Читать книгу "Самая страшная книга. Вьюрки - Дарья Бобылева"

Скатившись с крыльца, она налетела на что-то большое, резиново-упругое. Точно старую, размягченную уже ударами боксерскую грушу задела, только груша эта еще и шевелилась, пахла болотом и мясной гнилью. Катя отскочила в сторону, тяжелые бутоны пионов хлестнули ее по голым ногам. Бесформенная масса, очертания которой привыкшие к темноте глаза уже различали, глухо заворчала и с неожиданной стремительной легкостью втянулась в кусты. А Катя, выскочив обратно на дорожку, побежала к калитке.

Она знала, где можно спрятаться. Там, где все изучено и исхожено за долгие годы, все коряги посчитаны, а глубина замерена. Там, где у нее есть хотя бы один друг. На реке.

– На реке тебя не было. Юлька с Пашкой искали.

– Меня спрятали.

Катя стояла у окна, спиной к Никите, и иногда осторожно выглядывала на улицу.

– Кто спрятал?

– Ромочка.

Имя показалось Никите знакомым, но он никак не мог вспомнить, кто это. Катя не оставила ему времени на размышления, передернула плечами.

– Значит, они все на меня думают, да? Что я – зверь?

– Все. А кто тебе… звонил?

Катя обернулась и устало посмотрела на Никиту.

– Не знаю. И кто тогда у крыльца ползал – тоже не знаю.

– А вот я думаю, что у крыльца-то как раз никого и не было. Не отпустил бы он тебя так просто… А это откуда? – Никита кивнул на алые прорехи у нее на рубашке.

Катя осторожно дотронулась до вспухшей круглой ранки и снова отвернулась.

– Ромочкин гонорар. Они кровь живую любят, вот и он теперь тоже.

Ледяная струйка пота скользнула у Никиты вдоль позвоночника, оставив длинную нить липкого холода.

– Кто – они?..

– Те, кто зовет с реки.

«Я знаю, что происходит», – выплыло снова из памяти. И отблеск бледного пламени в глазах, цвета которых он так до сих пор и не запомнил. Соседка напротив, чудаковатая рыбачка, хорошая девочка Катя…

Ему почему-то опять стало смешно. Век он пока не прожил и ничему особо не учился, но дураком помрет точно.

– Они меня до сих пор ищут?

– Почем я знаю. Я ушел.

– Говорил кому-ни…

– Нет, – раздраженно перебил Никита. – Никому я ничего не говорил. Ешь спокойно, не обляпайся.

Катя замерла на секунду у окна, а потом внезапно опустилась на четвереньки и поползла к Никите. И это не показалось ему ни забавным, ни сексуально интригующим, хотя какие еще чувства может вызвать стремительно ползущая к тебе женщина в одной ночной рубашке. На самом деле это было страшно – она почти бежала на четвереньках, ловко и без видимых усилий. Как настоящий зверь.

Никита отпрянул и не сразу почувствовал, что она разматывает шнур, которым были скручены его ноги. Бельевую веревку с запястий она тоже попыталась снять, но узел оказался слишком тугим.

– Зубами попробуй, – не удержался Никита, а Катя зажала ему рот холодной ладонью и еле слышно обругала. Потом разрезала веревку осколком стекла – их тут, на земле, много валялось – и указала на окно. Никита послушно направился к нему, но Катя с негодующим шипением дернула его вниз и заставила ползти на четвереньках, чтобы с улицы не было видно. В затекших ногах разливалась свирепая щекотка, и Никита еле дотащился до подоконника.

Вокруг тринадцатой дачи раскинулась небольшая полянка, на краю которой, у зарослей малины и крыжовника, темнел большой старый пень. Никита даже знал, откуда этот пень взялся – несколько лет назад здесь всем миром спиливали дерево экзотической породы «бразильский орех», которое разрослось так, что эти самые орехи громко падали при каждом порыве ветра на соседские крыши. А отсутствующему хозяину участка на собрании постановили дружно врать, что дерево упало само, а соседи еще и услугу ему оказали, убрав рухнувшего великана.

Сейчас на этом пне лежала плоская рыбина со вспоротым брюхом, внутренности были художественно разложены вокруг и щедро политы темной кровью. А справа к этой не самой аппетитной на вид приманке приближался зверь.

Никита впервые видел его отчетливо, при ярком солнечном свете. Среди высокой травы и копошащихся на клевере пчел крупная, обтянутая голой кожей туша смотрелась нелепо и жутко. Зверь действительно напоминал пиявку. Его черное сегментированное тело передвигалось с помощью многочисленных не то щупалец, не то лап, которые вытягивались, принимали на себя вес и тут же втягивались обратно. Оно подступало к распластанной на пне рыбине неторопливо и осторожно, словно знало или, по крайней мере, подозревало, что все это подстроено специально.

Оторвавшись наконец от завораживающего своей будничной неправдоподобностью зрелища, Никита утянул Катю вниз, под подоконник, и выдохнул ей в ухо:

– Вас что, двое?!

Катя сделала страшные глаза и покрутила пальцем у виска. Со двора послышался хруст. Катя приподняла голову и увидела, как зверь пожирает рыбу, буквально всасывает ее своей круглой многозубой пастью. Уничтожив приманку, он вытянулся в широкую черную ленту и одним движением ввинтился в садовые заросли. Катя перемахнула через подоконник и бросилась за ним, а за ней, в свою очередь, погнался Никита, сам еще не понимавший, что собирается делать – ловить ее или спасать от зверя.

Зверь исчез бесследно. Сколько Катя ни шарила в зарослях, ни приглядывалась к земле и траве, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы, – было решительно непонятно, куда подевалась эта тварь. Катя даже попрыгала на слежавшейся, закисшей почве в надежде обнаружить нору, но только напугала до истошного писка буроватую полевку, прокатившуюся у нее под ногами и тоже скрывшуюся в траве.

Когда Никита разыскал Катю наконец в плодово-ягодных джунглях, вид у нее был такой расстроенный, будто она только что упустила самую крупную в своей жизни рыбу. И именно горестное, полное детской обиды разочарование в Катиных глазах заставило его безоговорочно ей поверить: никакой она не зверь, она совершенно ни при чем – по крайней мере, на этот раз. Он с облегчением улыбнулся и уже готов был обнять ее на радостях, но тут Катя налетела на него разъяренным вихрем. Забыв об охоте, объявленной на нее, и обо всех правилах конспирации, Катя кричала, что это он ее отвлек, и шумел, и спугнул зверя, а она так старалась, устраивая ловушку, единственной рыбой пожертвовала, потому что ей нужно, ей необходимо знать, кто этот зверь, откуда он приходит и почему так подло и разумно, по-человечески ее подставил. Никита мгновенно сменил милость на гнев и заорал, что она не соображает, с чем связалась, и занимается опасными глупостями, и гнаться за зверем средь бела дня бессмысленно, потому что, во-первых, зверь сожрет ее раньше, чем она выберется с участка, а во-вторых, если она все-таки выберется, то ее поймают дачники или пристрелит шатающийся по поселку Усов. А он, Никита, ко всему этому вообще никаким боком и подыхать чисто за компанию не намерен. Тут уже Катя взвилась: пусть валит на все четыре стороны и пусть обязательно расскажет и председательше, и Усову… нет, пусть устроит общее собрание и всем объявит, где искать вьюрковского людоеда – в благодарность за то, что этот людоед его, барышню обморочную, уволок с реки, спасая и от тех, кто в ней обитает, и от настоящего зверя, и…