Читать книгу "Балканский синдром - Чингиз Абдуллаев"

– Но это невозможно! – возмутился Бачанович. – Если Петкович ушел через балкон, то кто тогда закрыл дверь изнутри? И телефон мы нашли в комнате убитого…

– Все верно, – кивнул Дронго, – он все рассчитал правильно. Ближе к девяти часам он сам просит Недича позвать вице-премьера вниз. Тот поднимается и передает указание Николичу. Дальше Николич входит в апартаменты и обнаруживает убитого вице-премьера. Кого могут позвать в этом случае? Конечно, только самого Петковича. У него будет не так много времени, но он останется один и успеет закрыть балконную дверь изнутри, а также подбросить телефон. Но самое смешное, что его супруга в аэропорту не сдала багажа, словно предчувствовала, что Баштич будет убит, муж сообщит ей об этом и она вернется в город, снова сдав билет. Такая идиллия семейной жизни. Все это, конечно, неправда. Петкович задушил своего шефа, и его супруга точно знала, что в этот вечер она никуда не улетит, то есть уже знала об убийстве Баштича, о котором еще никто не знал.

Все посмотрели на Петковича и на красные пятна, которые выступали у него на лбу и щеках.

– Я не хотел ему позволить, – шептал он, – я любил свою жену… Я не хотел…

– Печальная история, – высказался Антич. – Мы все считали, что это политическое убийство, а оказывается, имели дело с обычным убийством из ревности. Этот ненормальный приревновал свою супругу и задушил вице-премьера. Теперь присяжные могут еще и оправдать его, если докажут, что он действовал в состоянии аффекта.

– Нет, – убежденно произнес Дронго, – все совсем не так, как вы говорите. Обычное убийство в состоянии ревности таким продуманным и тщательным не бывает. Действующий в состоянии аффекта муж не будет душить своего обидчика сначала тонкой металлической нитью, а затем ломать ему шейные позвонки руками. Человек в порыве ярости и ревности вообще ничего не соображает. А тут такая изощренность – перебросил тело, украл телефон, позвонив сам себе, и потом, поднявшись наверх, вернул аппарат и закрыл дверь изнутри, сделав расследование почти невозможным…

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Обрадович.

– Это убийство было совершено не на почве ревности. Просто Петковичу выгодно предъявлять его именно таким образом, выдавая за ревность, причем к женщине, которая принимает очень дорогие подарки и ездит в гости к своему поклоннику, не говоря уже о совместных обедах. Поздравляю, господин Петкович. Вам удалось не только совершить почти нераскрываемое убийство, но и убедить всех, что это могло быть убийство в состоянии аффекта из ревности. Интересно, почему ваша ревность не вспыхивала в его поместье в Мюнхене, куда вы ездили? Или когда он дарил ей кулон, или когда продвигал вас по службе?.. Я решил, что существуют пределы моей компетенции, и тогда отправился к премьер-министру. Я уточнил у него, что именно он приказал Петковичу, и тот сообщил, что Петкович должен был вернуться в Белград, но к девяти часам вечера позвонил и сообщил об убийстве вице-премьера.

– Все так и было, – хрипло выкрикнул Петкович, – я не хотел… Но когда увидел, как он пытается изнасиловать мою жену, я совсем потерял рассудок.

– Не лгите, – нахмурился Дронго, – все это ложь. Вы понимали, что ваше преступление может быть рано или поздно раскрыто, поэтому и решили в случае провала выдавать себя за ревнивого мужа…

– Ничего не понимаю, – снова вмешался Антич. – Вы рассказывали нам целый час о том, как Баштич любил женщин и как пытался организовать свидание с нравившейся ему супругой своего сотрудника в правительственной резиденции.

– Все не совсем так, – упрямо повторил Дронго. – Хочу представить вам сидящего здесь сотрудника национального бюро Интерпола, который совместно с налоговой службой Сербии получил непосредственное указание премьера проверить все финансовые счета семьи Петкович. – Дронго сделал эффектную паузу и продолжил: – И только тогда выяснилась поразительная закономерность. На закрытом счету в Австрии у Петковича было сто пятьдесят тысяч евро, которые появились за неделю до смерти вице-премьера. И еще столько же появилось через неделю после его смерти. Если вы скажете, что это тоже совпадение или случайность, я оставлю за собой право вам не поверить. Сидящий здесь сотрудник Интерпола может все подтвердить. Я полагаю, что следственные органы Сербии достаточно легко узнают, кто именно платил такие деньги Петковичу, который продумал и осуществил убийство, рискуя подставить даже свою жену. Он не только не Отелло, он даже не Яго, а гораздо хуже. Ведь для достижения своих целей он готов был скомпрометировать свою супругу или подставить ее под любовные утехи своего патрона. И убийство Предрага Баштича – это политический заказ тех сил, которые не хотели и не могли примириться с его новой политикой по налаживанию отношений. Баштич был не самым идеальным мужем и политиком, но те, кто решил его убрать, были гораздо более непорядочными и бесчестными людьми. Я думаю, вы все понимаете, что слишком много в этом мире остается различных сил, которые не хотят возрождения Сербии или создания пусть даже эфемерного союза бывших югославских республик. И эти силы привыкли решать все вопросы путем устранения неугодных. Такой «балканский синдром», который вы еще долго будете изживать. Насколько я знаю, недавно принято решение о выдаче Международному трибуналу Горана Джаича. Кажется, это последний сербский руководитель, выдачи которого требовала Гаага. Я наверняка не должен этого говорить, это, в конце концов, не мое дело, но Слободан Милошевич, отстаивающий интересы своей страны, пусть даже и своеобразными, часто не совсем демократическими способами, мне гораздо симпатичнее, чем его преемник Коштуница, выдавший своего предшественника Международному трибуналу. А ваш Драган Петкович – просто наемник, которого купили за большие деньги и который ради этого готов был подставлять даже собственную супругу.

– Негодяй! – бросился к Петковичу Зоран. – Мой отец так доверял тебе…

Его с трудом удержали двое офицеров.

– Ваш отец тоже не был святым, – заметил Антич.

– К сожалению, вы правы. Но вина погибшего могла состоять только в его слишком фривольном характере отношений с женщинами и своими друзьями, – сказал Дронго.

– Он слишком часто позволял себе предавать свои принципы, своих женщин и друзей, как и свои политические взгляды, – прохрипел Бачанович. – Рано или поздно это должно было ударить бумерангом по самому Баштичу.

– Мы собрались здесь не обсуждать его взгляды, а найти и изобличить убийцу, – вмешался Вукославлевич. – На твоем месте я бы помолчал. Нам пришлось заменить тебя сначала на другого руководителя следственной группы, а потом пригласить международного эксперта.

– А я бы на твоем месте вспомнил, что ты тоже предал нашу дружбу и наши отношения, – разозлился Бачанович, – и подставил меня в качестве «козла отпущения». Но предатели всегда плохо заканчивают…

– Хватит, – вмешался генерал Обрадович. – Что вы можете сказать в свое оправдание, господин Петкович?

– Это все ложь, – прошептал Петкович, отводя глаза, – клевета и ложь. Я не помнил, что именно делал. Просто когда увидел, что он ее обнимает…