Читать книгу "Выше стен - Тори Ру"

на подоконнике в столовой на манер цветочного горшка и с недоумением наблюдает за нами, а его мохнатая голова, как нимбом, подсвечена настенным светильником.

— Я тебя на шапку пущу, шерстяной ублюдок! — Грожу ему кулаком, и Регина, прыснув от смеха, пускается в уговоры:

— Не ругай его, Свят. Ты только прочувствуй, какое он подарил нам счастье! Даже если сотворит что-то похлеще, мы все равно будем его любить, ведь так?

Она преграждает мне путь, убирает с раскрасневшихся щек влажные волосы, долго и пристально рассматривает меня, лишая возможности нормально дышать, и шепчет:

— Мы со всем определились, но… Я все равно люблю тебя, Свят. Не как брата. Что мне делать, я так люблю тебя…

У меня сносит крышу. Еще доля секунды, и я скажу ей то же самое. Откажусь от всего, что было в прошлом. Я такой идиот…

Ветер бьется о кирпичную кладку забора, вгрызается в черепицу над головой, треплет гирлянды и целлофан на обернутых на зиму туях, залетает за шиворот и отрезвляет ледяными оплеухами. Я цепляюсь за остатки здравого смысла и хриплю:

— Ты замерзнешь. Пошли внутрь.

***

Оставив Регину наедине с наглой безответственной скотиной (еще одной, помимо меня), я отваливаю в подвал: нужно прибавить отопление и проверить коммуникации, а когда возвращаюсь, в столовой горит яркий свет и шумит вода.

А я ловлю себя на мысли, что нахожусь дома… Неважно, где он расположен, не важна обстановка. Это просто дом. Просто девочка, которая ждет. Может, несмотря на всю отстраненность от набивших оскомину человеческих радостей, и у меня все же есть надежда?..

Остервенело тру виски.

Мне нечего ей дать.

Нечего даже предложить. Не с того начал…

— Ни черта не умею готовить! — предупреждает Регина, завидев меня, снимает с тонкого запястья резинку и собирает темные волосы в хвост.

— «Гугл» в помощь… — бурчу под нос и падаю в плетеное кресло у батареи.

В попытках одуматься, намеренно держусь поодаль, но она без всякого стеснения садится на подлокотник и сует мне в руки смартфон.

— Это турецкое блюдо. Простые ингредиенты, но как аппетитно выглядит… Поможешь?

Я всегда настороже, не ныряю на непроверенную глубину: тот еще продуман, даже зануда, но сегодня мозги закоротило. Забив на все, встаю и до локтей задираю рукава.

— Тащи разделочную доску. И нож.

Готовка не требует особых навыков, но во избежание ненужных травм я беру ее на себя. Регина действует на подхвате — приносит продукты, складывает в посудомойку грязные тарелки, смахивает крошки со стола. Мы сверяемся с рецептом и сталкиваемся лбами, задеваем друг друга плечами, невзначай соприкасаемся пальцами и отпрыгиваем как ошпаренные. Смешно. После того что было между нами, реально смешно…

Тренькает таймер, и мы, как настоящие голодные студенты, набрасываемся на еду.

Это натурально пища богов, и Регина, мурлыча над тарелкой, приговаривает, что я гений во всем.

— Ты даже в этом идеальный…

Стискиваю зубы и заливаюсь краской. Я бы все отдал, чтобы она не заметила этого, но она замечает.

— Мне надо готовиться, серьезно. Николаич голову откусит, если завалю проект… — Я вскакиваю, щелкаю кнопкой на чайнике и, вытащив из кармана телефон, кошусь на безучастный темный экран.

«Завтра не учимся, занятия отменяют», — одновременно оживают все групповые чаты. Разъяренный ветер ревет снаружи, в вентиляционном канале осыпаются камешки, в комнатах трещат натяжные потолки. Поморгав, гаснет свет, и мир исчезает во мраке.

— Не уходи! Можно с тобой? Не оставляй меня! — умоляет Регина. Я паникую, но, чувствуя ответственность перед ней, хватаю ее за холодную руку и веду в гостиную.

Когда-то давно на дне пустого комода лежали стеариновые свечи, ароматические палочки и эфирные масла матери, но сейчас он набит барахлом Наташи, а я ни черта не ориентируюсь в нем.

На каминной полке находятся спички, а в его почерневшем нутре — дрова: видимо, папаша собирался вечерком погреться у огня с бокалом вина, да вот не срослось, не подфартило.

Пока я разжигаю их, Регина, освещая путь фонариком, скрывается в столовой, возвращается с двумя чашками чая, протягивает мне одну и с ногами взбирается на диван.

Я сажусь рядом, откидываюсь на гору обвязанных крючком думок и поправляю лоскутный плед — раньше этих забавных мелочей здесь не было, но сейчас они настолько кстати, что даже не раздражают.

Рыжие языки пламени лижут поленья, на обоях мерцают перьями золотые райские птицы. Стоит признать, в доме стало уютнее. Если бы я тут по-настоящему жил, мне бы хотелось сюда возвращаться.

По потолку скользят тени, тяжелые портьеры колышутся от сквозняка. Огромные окна до середины замел синий снег, скоро он наглухо укутает всю землю…

Регина двигается ближе ко мне, просовывает руку под мою и крепко сжимает пальцы.

— Свят, мне чудится, что мы с тобой только вдвоем на всей земле, и больше никого нет. И тревоги так далеко, будто и не со мной случились вовсе. Интересно, я проснусь, если посильнее себя ущипну?

Она улыбается, а я с любопытством наблюдаю за ней и открываю с новой стороны. В ней нет ничего из того, что когда-то отталкивало. Она красивая, как фарфоровая статуэтка, привезенная матушкой из поездки в Вену. Дерьмом была наполнена только моя голова.

Мы глушим чай с имбирем, по-дружески болтаем, но непринужденная беседа дается мне нелегко. Хриплый смех, плавность жестов, застывший, устремленный в собственный ад, взгляд горящих глаз, тепло и цветочный аромат — я завожусь настолько, что заплетается язык. И ночь, в деталях запечатленная на веселом видео, превращается в наваждение.

Намеренно выкапываю из памяти самые тошнотворные картины грязи и гнили, но и они не помогают охладить пыл.

— Не люблю снег. Всей душой. Глубинно… — Регина отставляет пустую чашку на журнальный столик и снова льнет ко мне. Так привычно и правильно, что я, не задумываясь, обнимаю ее.

— Почему?

— Зимой нет бабочек. Нет цветов. Зато есть холод, от которого коченеют руки, тело колет миллионами игл, вечно хочется плакать и спать… — Приятно пахнущая голова родной тяжестью опускается на мое плечо.

— Я сто раз слышал от тебя о загадочных бабочках. Еще не созрела поведать мне свою страшную тайну?

— А нет никакой тайны, Свят. Наши души убивает одиночество, разобщенность, неустроенность, нелюбовь. А обратное способно вернуть из небытия и болезни. Сейчас меня любят. Но слишком долго не любили…

Ее слова больно царапают сердце.

Меня не любили никогда.

— Завтра день рождения Андрея. Ты приготовил ему что-нибудь? — Она с любопытством ребенка смотрит на меня, но я не выдерживаю ее взгляда.

— Приготовил. Но сейчас это неактуально.

— Не держи в душе