Читать книгу "Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова"

Аллочка трусливо просидела на работе до половины десятого.Вряд ли Леша Балабанов станет ждать ее так долго.

Делать на работе в это время было совершенно нечего. Всеподписи к фотографиям она давно сдала Магде Израилевне, особенно старательно, свысунутым языком, перечитав их перед тем, как сдать.

Все оказалось в порядке. Костик нигде не был назван МодестСтаниславович, а журнал – “Старая лошадь”.

– Ну вот, – похвалила Магда Израилевна, как будто Аллочкабыла ребенком-дауном, неожиданно выучившим алфавит, – молодец! Можете, когдахотите!

Матери она позвонила и сказала, что шашлык на сегодняотменяется. Мать огорчилась, и предлагала заехать, и поминала отца, исердилась, и волновалась, и обещала прислать с водителем кастрюлю супа.

Потом пришла Верочка Лещенко и хвастливо показала свой“матерьяльчик”.

Это были не какие-то подписи к фотографиям, а довольноприличная статейка о том, как Верочка училась у Костика журналистскойнепримиримости, неподкупности, этике, легкому слогу и чувству юмора.

– Разве чувству юмора можно научиться? – спросила Аллочкатихо. Верочку она почти не знала, тогда, в коридоре, разговаривала чуть ли не впервый раз и теперь не понимала, зачем она к ней пришла. Впрочем, в редакциипочти никого не оставалось, а Верочке, наверное, очень хотелось похвастаться.Аллочке бы тоже захотелось, если бы ей поручили “настоящий материал”.

– Сейчас к Кире поеду, – заявила Верочка и потянулась всемтелом. – Как ты думаешь, можно?

– Зачем прямо сейчас? – удивилась Аллочка, которая имеласовершенно определенные понятия о субординации и этикете. – Наверное, лучшеутром….

– Утром это все в печать пойдет! – фыркнула Верочка. – Доутра она посмотрит, а я, если надо, перепишу. Я в лужу сесть не хочу. Я хочу,чтобы у меня все было как у хорошей, грамотной журналистки. Кира, конечно,редкая сволочь, но, пока она надо мной начальник, а не я над ней, придетсяподстилаться.

– Почему она сволочь? – удивилась Аллочка, которой нравиласьКира – стильная, сдержанная, очень уверенная в себе, как будто отлитая избронзы. И сын ее нравился. Он однажды заезжал в редакцию, кричал из кабинетанаивным басом: “Мама!”

– Потому что она сволочь, – убежденно сказала Верочка. – КтоКостика убил? Она и убила!

Аллочка точно знала, что Костика убила не Кира.

– Зачем?

– Зачем убила? – Верочка деловито соскочила со стола и сталаперед зеркалом. Воротник был не безупречен – все-таки рабочий день позади, а ейхотелось, чтобы все было безупречно и красиво. – Затем, что он был еелюбовником. Ты же недавно пришла и ничего не знаешь! Наш Костенька всех насвете любил! И ее любил, а потом кинул. Ну, она, наверное, и решила его… –Верочка на секунду остановилась, чтобы снять невидимый волосок с губы. –Пристрелить. Пригласила к себе, подстерегла – и ба-бах!

– И сама подложила ему в портфель собственную записку сугрозами!

– Ну, она вполне могла не знать, что у Костика в портфеле.Может, она ему угрожала, но думала, что он записки сжигает. А он взял одну, даи не сжег!

– Глупо писать записки собственноручно, когда можно намашинке напечатать или на компьютере, – заметила Аллочка. Ей тоже хотелосьвытащить зеркальце и посмотреться в него, но почему-то было стыдно Верочки.

Интересно, Леша Балабанов, донжуан редакционный, ужеотправился восвояси или все еще поджидает ее? Встречаться с Лешей Аллочкесовсем не хотелось. Она посмотрела на часы и вздохнула. Давно могла бы сидеть сродителями и есть потрясающе вкусный шашлык, который подают только в “Ноевомковчеге”, и отец утешал бы ее, а все беды в присутствии отца как будто терялизначительность, становились, как у Буратино, маленькими-маленькими,пустяковыми-пустяковыми.

– Теперь всем будет заправлять Хромой, – объявила Верочка иотвернулась от зеркала, – слыхала?

Аллочка пожала плечами. О Батурине она старательно недумала, как будто не разрешала себе.

– Нужно быстренько найти к нему подход. – Верочка еще разоглянулась на себя в зеркало. – Как он тебе?

– В каком смысле?

– Господи, ну конечно, не как мужчина! Ничего там нетинтересного, это же не Костенька! Сплошные комплексы, да еще с хромой ногой!

– При чем тут нога? – чувствуя, что должна вступиться заБатурина, как за мужчину, спросила Аллочка. – Он очень приятный. И, по-моему,отличный журналист…

– Приятный! – вскрикнула Верочка, как будто Аллочка назвалаприятной африканскую бородавчатую жабу. – Ты что? Сдурела?! Приятный! Да ондаже смотрит как зверь! Не знаю прямо, что с ним делать.

– А что ты должна с ним делать?

– Ну, надо же как-то устраиваться! Я не могу подписи кфотографиям до конца жизни делать!

И она тоже не может, подумала Аллочка с мрачным юмором. ЛешаБалабанов – опять взгляд на часы – не может, потому что зарабатывает на “шишкии бриллиантики”. Интересно, на что зарабатывает Верочка?

– С Костенькой я первым делом переспала, и он меня сразу нахорошее место поставил, а с Батуриным не могу! Меня тошнит от одного его вида.

Тут Аллочка совершенно некстати, очень неуместно и горячо,оскорбилась за Батурина.

Она, видите ли, не может с ним спать!.. А вдруг он и незахочет с ней спать?! Почему он должен хотеть?! Ведь есть же мужчины, которыене сразу тащат женщину в кровать, даже если она сама им это предлагает!..

– Киру, конечно, посадят и главным сделают Батурина. Она ещетакая дура, сегодня Николаеву про него напела, какой он умный, какой молодец,такой-сякой! Может, если бы не напела, Николаев бы ее назначил!

– А может, она не хочет?

– В главные не хочет? – не поверила Верочка. – Кира?! Онапросто очень тонко играет, гораздо тоньше всех остальных! Видишь, она даженикому не рассказывала, что у нее с Костиком связь была! Осторожничает, значит.

– Все равно ее посадят, – мрачно бухнула Аллочка, – самаговоришь. Так что ей главным так и так не быть.

– Может, если бы Николаев ее назначил, и не посадили бы.Побоялись. Ты бы узнала у своего папочки, что там они думают!

– Кто?

– Все. Наверху.

Мой отец тут совсем ни при чем, хотелось сказать Аллочке. Яничего не буду у него спрашивать, потому что я сама по себе, потому что я хочуи буду жить так, как мне нравится, и я сделаю эту чертову карьеру, и язаработаю свои собственные деньги, и выйду замуж за того, кого захочу, и отецне станет ни мешать, ни помогать – так уж он устроен.