Читать книгу "Обручённые Хаосом - Александра Гринберг"

— Однако я здесь, Хота, — озвучила я очевидное, из одной лишь вредности отобрав у него стакан. — Ни о чём не говорит, нет? Так и знала, что в нашей семье идиотизм передаётся по мужской линии. Буду молить Прядильщика о дочурках.

— Отдай, — потребовал он, потянулся за моей отставленной рукой, но не преуспел. — Моли лучше папочку, это же он решает, что тебе делать и с кем ходить на свидания. Он вообще за всех всё решает. А мы, идиоты, только и делаем, что слушаем его. Ну, уж я-то теперь точно не буду. Наслушался! Так что отдай мне ёбаный стакан, Регинхильд, и катись отсюда подальше, пока я не сделал с тобой… что-нибудь.

Виски я выпила залпом — просто чтобы ему не досталось, — тут же сморщилась в омерзении, смерила Хоту далёким от восторга взглядом.

— Мог бы уже и сделать. Что-нибудь. А то всё только треплешься.

— Что, правда? — огрызнулся Хота, резко вскинувшись. — А с чего ты решила, что ты мне нужна? — он принюхался и демонстративно скривился. — От тебя несёт этим грязным волчарой; ты вся им пропахла, почти как тем человечишкой…

Пощёчина вышла звонкой, хлёсткой и такой сильной, что у меня рука заболела. Но недостаточно сильной. Надо было сломать этому мудаку что-нибудь… Впрочем, ему и так хватило: вон как вытаращился.

— И ты ещё смеешь меня попрекать? Ты? — выдохнула я, с трудом сохраняя ровный тон. Уж истерики он от меня не дождётся. — Уйми своё больное воображение, Хота. Приспичило кого-нибудь назвать шлюхой — начни с себя, это ты у нас любитель волчьих подстилок. А я слишком себя уважаю, чтобы бросаться на первого попавшегося альфу, поманившего пальчиком.

— Ну разумеется, тебе больше по нраву людишки! Как он, хотя бы был хорош?

Сдержанность как рукой сняло. Давно, давно пора было замахнуться как следует и расквасить эту самодовольную морду, чтоб с добрую неделю пугал свою болтливую секретаршу синяками вокруг глаз…

Не смогла. Всего лишь круто развернулась на каблуках и направилась к двери, не зная, чего хочу больше — чтобы он оставил меня уже в покое со своими грёбаными эмоциональными бурями, или чтобы пошёл за мной, догнал, удержал при себе…

Он догнал. Схватил крепко, вжал спиной в дверь, навис надо мной, обдавая запахом алкоголя и чего-то сладкого. Внутри зашевелился неведомый доселе страх перед ним.

— Я ненавижу тебя, Регинхильд, — выдохнул он, уже не скрывая бешенства. — Ненавижу за то, что ты сделала, за то, что отдала себя этому… Надо было убить его тогда, убить за то, что посмел прикоснуться к тебе. Я ведь мог. И тебя — могу. Всего-то нужно…

Широкая ладонь легла поверх горла и сжалась. Едва ощутимо, но этого хватило: мне — чтобы вздрогнуть, а Хоте — чтобы опустить руки и сокрушённо помотать головой.

— Твой папаша дело говорит, Джинни. Тебе стоит держаться от меня подальше.

Он было отстранился, но я не дала — вцепилась в его плечи так, что самой больно. И, почти касаясь его губ своими, тихо произнесла:

— Тогда вышвырни меня за порог, Хота. Потому что сама я никуда не пойду.

Хота замер. На долгие несколько секунд, а может, и минут — поди разбери, когда только и можешь, что слушать его дыхание да неотрывно смотреть в потемневшие от злости глаза. А потом…

Когда его ладони успели оказаться на моих бёдрах? Как вдруг вышло, что я сама подставляюсь под его руки и губы, вовсю помогая задирать на себе юбку? Невыносимо узкую, отвратительно длинную, такую лишнюю, что впору рвать её когтями…

Хота отлично справился сам. Не разорвал, к счастью, но подтянул юбку выше, обнажив меня до самой талии. И тут же замер, не то засмотревшись на ажурное чёрное кружево, не то примериваясь его с меня содрать.

— И вот в этом ты попёрлась на свидание с другим мужиком? — выдал он с негодованием, заставляя меня насмешливо дёрнуть бровью.

— Скажи спасибо, что на мне вообще есть…

Конец фразы потонул в судорожном всхлипе. Чужая ладонь по-хозяйски легла между моих ног, тяжёлая и уверенная, и всего пары движений хватило, чтобы проклясть придурка и всю его — ах, блин, нашу! — родню до седьмого колена. Почему я вообще до сих пор одета? Он ведь чует, как я его хочу; даже через тонкую ткань наверняка может ощутить, что я уже влажная и на всё готовая.

— Да снимай уже! — потребовала, едва ли не зарычав.

Но куда там. Не прекращая легонько поглаживать меня, Хота лишь склонился ещё ближе и, явно издеваясь, прошептал в самое ухо:

— Здесь я командую, кисонька.

Ой, да что ты говоришь?

Я с нажимом провела языком вдоль неосторожно открытой шеи, наслаждаясь солоновато-сладким вкусом его кожи. Прижалась губами там, где предательски частил пульс. Мстительно сомкнула зубы, заставив Хоту ощутимо вздрогнуть. Метки не останется, засранец её пока не заслужил, а синяк наверняка сойдёт уже к полудню… Но и этого хватило: запах зверя стал почти невыносимым, а утробный рык прокатился по коже волной приятного озноба.

Что ж, по крайней мере, он хочет меня так же сильно, как я его.

Почти жалобный стон сорвался с моих губ, когда чужие пальцы наконец-то проникли под краешек белья. Хота будто бы в точности знал, где и как надо коснуться, чтобы я вконец обезумела, чтобы судорожно комкала в пальцах его рубашку и бесстыдно подавалась навстречу ласкающей меня ладони. О боги, да ладно, он всего-то запустил руку мне в трусы… как это вообще может быть настолько хорошо? Так хорошо, что просто невыносимо.

Оргазм накатил быстро и внезапно, принося долгожданное облегчение и почти сшибая с ног. Буквально. Я бы точно сползла по стенке кучей дрожащего желе, если бы Хота не подхватил меня под бёдра, не давая рухнуть.

— Я держу тебя, Джинни, — невесть зачем пробормотал он, и я почти не узнала его голос, низкий и сиплый. — И не отпущу.  Больше нет.

Да я сама с тебя живым не слезу, пока ты меня не трахнешь!

Но нет сил даже съехидничать, особенно когда Хота глядит так алчно и голодно, и глаза у него уже не голубые, а тёмно-янтарные. Звериные. Он теряет контроль над своим зверем, и мне бы испугаться хоть для приличия. Но вместо этого я с жаром отвечаю на очередной поцелуй, мокрый и жадный, и расстёгиваю на нём брюки — неловко, с почти нелепой поспешностью…

А, плевать. Пусть думает что угодно, но он нужен мне. Я хочу его. Сейчас же.

44

Хота снова притиснул меня к двери, наконец-то вошёл одним резким движением. Довольно выдохнув, я скрестила ноги у него за спиной — чтобы быть ещё ближе, ощутить его ещё глубже в себе. С непривычки было больно, но это странным образом подстегнуло возбуждение, вышибло из головы последние жалкие крохи мозгов, оставив там лишь желание принадлежать… своему альфе. Здравый смысл? Не слышала. Тормоза? Ой, их вообще придумал трус. Стыд? Да какой там… с Хотой мне ничего не стыдно. Ни стонать, как в дешёвой порнухе, ни заполошно шептать его имя снова и снова, ни даже умолять, чтобы он не останавливался, чтобы трахал ещё сильнее и жёстче.