Читать книгу "Островок счастья - Марина Полетика"

Пробираясь на свое место в темноте и ругательски себя ругая за опоздание, Павел прислушивался к голосам, про которые однажды рассказала ему Юля – она начала их слышать даже раньше, чем надумала писать пьесу, после того, как прочитала случайно попавшуюся в руки книгу о событиях тысяча восемьсот тридцать седьмого года.

– Наталия Николаевна Пушкина, с душевным прискорбием извещая о кончине супруга ее, Двора Ее Императорского Величества камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей в 29-й день сего января, покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела его в Исаакиевский собор 1 числа февраля в 11 часов до полудня.

– Граф Фикельмон явился на похороны в звездах; были Барант и другие. Стену в квартире Пушкина, говорят, выломали для посетителей.

– В субботу вечером я видел несчастную Натали: настоящий призрак. Бедное, жалкое творение. И как хороша даже в таком состоянии!

– Барон, скажите вашему сыну, Жоржу, что дядя его Строганов хранит память о благородном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России. Невинно осужденный имеет право на сочувствие всех честных людей.

– Мне чего-то недостает с тех пор, как я не видел вас, мой дорогой Геккерн. Поверьте, я не по своей воле прекратил мои посещения, которые приносили мне столько удовольствия. Подумайте, что меня возмутительным образом два раза отослали с галереи под тем предлогом, что это не место для моих прогулок, а еще два раза я просил разрешения увидеться с вами, но мне было отказано. Тем не менее верьте по-прежнему моей самой искренней дружбе и тому сочувствию, с которым относится к вам вся наша семья.

…В те несколько долгих секунд, когда занавес уже закрылся, но в зале еще висела напряженная звенящая тишина, Павел испытал два чувства: почти физическое облегчение от того, что все наконец закончилось, потому что он больше не выдержал бы растущего напряжения. И немедленно после этого – панический страх. Почему такая тишина? Почему все молчат? А если не поняли? Если просто не понравилось?!

Но в эту секунду зал взорвался аплодисментами и криками «Браво!» – и Павел с огромным облегчением почувствовал, что он ужасно любит всех этих людей, улыбающихся и украдкой вытирающих слезы, пробирающихся к сцене с простенькими букетами и стоя аплодирующих уставшим, но счастливым артистам. Да он их всех просто расцеловать готов!

Мэра на этот раз на сцену не пригласили. Зато Тарасова, найдя Павла глазами, вдруг подошла к краю сцены и знаками попросила тишины. Все озадаченно смолкли.

– Я хочу представить вам нашего спонсора и отчасти соавтора спектакля, без которого ничего этого не было бы, – Павла Андреевича Мордвинова. Спасибо вам, Павел Андреевич, от имени актеров и от имени всех зрителей. Идите к нам!

Под оглушительные аплодисменты «спонсор и соавтор» неуклюже вскарабкался на сцену, где бывал уже не раз, и скромно встал с краю. Но кто-то из актеров тут же схватил его за руку и вытащил на середину, все взялись за руки и стали кланяться, и Павел тоже стал кланяться и улыбаться. Это получалось у него плохо: губы сводило от волнения, а подгибавшиеся ноги не слушались. Он не отваживался взглянуть в зал, где дышало, кричало, хлопало и шевелилось что-то огромное, многоликое и многорукое.

Павел едва дождался, когда опустится спасительный занавес. Его тут же отпустили, и Мордвинов без сил рухнул на край кровати, служившей умиравшей Идалии последней сценой. Испугавшись, тут же вскочил, но его уже подхватили, стали тормошить, целовать, пожимать руки – как своему. Как своему! Поняв это, Павел отчасти пришел в себя и завертел головой, отыскивая Юлю.

– Юля… Я сказать хочу… Чтобы сейчас, всем… На сцене! – сбивчиво забормотал он, хватая ее за руку.

Юля непонимающе вздернула брови, но все же, глядя на его лицо, поставленным голосом, который легко перекрыл шум, крикнула:

– Минуточку внимания! Пожалуйста! Павел Андреевич хочет что-то сказать!

– Я хочу сказать… – одергивая пиджак и по возможности приводя в порядок шевелюру, начал вспотевший и взъерошенный Павел. – Что с первого мая для всех забронированы номера в отеле и билеты в Турцию. На пять дней. Это мой подарок…

Он подумал и добавил:

– Я очень прошу вас его принять.

Восторженные крики и вопли, раздавшиеся со сцены, наверняка с удивлением слышали задержавшиеся в фойе зрители.

Своей идеей подарить труппе пять дней у моря еще три недели назад Павел поделился со Светланой Николаевной.

Директриса долго не могла прийти в себя. Она смозолила язык, убеждала Павла, что это напрасная трата огромных денег, которые лучше потратить на следующий спектакль или заплатить за аренду помещений, но он упорствовал. Потом возникло препятствие: оказалось, что у большинства работников театра нет загранпаспортов, в связи с их полной ненужностью. Все отдыхали на огородах, своих или родительских, вояжи за границу и отдых у моря могли себе позволить только Королевы да Ирка Лаврова, легко принимавшая в дар от очарованных ею поклонников мужского пола все подряд – от косметики до ювелирных изделий, включая денежные знаки. Пришлось сочинить легенду: якобы у Тарасовой появились знакомые в турфирме, которые сделают всем паспорта быстро и бесплатно. На общее недовольное и недоуменное «зачем» Тарасова сурово отвечала: на всякий случай. Заграничные гастроли, например. И когда все начинали хихикать, уже серьезно объясняла: раз можно хоть что-то сделать на халяву, пусть даже ненужное, то надо это сделать, а место загранпаспорт не пролежит. Магическое слово «халява» произвело желаемое действие, и документы все быстренько собрали. Светлана даже Юле не проговорилась! Если бы Павел знал, каких титанических усилий это ей стоило, он проникся бы к Светлане Николаевне еще большим уважением. Они оба, старательно прячась друг от друга, предвкушали, как обрадуются нежданным каникулам у теплого моря все-все, включая даже высокомерную Марианну!

Курица – не птица, Турция – не заграница, листая буклеты с Карибами и Мальдивами, морщат нос профессиональные отдыхающие. Но их можно только пожалеть. А если вдруг, по мановению волшебной палочки, перенестись из серого, озябшего и едва начинающего отогреваться под робкими лучиками весеннего солнца Надеждинска на берег Средиземного моря, где все зеленое, синее и желтое, где вдали виднеются горы с еще заснеженными вершинами, где море и воздух одинаково прозрачны, где по утрам кричат муэдзины и все улыбаются вам, как будто только вас и ждали, – о, это самая что ни на есть заграница! Особенно если вы никакой другой не видели и не предполагали посетить в обозримом будущем. Дома остались только Дружинины, а вся остальная компания встретила день международной солидарности трудящихся у моря, занятая старательной ревизией всех отельных баров. Ну а какой русский после рюмочки-другой удержится от того, чтобы плюхнуться в холодную, но такую манящую морскую водичку! Они и плюхались, визжа на весь пляж и привлекая всеобщее внимание.

Павел был неожиданно для себя счастлив, как никогда прежде. Он беспрестанно вспоминал спектакль, особенно те моменты, которые он придумал и подсказал Юле. Как хлопали и кричали «Браво!» зрители, как его вытащили на сцену, а он на подгибающихся ногах вместе со всеми кланялся и пытался улыбаться, хотя губы дрожали и в улыбку не складывались. Он радовался тому, что сумел хотя бы ненадолго сделать счастливыми этих чужих ему, в общем-то, людей, которые радовались неожиданно подаренной весне, как дети. И эти взрослые наивные дети сейчас любили его, как Деда Мороза, умеющего творить чудеса. И он их, кажется, тоже любил, вот что странно. Во всяком случае, ему было с ними хорошо и комфортно, как когда-то в студенческих компаниях, давно распавшихся, о которых он всегда вспоминал с теплотой и сожалением.