха. Шум двигателя избавлял нас от необходимости поддерживать разговор.

Я завел разговор об интересующем меня предмете только после того, как мы причалили к Омеге, предъявили валидатору свои карточки и двинулись по тропе вверх, к зданию нашей группы дознания. Джамал плелся позади с переносным холодильником. Я собрался наконец с духом и произнес:

– У нас проблема. Придется с ней разбираться, даже если тебе это не нравится.

Берти улыбнулся:

– Что я слышу! Наш контрактор начал отдавать приказы?

– Нет, я только следую правилам. Установленным протоколам из Боевого устава.

– Наш разговор быстро приобретает оттенок абсурдности. Даже если бы от нас действительно требовалось соблюдение всех этих инструкций – а этого, вообще говоря, никто не требует, – но даже если бы требовалось, неужели ты веришь, что можно снова вернуться в бескомпромиссную юность или к Шестнадцати милым правилам?

– Я думаю, мы должны попробовать.

– Да-да-да, конечно! Нежный возраст и совершенная девственность, когда тебя еще ни разу не трахнули.

За все время подъема на глаза нам не попался ни один трогл. Мы с Берти прошли в здание, и он перегнал со своего лэптопа на мой какой-то файл.

– Здесь рабочие материалы. Раз ты считаешь себя таким умным, можешь сегодня командовать. В общем, подкрепи красивые слова реальным делом. Я приду за тобой, когда троглы приведут его.

После этого он ушел.

Джамал не пошел в здание. Вообще, у меня создалось впечатление, что Берти умудрился настроить его против меня. Прежде он, пока мы готовились, любил валяться здесь же на трехногой кушетке. Он общительный парень, любит поговорить и раньше постоянно мешал читать и готовиться к допросу. Приходилось даже его одергивать. Но сегодня он держится снаружи и в комнату не заходит. Ну что ж, его проблемы.

Досье на нового заключенного содержало не слишком много информации, но теперь, когда мы работали двойным слепым методом, такая лаконичность была обычным делом. Я привык. Этот был № 183. Небольшой номер указывал на его значительность. Имелись, видимо, основания считать, что это важная птица. Так. Захвачен в Афганистане, допрашивался в Баграме, отправлен в Гизмо, затем L-2, затем переведен на «мобильный» режим. (Так говорили о заключенных, которых содержали в специальных камерах на кораблях в море; это был еще один способ спрятать человека понадежнее. Эти пленники путешествовали по всему миру в утробе какого-нибудь эсминца или авианосца.) Теперь его отфутболили на Омегу. На этого парня где-то, разумеется, существует целая куча всевозможных материалов – где-то хранится настоящее досье на него, состоящее из тысяч, а то и десятков тысяч страниц. Это наверняка настоящая леди Ди с бородой. Но мы не имеем доступа к этой информации. Только не на Омеге. Считалось, что нам хватает и краткого перечня тем для беседы с заключенным. Краткость досье меня просто взбесила; документ читался как сборная солянка из множества прежних досье на всех заключенных, кто когда-либо побывал на Омеге. Этот парень может оказаться кем угодно. Среди тем для беседы присутствовали в основном обычные вопросы об источниках дохода и о поездках; единственное, что выделялось из общего ряда, были слова «польская сосиска». Та-а-ак. Значит, мы должны задавать ему вопросы о польской сосиске. Почему-то эта деталь возмутила меня больше всего. Неужели нам нельзя было сообщить, почему этот человек попал сюда. Я что, должен спрашивать, любит ли он горчицу?

Берти позвал:

– О'кей, умник. Поехали.

Джамал сидел в тенечке возле стены нашего корпуса и читал журнал. Когда я подошел ближе, он встал и отряхнул брюки.

– Что ты делаешь здесь, снаружи? – спросил я. – Дуешься?

– Только не я. Я здесь отдыхаю, как приличный турист.

– Ты понимаешь этого заключенного?

– О да, вполне, – ответил он.

Как правило, наш переводчик не позволяет себе подобных смелых обобщений, так что я понял: он пытается выпендриваться. Берти потер нос. Нет, пока он не собирается со мной спорить. Он собирается выждать и сполна насладиться видом моих мучений.

* * *

Когда я вошел в зал, заключенный уже сидел там, но мешок с его головы еще не сняли. Плечи пленника были обернуты одеялом, поэтому я решил, что привели его голым. Первым делом взгляд мой метнулся к скобе; я хотел убедиться, что он надежно зафиксирован. Вообще-то это стандартная процедура, которую троглы, доставив заключенного, обязаны проделать, но в данных обстоятельствах я бы не удивился, если бы Берти решил спустить на меня какого-нибудь опустившегося ублюдка и посмотреть, как он вцепится мне в лицо. Это дало бы нам повод усмирить и избить его. Разжечь во мне злость. Сделать это главным пунктом взамен того, что мы должны были выяснить в ходе допроса. Скажем, о польской сосиске.

Берти показал мне два пальца; это наш условленный знак о том, кто будет начинать. Двойка означает меня, поскольку по рангу я здесь второй. Один палец означал бы, что Берти берет его на себя. Я обогнул стол и сел напротив заключенного, отметив попутно его опущенные плечи. Пожилой, вероятно. Несколько таких я уже видел. Берти потянул с его головы мешок.

Я не завопил. Но я отшатнулся назад с невнятным возгласом – так резко, что стул подо мной качнулся и мне пришлось отскочить вбок и исполнить какой-то нелепый пируэт, чтобы удержать равновесие и не загреметь вместе с ним.

– Тпру! – Стул рухнул на пол. Раздались взрывы веселого смеха. Выпрямившись, я потер бок; видимо, слишком резко повернулся и что-то потянул. – Какого черта!

Берти и Джамал смеялись так, что на глазах выступили слезы. Они были не в состоянии ответить мне, даже если бы захотели.

Напротив меня за столом сидел № 4141, промороженный насквозь. На лице мерзкое выражение. Веки полуоткрыты, из-под них видны кремовые белки глаз. Синие губы; на бороде изморось и кристаллы льда, похожие на самоцветы. Одна сторона лица кажется вдавленной, как будто собственная челюсть ему уже не годится.