Читать книгу "Обмен заложниками - Иван Наумов"

— Зачем тебе это? — спросил он, тщетно пытаясь вспомнить, что читал о ее жизни. То ли сгорели дети, то ли утонули родители. Или кого-то расстреляли? Единственное, в чем он был уверен — это в том, что самоубийство не было прихотью. И еще: ее звали Либерасьон, дедушка-испанец из Французского легиона попал в плен, выжил и осел во Вьетнаме. Но что же случилось у нее самой?

— Ты не похож на Стража, — ответила Сьон. — Ты как птица в клетке. Расскажи мне!

И Клайв заговорил. Сначала через силу, смущаясь, даже приглушив свет, чтобы она не видела его лица. Потом легче, потом перестало быть стыдно, и он выдал все.

Как с десяти лет бредил кино. Как вгрызался в учебники по маркетингу, психологии спроса, анализу восприятия, подсознательным структурам, геометрии сна. Как почти вслепую начал верстку большого сценария — от руки, на бумаге, не доверяя компьютеру. Рисовал диаграммы, обкатывал диалоги, выверял частотность слов, лингвоблоки, мотивационные схемы. Делал наброски визуальных композиций. Понимаешь, Сьон, больше уже нельзя, как раньше, просто что-то придумать. Методика подачи зрителю изображения и звука сейчас много ближе к математике, чем к искусству. И рецепты хранятся в тайне «парамаунтами» и «ворнер-бразерсами». На один проект ушло восемь лет — но схема стоила того…

Как просчитал правильную «заброску крючка» — на анонимном конкурсе, среди жути и мути подросткового творчества. Как «рыбка клюнула», и он получил умеренно равнодушное письмо, предлагающее развить выставленную на конкурс тему в сценарий короткометражки и перейти во взрослый конкурс. Как в тот же день все компьютеры его семьи, включая мамину сестру, пять лет назад уехавшую на другое побережье, его школьный сайт и библиотеки его лучших друзей были вскрыты — нежно, Сьон, нежно — будто пушинка пролетела!

И как в тот момент, когда должна была начаться основная игра — и он готовился спрятать рукописи совсем далеко, потому что за взломом виртуальным мог последовать физический, — взбешенный отчим демоном ворвался в его комнату. У него в компьютере стерлась папка со ссылками, а в протоколах файрволла прописалось подключение с какого-то арабского сервера.

«Не знаю, с кем ты связался, щенок! А я говорил, что шизоидная абракадабра, над которой ты сидишь днями и ночами, не может довести до добра…»

И было много всяких прочих «довести до добра», «я в твое время», «лучше бы занялся спортом», и черт же дернул что-то возразить, потому что тогда отчим просто сорвался с катушек и, заперев Клайва в стенной шкаф, продолжил лекцию. Аккуратно разрывая листок за листком, Сьон, на тонкие аккуратные полоски, как в каком-то романе Кинга. Знаешь, сколько времени нужно, чтобы порвать две с половиной тысячи листов плотной писчей бумаги? Знаешь, как страшно, когда половину твоей жизни методично кромсают в лапшу? Сьон…

Как он собирал по центам деньги на билет в одну сторону до Лос-Анжелеса из их промышленной дыры. Как брел пешком в Голливуд, разыскивая эту аллею, как…

Наверное, он плакал, потому что Сьон все время целовала его в глаза. Пористый пластик соты гасил все звуки — и вселенная сжалась до трех кубических метров. До двух душ, на случайный миг замерших друг рядом с другом.

Зов застал Клайва во сне. Он бежал по осыпающемуся песчаному склону, пытаясь догнать бумажный самолетик, причудливыми петлями кружащий совсем неподалеку, но все более и более недостижимый. С маленьких клетчатых крыльев срывались ленточки букв и как дым таяли в воздухе.

Наконец, ему удалось в отчаянном прыжке схватить самолетик в кулак. Развернув его, Клайв увидел лишь чистый лист бумаги. Ни буквы, ни цифры, ни знака. Он опустился на песок. Песок был теплым.

— Клайв Соммерсон, — сказал окружающий мир, — нужно спешить. Земля вот-вот откроет свое лицо, а ты еще не на посту. Торопись, Страж.

Пустыня исчезла, и Клайв проснулся. Был уже полдень. Быстро одевшись, он выполз в изножье своей соты, и нажал кнопку выхода. Ничего не последовало. Еще и еще раз. Безрезультатно.

Клайв ошарашенно отполз на подушку. Автоматика могла не сработать только при разгерметизации отсека. Тогда появилась бы соответствующая индикация. Что же это?

Желание вылезти из соты и бежать к Булыжнику было сильным до дрожи. Стараясь не паниковать, Клайв вытянул из стены консоль и связался с Петушковым. Только потом он заметил обрывок бумаги, исписанный нервным торопливым почерком.

Пока русский хакер разбирался с блокировкой двери, Клайв еще и еще и еще раз перечитывал записку.

«Милый маленький Клайв, как занесло тебя сюда, как ты оказался среди нас?

Здесь место отчаяния и пустоты, а не обид и унижения.

Ты придумал себе смерть, хотя хочешь жить. Запутался в своих иллюзиях, и они решили тебя убить. Любопытство, которого так мало в остальных, хлещет из тебя через край.

Во мне тоже проснулось желание узнать, получится ли из меня Страж.

Прости и прощай. Хочется думать, что я дарю тебе хотя бы капельку свободы.

Либерасьон».

Петушков, усмехаясь чьей-то странной шутке, открыл перед ним дверь соты.

Оттолкнув русского, Клайв опрометью бросился в сторону бара.

Джиро выронил стакан, и тот звучно раскололся в мойке. За панорамным окном изумрудом и молоком сияла полная Земля. Весь Тихий океан был укутан облаками, закручивающимися в зловещие спирали. Посетители бара пристально смотрели на Клайва.

Нужная дверь тоже оказалась запертой, правда не программно, а механически.

— Как ты мог пустить ее туда?! — заорал Клайв. — Как ты мог?!

Джиро отчужденно пожал плечами:

— Знаете, Гуардиерэ, Сьон убирается в нижнем отсеке трижды в неделю, и раньше это не было проблемой.

От вида земного лика Клайва шатнуло. Борясь с тошнотой, чувствуя, что неотвратимо опаздывает, он навалился на дверь и еле слышно крикнул:

— Помогите Стражу!

Просочившись через наполовину развороченный дверной проем, Клайв, качаясь, спустился вниз.

— ЭТО ЖЕ НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, СЬОН!!!

В голове звенело так пронзительно, что он не слышал собственных шагов. Сумрачный отсек с пучками проводов на стенах казался бесконечным.

На фоне окна едва угадывался силуэт девушки. Она смотрела наружу и будто не слышала его приближения. А он бежал и бежал на ватных ногах, задыхаясь и сипло крича:

— ОТОЙДИ…

В большой прямоугольный иллюминатор на Клайва смотрела планета. Воронки циклонов над Филиппинами и рядом с Калифорнией образовали безумные пустые глаза, а чуть поредевшая облачность дугой от Австралии до Галапагосс на мгновение превратилась в безобразно перекошенный рот.

— ОТ…

Сьон повернулась к нему вполоборота и, показывая пальцем в сторону Земли, произнесла только одно слово: «Улыбнулась!», прежде чем рассыпаться невесомым пеплом.