Читать книгу "Страсти по Юрию - Ирина Муравьева"

— Это неправдоподобно, фрау фон Корф, — сказал он Зое. — Физически невозможно. Запас его жизненных сил давно кончился.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она.

— Перевести его на морфий, иначе он мучиться будет. Кормить через капельницу. Мы можем продержать его у себя не больше трех-четырех дней. Потом, к сожалению, в хоспис.

— О Боже мой! Разве нельзя, чтобы здесь…

— Есть правила, фрау фон Корф. Здесь — лечат.

— Но он же там сразу умрет!

Врач сердито посмотрел на нее.

— Вы говорите, что господин Владимиров — ваш муж. Возьмите его к себе в таком случае. К нему будет приставлена медсестра.

Она опустила глаза.

— Простите, но я не могу. Приехала дочка ко мне на каникулы. И я не хочу, чтобы… Чтобы при ней…

— Я вас не неволю, — ответил он сухо. — Современную молодежь, к сожалению, приучают к тому, что в жизни — все праздник. А он, — врач кивнул на Владимирова, — он мог послужить бы прекрасным примером такого редчайшего мужества, что… Такое на всю жизнь запомнится, вот что.

— Я буду его навещать каждый день.

После укола сознание Владимирова вдруг прояснилось. Он все-таки добрался до Любека и теперь сидел в машине, ожидая, что их погрузят на паром. Вода вдалеке была синей и чистой, у берега — грязной, лиловой и серой. Состояние восторженного ожидания, в котором он находился, с каждой минутой становилось все острее: ему не терпелось отплыть. Все люди, сидящие так же, как и он, в своих машинах, радостно улыбались друг другу, и Владимирову казалось, что все они испытывают то же самое чувство, которое испытывает и он, и всех их ждет то же, что ждет и его: обновление жизни. Он оглянулся назад и увидел, что ратуши и башни старинного Любека уже погрузились в вечернюю тьму, а там, впереди, где синеет вода, по-прежнему яркое солнце. Он вспомнил, что нужно еще что-то сделать, пока он сидит здесь, в машине, и ждет. Но что? Увидеться с ней?

Да, увидеться с ней. Им так хорошо было вместе вчера! Она должна скоро прийти. Варваре он пообещал, что закончит роман. Наверное, нужно сейчас и закончить. Вернее, начать его заново и с Рождества. Неважно, что прежде: начало, конец ли. Он понял, что все неразрывно. Прислушиваясь к шуму воды, бьющей в борта парома, Владимиров достал из кармана куртки блокнот и начал быстро записывать то, что пришло ему в голову.

«Это Рождество Гартунг Бер не мог позабыть до конца своих дней. Отец был еще здоров, и мать, оживленная, много смеялась. Купили огромную пышную елку. Весь дом наполнился ее сильным, счастливым, морозным запахом. С чердака принесли пыльную коробку с игрушками. Гартунг достал своих солдатиков в ярко-синих мундирах, с красными касками на головах и поставил их под елкой. Они будут здесь охранять ее. Из кухни пахло марципаном, который Марта варила сама. В их доме марципан называли белым золотом. Марта отливала из белого золота лебедей, лошадок, собак, медвежат. Гартунгу хотелось съесть хотя бы одну фигурку, но он знал, что у Марты каждая крошка на счету. Вечером начали появляться гости. Все они были заснеженными, потому что к шести вдруг повалил такой сильный снег, что только одни фонари да горящие окна сияли сквозь белое марево. Девочка, которая нравилась ему, пришла последней. Гартунг помнил ее имя: Кристина. Она была очень румяной и худенькой. Он знал, что сейчас будут танцы у елки, и он возьмет за руку эту Кристину, и рот ее будет опять в шоколаде, как в прошлом году…»

«Да, это прекрасно, — подумал Владимиров. — Прекрасно и то, что душа так болит. Сейчас отплывем и, наверное, сразу поймем, отчего это так. Хорошо бы понять!»

Зоя наклонилась над ним.

— Ты здесь? — просиял он. — Успела, да, милая?

Лицо его вдруг задрожало:

— Ты знаешь… Я столько всем должен… Арише, Варваре. Катюшке, тебе. Но я все отдам.

Она сжала его руку и заплакала.

— Ты чувствуешь, как сильно пахнет сиренью? — спросил он. — Пойди наломай, все равно опадет.

— Ты лучше поспи, — прошептала она. — Ты очень устал, ты поспи.

Он заснул.