Читать книгу "Славно, славно мы резвились - Джордж Оруэлл"

Стратегически все указывает на то, что до зимы ситуация будет находиться в подвешенном состоянии… К тому времени, рассеяв по всей Европе оккупационные силы, почти наверняка испытывая недостаток в продовольствии и проблемы с принуждением местного населения к работе, Гитлер явно окажется в затруднительном положении. Интересно будет посмотреть, не амнистирует ли он преследуемую ныне Коммунистическую партию Франции, чтобы использовать ее против рабочего класса на севере страны, как он использовал Петена против твердолобых.

Если немцы предпримут попытку вторжения и будут отброшены, все хорошо, у нас наверняка будет левое правительство и начнется организованное движение против правящего класса. Только, на мой взгляд, многие заблуждаются, полагая, что, если у нас появится революционное правительство, Россия займет по отношению к Англии более дружественную позицию. После Испании я не могу избавиться от ощущения, что Россия, иначе говоря, Сталин, отринет любую страну, где начнется по-настоящему революционное движение. Обе стороны пойдут в противоположных направлениях. Революция всегда и везде начинается с широкого распространения идей свободы, равенства и так далее. Затем произрастает олигархия, заинтересованная в привилегиях ничуть не меньше, чем всякий иной правящий класс. Такая олигархия всегда будет враждебна революциям в любой точке земного шара, ибо там с неизбежностью возродятся идеи свободы и равенства. В утреннем выпуске «Ньюс кроникл» сообщается, что в Красной армии восстановлен порядок приветствия старших по званию. Армия же революционная начнет с того, что такие приветствия отменит, и в этой крошечной детали отражается вся ситуация. Хотя приветствия и тому подобные вещи, возможно, необходимы.

Волонтерам приказано сдать все револьверы в полицию, ибо в них нуждается армия. Вообще-то, цепляние за бесполезное оружие вроде револьверов, когда у немцев есть автоматы, характерно для британской армии, но мне кажется, что подлинная причина этого приказа заключается в опасении, чтобы оружие не попало «не в те» руки.

И Э., и Г.[139] настаивают, если дело дойдет до края, на моем отъезде в Канаду, чтобы остаться в живых и продолжать пропагандистскую деятельность. Я готов уехать, но с какой-либо определенной задачей, например, правительство переберется в Канаду, и мне будет поручено некое дело; роль же беженца либо журналиста-экспатрианта, повизгивающего с безопасного расстояния, мне не годится. И без меня развелось достаточное количество этих «антифашистов» в изгнании. Лучше уж, если необходимо, умереть, и, может быть, даже в пропагандистском смысле такая смерть будет стоить больше, чем бегство за границу и жизнь на благотворительность там, где тебя не очень-то и жаждут видеть. Не то чтобы я хотел умереть; нет, у меня есть немало, ради чего жить, несмотря на то что и здоровье неважное, и детей нет.

Еще одно правительственное сообщение нынче утром – по поводу потерь от воздушных налетов. Сообщения становятся все лучше и по тону, и по языку, то же самое касается радиопередач, особенно тех, что ведет Дафф-Купер, они практически идеальны для любого с доходом не ниже 5 фунтов в неделю. Но подлинно демократической, простонародной речи по-прежнему не слышно, не слышно ничего, что затронуло бы чувства беднейших рабочих или хотя бы было совершенно доступно их пониманию. Большинство образованных людей попросту не отдают себе отчета в том, сколь малое впечатление производят общие слова на обычного человека. Выпуская свой дурацкий «Манифест рядовых граждан» (составленный им самим и бездумно подписанный «рядовыми гражданами», по его выбору), Эклэнд сказал мне, что черновой вариант, прошедший выборочную проверку, вызвал в рабочей аудитории полное непонимание… Первым признаком того, что в Англии хоть что-то сдвинулось с места, будет отключение от эфира всех этих ужасных пряных радиоголосов. Заходя в бары, я обращаю внимание на то, что рабочие слушают радио, только когда там хоть сколько-то звучит простонародная речь. Правда, Э. утверждает – кажется, не без оснований, – что малообразованных людей часто трогает торжественный язык, не особенно им понятный, но по ощущению привлекательный. Например, миссис А.[140] любит слушать речи Черчилля, хотя понимает в них далеко не каждое слово.

25.6.40

Вчера, в час ночи – первый сигнал воздушной тревоги. В отношении Лондона тревога оказалась ложной, но в каком-то другом месте налет наверняка состоялся. Мы встали, оделись, но в бомбоубежище спускаться не стали. Так же и остальные – встали и принялись просто болтать, не сходя с места, что на вид было довольно глупо. А вот подняться, услышав вой сирены, представляется естественным, ну а потом, при отсутствии обстрела или каких-либо иных турбуленций как-то неловко идти в убежище.

В одной из вчерашних газет я прочитал, что в Америке выдают противогазы, хотя платить за них приходится самим. Гражданскому населению в Англии, как почти наверняка и в Америке, противогазы, скорее всего, не нужны. Выдача их – просто символ национальной солидарности, первый шаг к ношению военной формы… Раз уж война началась, имеющийся при себе противогаз (или его отсутствие) приобретает общественную и политическую подоплеку. В первые несколько дней на людей, которые вроде меня отказывались носить с собой противогаз, смотрели искоса и повсеместно видели в нас «леваков». Затем привычка сошла на нет, и в тех, кто имеет при себе противогаз, стали видеть людей сверхосторожных, в духе налогоплательщиков из предместья. Потом, когда военные сводки начали звучать все тревожнее, привычка вернулась, и, по моим наблюдениям, противогазы сейчас носят с собой процентов двадцать горожан. И все же, если противогаз есть, а военной формы нет, посматривают на тебя с подозрением. Пока не начнутся крупные авианалеты и не станет понятно, что немцы газ фактически не используют, количество людей с противогазами станет, пожалуй, довольно точным показателем того, насколько люди верят военным сводкам.

Ходил сегодня днем на призывной пункт, записываться в батальон гражданской самообороны. Придется наведаться туда еще раз, в пятницу, на медицинское обследование, но поскольку речь идет о мужчинах от тридцати до пятидесяти, придираться, думаю, не будут. Тип, записавший мое имя и другие сведения, – обыкновенный болван, ветеран прошлой войны с медалями на груди, он и грамотой-то едва владеет. Когда пишет большими буквами, то и дело переворачивает их с ног на голову.

27.6.40

Судя по всему, позапрошлой ночью, когда начался авианалет, множество жителей разных районов Лондона были разбужены сигналом отбоя и, приняв его за сигнал тревоги, спустились в бомбоубежища и оставались там до утра в ожидании отбоя. И это на десятом месяце войны и бог знает какого количества объяснений, как надо действовать во время налетов.

Тот факт, что правительство до сих пор не объявляет мобилизацию, оказывает сокрушительное воздействие на пропаганду… Бросается в глаза отсутствие пропагандистских плакатов общего содержания, направленных на борьбу с фашизмом, и так далее. Хоть бы кто-нибудь показал людям из М.О.I[141] плакаты времен войны в Испании, пусть даже это будет продукция франкистов. Впрочем, каким образом способны поднять нацию на войну против фашизма люди, остающиеся в глубине души профашистами, люди, которые умасливали Муссолини почти до того самого момента, когда Италия вступила в войну? Батлер[142], отвечая на вопрос об испанской оккупации Танжера, сказал, что правительство Его Величества «положилось на слово» правительства Испании, будто оно сделало это только для того, чтобы сохранить нейтралитет Танжера, и это после того, как фалангисты вышли в Мадриде на демонстрацию в честь «завоевания» Танжера… Утренние газеты публикуют «опровержение» того, что Оар[143] в Мадриде поднимает вопрос о перемирии. Из чего следует, что как раз этим он и занимается. Интересно только одно: удастся ли нам избавиться от таких людей в ближайшие несколько недель, пока еще не поздно?